Кэкэ уходит

Все это время он продолжал писать письма матери:

«Передают, что ты здорова и бодра, правда ли это? Наш род, видимо, крепкий род. Желаю здоровья, живи долгие годы, мама моя».

Он знал, что это неправда. Мать была больна. Тбилиси – маленький город, так что она уже слышала и об Орджоникидзе, и о его братьях. Все ночи шли аресты. Старые националисты и боровшиеся с ними старые большевики – все должны были погибнуть. Ужас правил городом. И мать в тот страшный год начала умирать.

«Маме моей привет. Посылаю тебе шаль, жакетку и лекарства. Лекарства сперва покажи врачу, а потом прими их. Потому что дозировку лекарства должен определить врач…»

В середине раскаленного лета 1937 года последовало сообщение: «4 июня в 23 часа 5 минут у себя на квартире после тяжелой и продолжительной болезни скончалась Екатерина Георгиевна Джугашвили».

Был пик репрессий, а он знал: на Кавказе умеют мстить. И он не посмел приехать в Грузию, проводить ее в могилу. Этого он тоже не забудет: враги не дали ему проститься с матерью!

Так ушла из жизни упрямая Кэкэ, не простившая Сталину милого Сосо, убитого революционером Кобой…

Я нашел в его архиве присланный ему из Тбилиси жалкий список вещей, оставшихся после ухода матери владыки полумира. Она прожила жизнь нищей и одинокой. Такой и умерла. После ее смерти вернулись обратно и его письма, которые она сохранила…

Теперь он был совсем свободен от прошлого.

Глава 18

Создание Новой Страны

Счастливая дневная жизнь

Бесконечные нудные описания арестов и процессов, казалось бы, заставляют представить угнетенное состояние духа, в котором жила страна в страшном 1937 году. Отнюдь! Подавляющее большинство населения весело просыпалось под неумолчные громкоговорители, с рвением мчалось на работу, с энтузиазмом участвовало в ежедневных митингах, где проклинались враги, и внимательно читало тощие газеты с отчетами о процессах, доказавших надежность чекистов. Люди знали о тяжелой доле трудящихся на Западе, очень жалели угнетенных негров и всех, кому не выпала доля жить в СССР.

Наш сосед по коммунальной квартире жил в одной комнате с женой, матерью и дочерью. Он всегда радостно напевал, просматривая газету в очереди в общую уборную. Во время Октябрьских праздников они всей семьей участвовали в демонстрации: шли на Красную площадь, а потом рассказывали парализованной матери, как они видели Сталина. Мать была глуха, и они ей орали на всю квартиру… Боялись ли они НКВД? Вопрос бы их возмутил. Они знали, что НКВД боятся только враги… Знали ли они об арестах? Еще бы! Многие их знакомые были арестованы. Но лишь потому, что оказались врагами. И вообще аресты происходили после полуночи – в некоей Ночной жизни. Она их не касалась. Ночью они спали сном праведников, чтобы поутру вновь счастливо проснуться и напевать в очереди в клозет… Это было так похоже на то, о чем писал Уильям Ширер в своей книге о гитлеровской Германии: «Стороннего наблюдателя… несколько удивило бы, что немцы не сознавали себя жертвами запугивания и притеснения со стороны бессовестной и жестокой диктатуры. Наоборот, они с неподдельным энтузиазмом поддерживали эту диктатуру».

Открытые процессы с их величественной торжественностью возмездия – принадлежали к развлечениям Дневной жизни… Как и положено истинному цезарю, Хозяин устраивал много развлечений в Дневной жизни для счастливых сограждан. Например, появились рубиновые звезды на башнях Кремля, и люди семьями ходили на Красную площадь смотреть, как они загорались ночью… Гремела маршами Дневная жизнь – ибо это была страна Победителей. Монархистов, меньшевиков, эсеров, кадетов, белую гвардию – всех они победили в Гражданской войне.

Теперь побеждали в мирной жизни – за две-три пятилетки догнали и скоро перегонят весь мир. Каждый день газеты сообщали о победе какого-нибудь передовика труда – и страна ликовала. Победили религию – от Святой Руси остались лишь обезглавленные храмы. На каждом процессе чекисты побеждали врагов и шпионов. Победили саму смерть – нетленный Ильич ждал сограждан в Мавзолее. Каждый день Сталин дарил жителям первого в мире социалистического государства какую-нибудь новую победу. Вот в открытых автомобилях по улицам столицы провезли летчика Чкалова и экипаж его самолета. Впервые в мире совершили они беспосадочный перелет по маршруту Москва – США… А ежегодные парады на Красной площади – военный, физкультурный и воздушный! И наконец, чествования главных победителей – героев труда.

В 1935 году, начиная процессы против вредителей, Сталин распорядился найти шахтера, который должен был дать гигантскую выработку угля. Причем на той же шахте следовало обнаружить вредителей-интеллигентов, естественно, мешавших трудовому подвигу шахтера. Таков был сочиненный Хозяином сюжет, тотчас воплощенный в жизнь. Шахтер Стаханов – паренек из деревни, с обаятельным лицом – был найден, невиданный рекорд организован, вредители на шахте обнаружены. По всей стране началось движение «стахановцев». На неприспособленном оборудовании добивались высочайших выработок. Катастрофы на производстве тут же списывались на вредителей. Рекорды «стахановцев» должны были подстегивать остальных. Теперь Сталин периодически устраивал праздничные шоу: съезды «стахановцев».

И всюду – масса, коллектив. Он создал страну коллективов. Все – коллективно. Коллектив на работе и дома, ведь подавляющее большинство квартир было коммунальными. Коллектив на отдыхе – воскресные выезды на природу. Коллективные праздники – День шахтера, День строителя, День металлурга… Все профессии имели свой праздник, чтобы коллективы в этот день могли вдоволь (и главное – вместе) пьяно повеселиться.

По всей стране он открывает парки культуры и отдыха. Здесь под руководством специально обученных массовиков люди веселились (опять же коллективно). Все – коллективно…

В разгар террора, в 1938 году, в Москве в Центральном парке культуры и отдыха происходили карнавалы трудовых коллективов. Миллионы человек счастливо, беззаботно веселились.

Он был прав, когда сказал слова, которые цитировались на миллионах плакатов: «Жить стало лучше, жить стало веселей».

Сделав парки центрами коллективного веселья, он лично следил, чтобы там непременно была «наглядная пропаганда». Это означало: во всех аллеях висели цитаты – его и Боголенина, призывы партии и лозунги. Среди деревьев белели обязательные статуи его новых святых великомучеников: убиенного кулаками пионера Павлика Морозова и убиенного троцкистами-зиновьевцами Сергея Кирова. На главных площадях парков – статуи Боголенина и Богосталина. В дальних аллеях – грудастые, с толстыми гипсовыми ляжками и круглыми задами физкультурники и физкультурницы.

В парках он велел открыть тиры и парашютные вышки – коллективно стреляли в тирах и прыгали с парашютом. Как и Гитлер в Германии, он следил, чтобы поколение росло крепким – готовил его к осуществлению Великой мечты…

Эта постоянная массовость от съездов до отдыха, это растворение личности в коллективе породило самое ценное – коллективную совесть. Личная ответственность умерла – есть коллективная: «так велела партия», «так велела страна»… Коллективная совесть помогала людям спокойно радоваться жизни в дни жесточайшего террора. И горе тому, у кого пробуждалась личная совесть.

Знаменитый писатель Аркадий Гайдар в 1938 году даже попал в психушку, откуда писал своему другу писателю Рувиму Фраерману: «Тревожит меня мысль – я очень изоврался… иногда я хожу близко около правды… иногда вот-вот… она готова сорваться с языка, но будто какой-то голос резко предостерегает меня: берегись! Не говори! А то пропадешь!»

Но главным народным праздником Дневной жизни был футбол (кстати, он был и любимым развлечением интеллигенции). На футболе подавленные страхом чувства выплескивались в криках и эмоциях. На стадионе можно было забыть о загнанном в подсознание ужасе.

Главное соперничество в футбольной жизни страны шло между двумя клубами: «Динамо» (клубом НКВД) и «Спартаком» (командой профсоюзов). Вся интеллигенция болела за «Спартак». Это была дозволенная фронда…

В дни встреч этих команд на стадионе в правительственной ложе появлялся руководитель НКВД. Сначала это был Ягода. Но расстреляли Ягоду, и в ложе стал появляться маленький Ежов. Расстреляют Ежова, и в ложе появится Берия. Все они свирепо болели за команду «Динамо» и ненавидели Николая Старостина – основателя и главу «Спартака».

Старостина знала вся страна.

Наверное, после Сталина и Ленина это была самая знаменитая фамилия. Четыре самых известных футболиста страны – братья Старостины.

Николай Старостин и начал великое противостояние «Спартак» – «Динамо». Он был неистощим на спортивные выдумки.

В 1936 году на Красной площади должен был проходить очередной парад физкультурников. Глава комсомола и организатор этого празднества Александр Косарев задумал во время парада показать футбол – прямо на площади. Осуществить это было поручено «Спартаку», к невероятной ревности поклонников «Динамо». Во время парада по сигналу Косарева по всей Красной площади был раскинут гигантский ковер – изумрудное поле. На поле выскочили спортсмены «Спартака» и начали демонстрировать игру.

Косарев, стоя рядом со Сталиным, сжимал в руке белый платок. Было условлено: если игра придется не по вкусу Хозяину, по отмашке платком следовало немедленно прекратить.

Хозяин не любил футбол. В тот день он с непроницаемым лицом следил за игрой. Но его соратники на Мавзолее сошли с ума от восторга: Ворошилов подпрыгивал и кричал.

А внизу под ними лежал непогребенный Боголенин…

Косарев так и не махнул платком, и счастливые футболисты поняли – понравилось… Они ошиблись. Он просто дал им повеселиться напоследок – этим жалким слабым людям, стоявшим рядом с ним на Мавзолее. И Косарев, и Чубарь, и Постышев, и Рудзутак – все, кто по-детски радовался игре, должны были вскоре исчезнуть вместе со старой партией…

Он пользовался этой глупой слабостью сограждан. В 1936 году ошеломляющим событием для СССР были не процессы – страна жила приездом футболистов-басков. Сталин дал народу очередной праздник – выписал этих знаменитых футболистов, тогда лучших в мире. Страна ликовала. Ягода и Ежов позаботились: «Спартак» не был заявлен на участие в матчах, баски играли с «Динамо». И дважды разгромили команду НКВД!

Страна погрузилась в траур. И тогда Сталин велел выиграть. Ежов предложил выпустить на поле «Спартак». Он понимал – поражение от басков станет концом команды.

«Спартак» тренировался под Москвой. На матч команду везли торжественно – в открытых «линкольнах». Но у автомобилей по пути вдруг стали лопаться шины (НКВД не дремал?). Опоздай «Спартак» – и ему конец! Но они успели – приехали, когда на поле уже выходил судья. Переодевшись прямо в машинах – на глазах восхищенных болельщиков, – «Спартак» выбежал на поле. Они сражались насмерть. Для басков это был футбол, для «Спартака» – борьба за жизнь. В конце игры на табло были невероятные цифры: «Спартак» разгромил басков со счетом 6: 2.

Страна ликовала, незнакомые люди целовались на улицах. Старостин стал кумиром страны. Руководство НКВД скрежетало зубами.

В 1938–1939 годах «Спартак» делал невозможное – выигрывал и чемпионат, и кубок страны. Это было уже слишком.

Берия, расстрелявший Ежова, начинает вплотную заниматься футболом. В юности он сам был футболистом и даже играл за одну из грузинских команд. Он был, как сейчас говорят, фанатом «Динамо».

С этого момента Старостин был обречен. Но он и его братья были слишком популярны, и Хозяин не позволил…

Это случится уже в дни войны, когда всем будет не до футбола. 20 мая 1942 года Старостин проснулся от яркого света. Пистолет в лицо – и крик: «Встать!» Его вывели, втолкнули в машину, отвезли на Лубянку и предъявили показания уже расстрелянного Косарева. Оказывается, глава комсомола на следующем параде физкультурников «готовился ликвидировать руководителей партии и правительства, для чего организовал боевую группу из спортсменов во главе с Николаем Старостиным».

В ту же ночь арестовали и трех его братьев. Все они получат по десять лет лагерей – мягчайший приговор по тем временам.

Так Старостин вступил в Ночную жизнь, о которой старались не говорить и даже не думать.