Большевики захватывают Петроградский Совет – Троцкий становится его председателем. 9 октября случилось то, чего так ждал Ленин: начался конфликт окончательно разложившегося гарнизона с правительством. Керенский попытался отправить ненадежные войска на фронт, но Совет тотчас выступил в их защиту.
Троцкий создает при Совете орган, который должен был обеспечить оборону Петрограда от немцев и «военных и штатских корниловцев». Этот Военно-революционный комитет он превращает в легальный штаб большевистского восстания.
10 октября состоялось знаменитое заседание – на нем были все большевистские лидеры. Здесь впервые появились бритые (для конспирации) Ленин и его недавний сошалашник Зиновьев. Ленин делает доклад о текущем моменте: «Вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело». И они не останутся одни. Обсуждая известия о волнениях в германском флоте, Ленин объявляет эти события доказательством «нарастания во всей Европе всемирной социальной революции». Он чувствует неуверенность сподвижников, но умеет заразить их своей верой. Главная черта Ленина – отсутствие сомнений в том, что он исповедует в данный момент (хотя в следующий он с тем же отсутствием сомнений может исповедовать прямо противоположное). И эту черту истинного Вождя усвоит Коба. «Учимся понемногу, учимся»…
Для руководства восстанием создается Политическое бюро, в которое Ленин включает Кобу.
Против восстания выступают Зиновьев и Каменев – они предрекают ему гибель. Оба не могут забыть страшных июльских дней. Потерпев поражение при голосовании, Каменев совершает решительный поступок. 18 октября он публикует в газете Горького «Новая жизнь» заявление, где излагает позицию – свою и Зиновьева: восстание обречено на поражение, и это повлечет за собой самые гибельные последствия для партии, для судьбы революции.
Ленин в ярости. Он пишет письмо в ЦК – требует исключить из партии «штрейкбрехеров революции», выдавших тайну восстания.
Хотя тайны никакой не было. «По городу идут слухи, что 20 октября будет выступление большевиков», – писала в письме к своим знакомым крупным детским почерком гимназистка Надежда Аллилуева.
Опомнившись, Зиновьев посылает трусливое письмо в редакцию «Рабочего пути» (так в те дни именовалась запрещенная «Правда»). Он старательно доказывает, что «серьезных разногласий с Лениным у него нет и быть не может». Его просто не поняли…
И случилось странное: не страшась ленинского гнева, редактор Коба не только опубликовал письмо, но прибавил к нему примечание, где поддержал Зиновьева и даже осмелился покритиковать ленинскую непримиримость.
Для обсуждения поступка Зиновьева и Каменева собирается заседание Центрального комитета. Троцкий требует их исключения из ЦК. Коба предлагает совсем иное: «Обязать этих двух товарищей подчиниться, но оставить в ЦК».
Побеждает предложение Троцкого, и тогда Коба объявляет о своем уходе из «Рабочего пути». Еще одно его прошение об отставке. И так же, как в прошлом, он знает: будет безопасный финал. Действительно, ЦК не принял его отставки. Впоследствии таких прошений будет много…
Почему он поддерживает Зиновьева и Каменева?
Во-первых, уже сколачивает группу – объединяет вокруг себя двух влиятельнейших членов партии. Во-вторых, подстраховывается на случай, если восстание потерпит неудачу: он защищал тех, кто против.
Есть и в-третьих… Но об этом позже.
А пока он предоставляет Троцкому и прочим готовить опасное восстание. Сам же Коба готовит… повестку дня Второго Всероссийского съезда Советов!
24 октября по инициативе Троцкого большевики начинают восстание. И опять – ирония истории: в Смольном дворце, в знаменитом Институте благородных девиц, где учились манерам дочери русских аристократов, разместился штаб восстания… У дверей дворца – пулеметы и орудия. Внутри какая-то лихорадочная жизнь: в комнатах совещаются, в главном зале – непрерывные митинги. Всюду – солдаты, рабочие, матросы.
И в этом эпицентре восстания… Кобы нет!
Коба сидит в редакции. 24 октября «Рабочий путь» печатает обращение к населению, к рабочим и солдатам, написанное им: «Если все вы будете действовать дружно и стойко, никто не посмеет сопротивляться воле народа. Старое правительство уступит место новому, тем более мирно, чем сильнее, организованнее и мощнее выступите вы…»
«Мирно» – он продолжает ту же линию.
Правительство попыталось начать первым. Ранним утром отряд юнкеров ворвался в типографию «Рабочего пути», конфисковал отпечатанные экземпляры. Коба посылает рабочих за поддержкой. «Волынский полк сейчас же дал роту. И уже самый факт, что правительство закрыло, а наша рота пришла и встала на стражу типографии, придал всему району такую смелость», – писал участник событий. Но Коба знает: проигранные сражения часто начинаются с удачных выстрелов.
Уже утром он восстанавливает порядок в редакции. И что же дальше? Неужели он просидел там весь исторический день переворота?
«Человек, пропустивший революцию» – так назовут Кобу историки с легкой руки Троцкого.
Действительно, в это время все большевистские лидеры (кроме Кобы и Ленина) были в Смольном, на спешно организованном экстренном заседании ЦК. На нем принимается предложение Каменева: «Сегодня ни один из членов ЦК без особого постановления ЦК не может покинуть Смольный».
Распри забыты: вчерашние паникеры Каменев и Зиновьев – среди руководителей восстания. Раздаются последние приказы о захвате власти в столице. Всем дирижирует Троцкий. Разъезжаются партийные функционеры на боевые места: «Член ЦК Бубнов – на железные дороги, член ЦК Дзержинский – захватывать почту и телеграф, Подвойский – наблюдать за Временным правительством и т. д.».
Все руководство партии принимает участие в восстании. Кроме двоих – Ленина и Кобы!
Своего Вождя партия скрывает на нелегальной квартире, на случай неудачи. Но где же Коба?
Троцкий: «Когда между актерами распределялись роли в этой драме, никто не упомянул имени Сталина и не предложил для него никакого поручения. Он просто выпал из игры».
Забыли о человеке, еще вчера руководившем съездом? Об одном из лидеров партии? А как же Ленин? Мог ли он не использовать этого опытного организатора и удачливого террориста в решающий час восстания? Мог ли он разрешить ему просидеть Октябрьский переворот в редакции? Наивные вопросы! Значит, Коба сам уклонился, попросту исчез, заслонившись работой в редакции? Но если так, неужели Ленин не отметил эту осторожность, точнее, трусость? Тогда почему на следующий день после переворота он назначает этого труса членом первого правительства? Почему все последующие дни после переворота Коба проведет в кабинете Ленина? Значит… трусости не было?! Тогда что же было?