«Ветер в тюремных решетках»

На фоне идеологических погромов уже идут аресты. Забирают родственников сильных мира сего, чтобы шумнее был арест, чтобы все узнали о случившемся. И боялись.

Нарком морского флота Петр Ширшов имел множество титулов: академик, участник экспедиций на Северный полюс, Герой Советского Союза. Его женой была тридцатилетняя красавица актриса Женя Гаркуша. Они безумно любили друг друга.

В 1946 году она была арестована. И несмотря на все его титулы, Ширшову даже не сказали – за что.

Дневник Петра Ширшова сохранила его дочь Марина.

«И все-таки пишу… потому что нет больше сил терпеть этот ужас. Кончилась очередная суббота, и в 4 часа ночи я просто не могу придумать себе работы в наркомате. И поневоле иду домой, зная, что заснуть все равно не смогу. Я держусь изо всех сил. 13–14 часов на работе – ну а дальше что? Куда мне деться, когда остаюсь один, куда мне деться от самого себя?.. Женя, моя бедная Женя… Как и сейчас, было воскресенье, и ты шептала мне: «Ширш! Мы скоро заведем себе еще одну Маринку, только пусть это будет мальчик!» А потом говорила, как чудесно будет нам вдвоем на юге… Уже совсем стемнело, когда мы поднялись с балкона, и, уходя, ты доверчиво прижалась ко мне: «Ширш! Если бы ты знал, как хорошо мне с тобой». Так ушел этот последний день. С утра была обыденная «горячка» на работе: звонки телефонов, бумаги, шифровки, телеграммы. А в 7 вечера меня вызвали, и я узнал: Женя арестована… Веселую, смеющуюся, ее ждали на берегу реки, и такой же оживленной и веселой она села в машину в одном легоньком летнем платье. Среди чужих и враждебных людей. Когда-то на льдине, в палатке, затерявшейся в пурге и полярной ночи, я мечтал о большой любви, прислушиваясь к завываниям ветра. Я всегда верил в это и ждал… Вот и домечтал-ся – седой дурак, в сорок с лишним лет сохранивший наивность мальчишки. Слушай же, как свистит ветер в тюремных решетках… как воет он над крышей тесного барака, куда заперли твою бедную Женю… Скоро утро… 3 месяца я все же на что-то надеялся, на чудо, не признаваясь себе, ждал, вернется Женя… Сколько раз очередной звонок телефона предчувствием сжимал сердце – это Женя, Женя звонит из дома, отпустили… Сколько раз, вернувшись ночью домой, осторожно входил в спальню: а вдруг чудо, может, она дома, попросту мне не сказали? 3 месяца я добиваюсь, чтобы мне хоть что-нибудь сказали о ней, о ее судьбе, и каждый раз натыкаюсь на стену молчания. Никто ничего не говорит и, очевидно, не скажет. Зачем я все это пишу? Не знаю. Времени у меня впереди более чем достаточно… Я держусь… Я должен жить ради твоей мамы, ради тебя, Маринка. Но пусть никогда в жизни тебе не придется узнать, какой муки стоит удержаться от самого желанного выхода… Пусть никогда ты не узнаешь, как трудно оторвать руку от пистолета, ставшего горячим в кармане шинели».

Евгения Гаркуша была отправлена на золотые прииски: она домывала золото бромоформом – работа, на которую женщин из-за вредности не ставили. Умерла в 33 года в лагере. Ширшов по-прежнему ходил на работу и молчал. Он не раз видел Хозяина на совещаниях. И молчал. Он так и не узнал, за что ее арестовали. Заболел раком и умер в 1953 году.

Не оставил Хозяин вниманием и остатки недобитых Аллилуевых. Давно он с ними не встречался – они относились совсем к другой, забытой жизни. Теперь и они должны были послужить возвращению Страха. Берия это понял и вскоре сообщил Хозяину, будто вдова Павла Аллилуева Женя распространяет слухи, что Павел был отравлен.

Он так и не простил ее, так ловко его обманувшую, торопливо выскочившую замуж. И Берия получил возможность действовать, так что вскоре пополз ответный слух: Павел действительно был отравлен, но… женой! Дескать, жила с другим мужчиной и захотела избавиться от Павла.

1 декабря 1945 года Светлана пишет отцу: «Папочка, что касается Жени, то мне кажется, что подобные сомнения у тебя зародились только оттого, что она слишком быстро вышла снова замуж. Ну а почему это так получилось – об этом она мне кое-что говорила сама… Я тебе обязательно расскажу, когда приедешь… Вспомни, что на меня тебе тоже порядком наговорили!»

Но «папочка» уже действовал.

Дочь Жени – Аллилуева-Политковская: «Это случилось 10 декабря 1947 года. Я недавно окончила театральное училище, жизнь была прекрасна. И раздался этот звонок. Открываю дверь, стоят двое: «Можно Евгению Александровну?» Я кричу: «Мама, к тебе какие-то два гражданина» – и обратно в свою комнату. Прошло немного времени, и я слышу: мама идет по коридору и громко говорит: «От тюрьмы да от сумы не отказывайся». Я услышала, выскочила. Она меня быстро в щеку чмокнула и ушла. Уже после смерти Сталина, когда она вернулась, я спросила: почему она так быстро ушла? Она ответила: «Поняла, что это конец, и задумала выброситься с 8-го этажа в пролет, а то они там замучают». Но они ее схватили и увезли. А потом вдруг ночью – звонок. Входят двое в форме, говорят: «Одевайтесь, возьмите теплые вещи и 25 рублей на всякий случай». Это было всего через месяц после мамы… Посадил он и Анну Сергеевну. Ей тоже «пришили» заговор против Сталина. Она оттуда нервнобольная вышла, со слуховыми галлюцинациями».

В 1948 году он отправил в ссылку Джоника Сванидзе – сына расстрелянных им родственников.

Дочери Светлане он все объяснил кратко, но правдиво: «Знали слишком много и болтали слишком много. А это на руку врагам».

Вся Москва с ужасом говорила об этих арестах: неужели снова начнется 1937 год? А он уже начался…

Сигнал

Хозяин открыл огонь «по штабам» – началось уничтожение соратников. Двое из самых высокопоставленных – Вознесенский и Кузнецов – отправились в небытие.

Есть известная версия, будто пали они в результате борьбы группировок соратников: коварный Берия, блокируясь с хитроумным Маленковым, выступал против всевластного любимца Сталина Жданова и его ставленников – молодых Вознесенского и Кузнецова. И тотчас после смерти Жданова успешно с ними расправились, использовав болезненную подозрительность Сталина. Версия, основанная на непонимании действующих лиц.

Кто были эти его соратники? Всесильный любимец Жданов на самом деле был жалким сердечником, горьким пьяницей и холуем, на которого Хозяин постоянно изливал свое дурное настроение. Хитроумный Берия? Хорош хитроумец – глава тайной полиции, который всего через сто дней после смерти Сталина проморгал первый же заговор, направленный против него самого… Или Маленков – «жирная, вялая, жестокая жаба» (так назвал его сослуживец), также мгновенно проигравший после смерти Вождя… Все они до паранойи боялись Хозяина и исполняли главный завет: никакой самостоятельности. Достаточно посмотреть сталинские «Особые папки»: к нему посылает Берия сообщения обо всех происшествиях в столице. От обсуждения спектакля в Малом театре до посещения иностранцами высотного здания – все докладывается ему, читается им, контролируется им – Хозяином.

В 1951 году Хрущев посмел проявить инициативу – выдвинул идею создания агрогородов. Хозяину должна была понравиться эта показуха – возможность скорого преодоления разрыва между городом и деревней. Но Хрущев посмел забыть правило: малейшая самостоятельность наказуема. Тотчас последовал грозный окрик, и пришлось Хрущеву жалко, как школьнику, каяться в письме: «Дорогой товарищ Сталин, вы совершенно правильно указали на допущенные мною ошибки… Прошу вас, товарищ Сталин, помочь мне исправить грубую ошибку и насколько можно уменьшить ущерб, который я причинил партии своим неправильным выступлением…» И именно за попытку самостоятельного решения заплатит жизнью Вознесенский… Нет, соратники – никто и ничто без Хозяина. Так что это смешно – представить себе их самостоятельные интриги. Он сам соединял их в группировки и толкал уничтожать друг друга. За всеми кремлевскими группировками стоял все тот же Хозяин.

Итак, начиная чистку страны, он бьет по соратникам. Он устал от них, они ему надоели. Они обременены слишком многими тайнами. И слишком стары. Ему нужны новые, послушные, молодые кадры для исполнения Великой мечты. И еще: оглушительное падение вождей должно помочь все тому же – возвращению Страха.

После войны у него появилась любимая тема: он все чаще заводил разговоры о своей старости. Задачей соратников, естественно, было страстно доказывать, что это не так. Посетивший Сталина югославский коммунист К. Попович рассказывал: «Сталин привез нас ночью на Ближнюю дачу… Молчаливая женщина, не говоря ни слова, принесла ужин на серебряной посуде. За ужином и тостами прошел целый час. Потом Сталин начал заводить патефон и приплясывать под музыку. При этом Молотов и соратники выкрикивали: «Товарищ Сталин, какой вы крепкий!» Но настроение его вдруг переменилось: «Нет, я долго не проживу». «Вы еще долго будете жить, вы нужны нам!» – кричали соратники. Но Сталин покачал головой: «Физиологические законы необратимы, – и он посмотрел на Молотова. – А останется Вячеслав Михайлович».

Я представляю, как облился потом от страха Молотов.

Говорил он это, видимо, не раз. Старик Молотов рассказывал поэту Чуеву: «После войны Сталин собрался уходить на пенсию и за столом как-то сказал: «Пусть Вячеслав поработает теперь. Он помоложе». Молотов не рассказал о своем ответе, но можно представить, как он протестовал, как перепугался и подумал: скоро!

И действительно, вскоре Хозяин начал…