Книга: Тираны России и СССР
Назад: Коба, Ленин и яд
Дальше: На старте

Часть третья

Сталин: жизнь и смерть

Тиран возникает… из корня,

называемого народным представительством.

В первое время он улыбается, обнимает всех,

с кем встречается… обещает много…

Но, став тираном и поняв, что граждане,

способствовавшие его возвышению, осуждают его,

тиран вынужден будет исподволь

уничтожать своих осудителей,

пока не останется у него ни друзей, ни врагов.

Платон


Глава 10

Бывшая тень

Встреча со Сталиным

Пленум ЦК принял рекомендованное Лениным еще до болезни решение: монополия внешней торговли должна оставаться в руках государства. Троцкий выступал главным агитатором за это решение. Он явно исполнял теперь при Ленине роль Кобы. Крупская сообщила мужу о победе его решения, и едва оправившийся после припадков Ленин диктует письмо Троцкому: «Как будто удалось взять позицию без единого выстрела (резолюция о внешней торговле. – Э.Р.). Я предлагаю не останавливаться и продолжать наступление».

Наступление – все та же атака на Кобу. Ленин умеет бороться.

На следующий же день Каменев, испугавшийся явного сближения Троцкого с Лениным, пишет записку Сталину о контакте вождей:

«Иосиф, сегодня ночью мне звонил Троцкий, сказал, что получил записку, в которой Старик выражает удовольствие принятой резолюцией…»

Сталин отвечает: «Тов. Каменев… Как мог Старик организовать переписку с Троцким при абсолютном запрещении доктора Ферстера?» Новый тон: он уже не Иосиф, он – Генсек, никому не позволяющий нарушать партийное решение.

И тогда Сталин вызывает Крупскую по телефону и орет на нее. Попросту грубо орет.

Крупская в шоке. Вернувшись с работы домой, «она была совершенно непохожа на себя: рыдала, каталась по полу», – вспоминала Мария Ульянова.

Видимо, тогда же, в нервном срыве, Крупская не выдержала и рассказала Ленину об оскорблении. Взбешенный Ленин написал Сталину письмо о разрыве отношений.

Одновременно Крупская отправила яростное письмо Каменеву: «Лев Борисович… Сталин позволил себе по отношению ко мне грубейшую выходку. За все 30 лет я не слышала ни от одного товарища ни одного грубого слова, интересы партии и Ильича мне не менее дороги, чем т. Сталину. Сейчас мне нужен максимум самообладания. О чем можно и о чем нельзя говорить, я знаю лучше всякого врача. Во всяком случае, лучше Сталина. Я обращаюсь к вам и к Григорию (Зиновьеву. – Э.Р.) как наиболее близким товарищам В.И., прошу оградить меня от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз. Я тоже живая, и нервы напряжены у меня до крайности».

Она не сразу поняла, что произошло. Впервые в жизни жена Ленина увидела Сталина. До того она знала только верного Кобу. Но, постепенно придя в себя, Крупская сумела оценить новую ситуацию и понять свою беспомощность. И видимо, тогда же она упросила секретаря подождать отсылать Сталину ленинское письмо.

Между тем Каменев, получив письмо Крупской, понял: война Вождя со Сталиным возобновилась. Каменев отправился к Троцкому. Они обсудили ситуацию и решили… оставить Сталина!

Впоследствии Троцкий вспоминал эту сцену. «Я стою за сохранение «статус-кво», – заявил он Каменеву. – Если Ленин до съезда встанет на ноги, что мало вероятно, мы обсудим этот вопрос заново. Я против ликвидации Сталина, но я согласен с Лениным по существу. Сталинская резолюция по национальному вопросу никуда не годится… Кроме того, нужно, чтоб Сталин сейчас же написал Крупской письмо с извинениями…»

Глубокой ночью Каменев сообщил Троцкому, что Сталин принял все условия и Крупская получит от него письмо с извинениями. И тогда Крупская уговорила Ленина не посылать свое письмо. «В.И. она сказала, что они со Сталиным уже помирились», – вспоминала Мария Ульянова.

Ленин согласился – он умел обуздывать порывы. Он решил сначала подготовить новое наступление и лишь тогда отослать письмо.

Но Сталин в курсе всего, что делается в ленинском доме.

Мария Ульянова: «Раз утром Сталин вызвал меня в кабинет, он имел расстроенный и огорченный вид. «Я сегодня всю ночь не спал, – сказал он мне, – за кого же Ильич меня считает, как он ко мне относится, как к изменнику какому-то, я же всей душой его люблю. Скажите ему это как-нибудь».

Да, он решил в последний раз притвориться Кобой.

Но важнейший урок из происшедшего он усвоил: Троцкий и Каменев так ненавидят друг друга и так боятся возвышения друг друга, что оба оставят его Генсеком. Даже вопреки воле Ленина.

Неутомимый В.И

Ленин жил в Кремле – он должен был уехать в Горки, но обильный снегопад завалил дорогу. Однако он не терял времени. Едва оправившись от приступов, Вождь продолжил сражение.

С конца декабря он тайно диктует «Письмо к съезду», которое войдет в историю как завещание Ленина. Ильич поставил условие: письмо должно быть прочтено только тому съезду, который состоится после его смерти.

В этом письме Ленин дал характеристики всем ближайшим соратникам – и у каждого отметил весьма существенные недостатки.

Наконец он перешел к Сталину. Его характеристику Вождь связал с… Троцким: «Отношения между Сталиным и Троцким составляют большую половину опасности того раскола, который был бы избегнут… увеличением числа членов ЦК… Сталин, сделавшись Генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью. С другой стороны, Троцкий… он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и… хвастающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела».

Так он ударил по двум нелюбимым людям.

Документ переписывается секретарем. Черновики сжигаются. Копии укладываются в конверты с надписью «Строго секретно» и отправляются Крупской. Она должна их вскрыть только после смерти Ленина.

Но одна копия, за сургучными печатями, остается в секретариате.

Почему помешанный на секретности Вождь вдруг стал таким наивным? Как он мог поверить, что переданная в его секретариат копия останется неизвестной его соратникам? Неужели он не знал, что слуги не выполняют приказов бывших господ?

И Фотиева тотчас позаботилась: в Партархиве осталось ее письмо Каменеву: «Товарищу Сталину в субботу 23 декабря было передано письмо В.И. к съезду… Между тем уже после передачи выяснилось, что воля В.И. была в том, чтобы письмо хранилось строго секретно в архиве и могло быть распечатано только В.И. или Крупской… Я прошу товарищей, которым стало известно это письмо… смотреть на него как на запись мнения В.И., которое никто не должен знать».

На письме Фотиевой пометы: «Читал Сталин. Только Троцкому». Троцкий: «О письме В.И., естественно, никому не рассказывал».

Итак, «случайно» не поняв Ленина, Фотиева тут же передает письмо Сталину, а тот… Троцкому.

Потом (как мы узнаем) Фотиева ознакомит с письмом Каменева и Зиновьева. И скорее всего – с согласия Сталина.

Почему? Там содержатся их весьма нелестные характеристики, что делает всех крайне заинтересованными в том, чтобы о письме никто не узнал. Так Сталин обеспечил себе союзников в сокрытии письма.

Но в начале января 1923 года неутомимый Ленин добавил новый текст: «Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и общении между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности Генсека. Поэтому я предлагаю способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который… отличался бы от Сталина только одним перевесом: был бы более терпим, более лоялен, более вежлив, более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д.».

На этом Ленин не останавливается. Он начинает писать серию статей, одна из которых – резкая критика Рабкрина, бывшего наркомата Сталина. Ленин умеет бороться…

Но Сталин, видимо, тотчас обо всем узнал, и в феврале доктор объявил Ленину, что ему «категорически запрещены газеты, свидания и политическая информация»… «В этом запрете Ленин увидел уже не медицинскую рекомендацию, – вспоминала после смерти Сталина сразу осмелевшая Фотиева. – И Владимиру Ильичу стало хуже. Его расстроили до такой степени, что у него дрожали губы… по-видимому, у В.И. создалось впечатление, что не врачи дают указание ЦК, а ЦК дает инструкции врачам».

Но Ленин придумал, как избавиться от опеки Сталина. 5 марта он вдруг отсылает ему то самое яростное письмо по поводу уже исчерпанного инцидента с Крупской: «Уважаемый т. Сталин! Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она вам выразила согласие забыть сказанное… я же не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу вас взвесить, согласны ли вы взять сказанное назад или предпочитаете порвать между нами отношения. С уважением Ленин. Копии – тт. Каменеву и Зиновьеву».

Ленин полагает, что взорвал ситуацию. Разве может надзирать за ним человек, с которым он порывает отношения? Даже если Сталин извинится, Ленин найдет, как продолжить ссору. Так что ЦК придется что-то предпринять.

Но он не знает, что Сталин просчитал и этот ход. Еще 1 февраля он попросил Политбюро освободить его от опеки над больным Лениным. Он знал, что Зиновьев и Каменев, напуганные попытками умирающего Вождя блокироваться с их врагом Троцким, не позволят Ленину уйти из-под его надзора. Так и случилось. Политбюро постановило: «Отклонить». И теперь волею партии он остался ленинским тюремщиком – до конца.

Утром Сталин получает ленинское письмо, но он спокоен. Он знает ночную новость. Ярость дорого стоила Ленину – ночью он потерял дар речи и долго шептал отрывочные слова и звуки, записанные врачами: «Помогите, ах черт… черт… ет… помог…»

«Ет» – это, видимо, тот же «черт». И хотя под утро речь к Ленину вернулась, Сталин не сомневается: черт более не поможет. Скоро!

И он тут же пишет ответ. Много десятилетий будет храниться это письмо в секретном архиве – последнее письмо бывшего Кобы бывшему Вождю: «Т. Ленин! Недель пять тому назад я имел беседу с т. Надеждой Константиновной… сказал по телефону ей приблизительно следующее: «Врачи запретили давать Ильичу политинформацию… между тем вы, оказывается, нарушаете этот режим, нельзя играть жизнью Ильича» и прочее. Я не считаю, что в этих словах можно было усмотреть что-либо грубое… предпринятое «против вас». Впрочем, если вы считаете, что для сохранения отношений я должен взять назад сказанные выше слова, я их могу взять назад, отказываясь, однако, понять, в чем тут дело, где моя вина и чего, собственно, от меня хотят?»

Письмо жесткое. Пора этому полутрупу понять: Коба умер, а Сталин не церемонится.

Но этого ответа Ленин не прочел.

10 марта Сталин узнал: удар лишил Вождя и чтения, и письма, и речи. Последний звонок прозвучал…

И тогда последовала просьба, о которой Сталин тут же сообщает письмом членам Политбюро: 17 марта Крупская «в порядке архиконспиративном… сообщила мне просьбу Вл. Ильича достать и передать порцию цианистого калия… Н.К. говорила… Вл. Ильич переживает неимоверные страдания… Должен заявить, что у меня не хватит сил выполнить просьбу и вынужден отказаться от этой миссии… о чем довожу до сведения Политбюро…»

Вряд ли несчастный Вождь уже мог что-то соображать. Это сама Крупская пытается исполнить его прежнюю волю – избавить мужа от мучений. И действительно, Сталин сообщает друзьям по «тройке» Зиновьеву и Каменеву, цитируя в кавычках ее слова: «Надежда Константиновна сообщила… она пробовала дать калий, но «не хватило выдержки», ввиду чего требует «поддержки Сталина».

Он знает нравы своих товарищей: потом они же его обвинят. Нет, пусть Ильич потрудится – умрет сам. И члены Политбюро, естественно, одобрили это решение. Теперь Сталин был чист.

Назад: Коба, Ленин и яд
Дальше: На старте