О чем они могли говорить?

Это было страшное время. И Полина – типичная революционерка из того страшного времени.

В 1949 году, арестованная по приказу Хозяина, она на допросе рассказывает свою биографию:

– Моя фамилия Карповская Перл Семеновна. А Жемчужина – это моя партийная кличка.

– Вы работали в подполье?

– Да, на Украине, в период пребывания там армии Деникина… Принимая участие в работе Международного женского конгресса, я познакомилась с Молотовым… в конце 1921 года я стала его женой.

Впоследствии Полина – заместитель наркома пищевой промышленности, нарком рыбной промышленности… Жертва Сталина, эта стойкая революционерка и после освобождения будет продолжать его боготворить. Могла ли она любить Надю, эту «бабу», симпатизирующую Бухарину, который презирал и ненавидел ее мужа, в дни, когда шла острая борьба за власть? И присутствие этой «бабы» рядом с Хозяином – не опасно ли?

А Бухарину Надя действительно симпатизировала.

Ларина: «Тайно она разделяла его взгляды, связанные с коллективизацией, и… улучив момент, сказала ему об этом».

И Молотов это знал: «Чтобы она пошла за Бухариным, это маловероятно. Но она, конечно, поддавалась влияниям Бухарина».

Так что выбежала за ней Полина больше по обязанности: вторая дама должна утешать первую. Но если и утешала, то, думается, делала это своеобразно.

В то время Полина могла знать некую тайну, намек на которую был бы смертелен для Надежды… След этой тайны – в дневнике Марии Сванидзе.

«Я их наблюдала»

Мария – жена Алеши Сванидзе, та самая, которой исповедовалась в своем одиночестве Надежда. Алеша и Мария были арестованы в 1937 году, и бумаги Марии были тотчас переданы Сталину. Он хранил их на квартире, в своем личном архиве. И не случайно. Мария Сванидзе посмела сделать запись, которую недопустимо было читать посторонним.

«04.11.34. Вчера, после трехмесячного перерыва, вновь увидела И. (Иосифа. – Э.Р.). Он вернулся из Сочи. Выглядит хорошо, но сильно похудел. Часов в 7 мы: я, Нюра (Анна, сестра покойной Надежды. – Э.Р.) и Женя (жена Павлуши Аллилуева. – Э.Р.) пошли к нему. Его не было дома… Мы были с детьми, сидели в Васиной комнате, и вдруг по коридору прошел он, в летнем пальто, несмотря на холодную погоду (он с трудом всегда меняет по сезонам одежду, долго носит летнее, к которому, очевидно, привыкает, и та же история весной с костюмами, когда они снашиваются и надо надевать новый…). Он пригласил нас к столу. Встретил он меня ласково, спросил про Алешу и шутил с Женей, что она опять пополнела, и был с нею очень нежен… Теперь, когда я все знаю, я их наблюдала… Открыли шампанское, и мы пили тосты…»

Женя – мечта восточного мужчины: русая коса, румянец во всю щеку. Высокая русская красавица.

Аллилуева-Политковская: «Маму прозвали «роза новгородских полей», у мамы рост – 1 м 75, перед родами она наколола дров и пошла меня рожать».

Запись в дневнике Марии относится к 1934 году – уже после смерти Нади. Но если это увлечение и не началось раньше, то безошибочным чутьем любящей женщины Надя могла предвидеть эту страшную для нее возможность…

Я беседую с Аллилуевой-Политковской:

– Много раз я читал, что после гибели жены Сталин разогнал всех Аллилуевых…

– Напротив – он нас всех взял к себе на дачу в Зубалово. И мы с 1932 года жили там – и бабушка с дедушкой, и Сережа, и папа с мамой, которые приезжали на субботу-воскресенье и жили у него… Нрав у Сталина был суровый, но он замечал, когда женщины хорошо одеваются. Он говорил маме: «Женя, вам надо одевать советских женщин».

Да, он восхищался ею и до 1934 года. И если знать, как он устал от скандалов с женой, от этой вечной борьбы с нею…

Так что достаточно было Жемчужиной чуть-чуть намекнуть… И цыганская кровь взыграла – Надя побежала, помчалась домой. Скорее всего она ждала его, чтобы яростно с ним объясниться. И видимо, дождалась его – выпившего. Было объяснение в ее комнате, и, конечно, обругав ее, он пошел спать. Вдогонку она швырнула ему розу. И от бешенства и бессилия – схватила пистолет…

Когда он услышал выстрел, он уже все понял. И увидел ее – лежащую у кровати, залитую кровью… Помогать было поздно, и он решил притвориться спящим. А далее – все, как описывает няня. Экономка вошла в ее комнату, и тогда уже разбудили его.

Но все это версии, фантазии… Одно точно: он был в доме. И он понимал: враги скажут, что он убил ее. Трудно будет объяснить, как он не услышал выстрела в ночной тишине. И вот тогда он выдумывает версию, которую все должны повторять, как повторяет бедная Корчагина: «Даже вы, тов. Калинин, знаете, что тов. Сталин был в этот вечер с тов. Молотовым за городом на даче».

Но прислуга знает: он был в квартире. И это странное несоответствие с официальной версией рождает страшные слухи.

После похорон он занят привычным делом – ищет виноватых и легко их находит. Враги – это они отравляли ее разум, нашептывали ей против него. Недаром он всегда это чувствовал…

Вспомним уже процитированные слова Молотова: «Она, конечно, поддавалась влияниям Бухарина». В них отзвук слов самого Хозяина.

Начальник личной охраны Сталина генерал Власик в беседе с историком Н. Антипенко рассказал: «Надежда принесла домой из Промакадемии и показала Сталину подброшенное ей на занятиях рютинское обращение к партии, где Сталина именовали агентом, провокатором и прочее».

Ларина: «Николай Иванович вспоминал, как однажды он приехал на дачу в Зубалово и гулял с Надеждой Сергеевной возле дачи. Приехавший Сталин тихо подкрался к ним и, глядя в лицо Николаю Ивановичу, произнес страшное слово: «Убью». Николай Иванович принял это за шутку, а Надежда Сергеевна содрогнулась и побледнела».

Нет, это не ревность – он был слишком уверен в себе и в ней. Речь идет все о том же: о влиянии Бухарина на Надежду.

Он боялся их разговоров – о голоде в деревне, о рютинских обращениях. Он был по горло сыт ее обвинениями и мог предполагать, что во многом они шли от Бухарина. Так что его «убью» – это серьезно…