Но вскоре Кобе пришлось потесниться, как, впрочем, и другим членам Бюро. В Россию вернулся Троцкий.
Он был меньшевиком и много порочил большевиков, потом ушел и от меньшевиков. Этот «вольный художник революции», блестящий журналист и великий оратор постоянно сражался с Лениным. «Диктатор», «будущий Робеспьер» – так именовал Ленина Троцкий. «Иудушка» – так называл Троцкого Ленин. И это были самые мягкие взаимные оскорбления… Но теперь, после Февраля, взгляды врагов удивительно сблизились. Теперь Ленин провозглашал давнюю мечту Троцкого – курс на «непрерывную революцию». И оба бунтарских лозунга – «Вся власть Советам!» и «Долой Временное правительство!» – совершенно совпали у бывших непримиримых врагов.
Идя столько лет в разные стороны, враги встретились.
Первая же речь Троцкого на вокзале наэлектризовала толпу. Великий актер в драме революции вновь вышел на подмостки.
Как нужен Ленину такой союзник! Но он знал: избалованный славой Троцкий никогда не пойдет первым на примирение. И Ленин пошел сам – после стольких лет взаимных оскорблений. Уже через несколько дней после возвращения Троцкого состоялся этот путь в Каноссу. Ленин заставил участвовать Зиновьева и Каменева в переговорах, точнее, в уговорах. Бывшие враги Троцкого уговаривали его вступить вместе со своими сторонниками в партию большевиков. Троцкий упрямился – требовал снять название «большевики». Ленин не соглашался, но продолжал уговаривать. Каменев и Зиновьев ревниво смотрели, как унижается Ленин. И как Троцкий держит себя вождем партии, еще не вступив в нее.
Троцкий начинает сотрудничать с Лениным. Но Коба спокоен. Впоследствии Троцкий утверждал, что Коба всегда питал к нему зависть и ненависть. Думаю, ошибался. Все диктовала шахматная партия, которую разыгрывал Коба. И для нее приезд Троцкого, как это ни странно, очень полезен.
Коба умел читать в душах низменные чувства. И понимал: прибытие Троцкого сплотит с ним и Каменева и Зиновьева, как сплачивает верных старых слуг появление нового любимчика. Теперь они будут вместе. И еще: он знал Ленина. Никогда тот не забудет Троцкому многолетней борьбы, никогда не признает его «своим», всегда будет опасаться этого неуправляемого революционера, который чувствует себя равным Вождю.
Коба знал: выделиться особой преданностью Ленину – значит выделиться особой ненавистью к Троцкому.
3 июня открылся Первый Всероссийский съезд Советов, где произошел эпизод, который войдет во все произведения о революции. Меньшевик Церетели заявил: «В настоящее время в России нет политической партии, которая бы говорила: «Дайте в наши руки власть, уйдите, мы займем ваше место. Такой партии в России нет». И тогда Ленин выкрикнул из зала: «Есть!»
Это показалось диким: большевиков на съезде – жалких девять процентов. Но 6 июня на совместном заседании Военной организации большевиков и ЦК партии Ленин предложил провести демонстрацию – показать силу своей малочисленной партии.
Демонстрация именовалась мирной, но… «Вся власть Советам!», «Долой десять министров-капиталистов!» – таковы ее воинственные лозунги.
Член ЦК Смилга: «Если события приведут к столкновению, участники демонстрации должны захватить здания почты, телеграфа и арсенала».
Из выступления М. Лациса: «При поддержке пулеметного полка занять вокзал, банки, арсенал и здания почты и телеграфа…»
Да, нетерпеливый Ленин уже готовит первую попытку большевистского переворота. Мог ли он не использовать Кобу – организатора кровавых демонстраций в Грузии? Конечно же, Коба был в центре событий. Это им составлено воззвание «Ко всем трудящимся и ко всем рабочим и солдатам Петрограда». Но участие его максимально скрыто: ведь Коба – один из влиятельных членов Исполкома Совета, и в случае неудачи его надо там сохранить. Отсюда реплики Кобы во время заседания: «Нельзя форсировать, но нельзя и прозевать», «Наша обязанность – организовать демонстрацию»… Но «никаких захватов телеграфа».
Уже 9 июня на съезде распространяются слухи о демонстрации большевиков против правительства. Меньшевик Гегечкори зачитывает съезду листовку с воззванием Кобы, случайно подобранную на улице.
В сочетании с заявлением Ленина готовящаяся демонстрация приобретает зловещий смысл. На трибуне Церетели: «То, что произошло, является заговором для… захвата власти большевиками…»
Буря негодования. Чхеидзе: «Завтрашний день может стать роковым…»
Каменев, Коба и члены большевистской фракции демонстрируют изумление и голосуют вместе со съездом против демонстрации.
Временное правительство предупредило: «Всякие попытки насилия будут пресекаться всей силой государственной власти». Ленин решает сдаться: ночью принимается решение отменить демонстрацию. Это решение вызывает забавный ход Кобы.
Он подает заявление о выходе из ЦК – считает отмену демонстрации ошибочной. Коба отлично знает: ход безопасный – ему будет предложено взять заявление назад.
Так оно и получилось. Но этим шагом он открыл партии тайное: свое участие в организации демонстрации.
Какой он смелый и решительный парень – Коба. Игрок Коба.
Этот разговор состоялся в Партархиве. Мой очередной анонимный собеседник сказал: «Большевистские документы – особые. Если там написано «мирная демонстрация», скорее всего, это – вооруженное восстание. Общее правило: «да» – почти всегда значит «нет». И наоборот. Кто-то назвал этот язык «глубоким» – бездонный язык с двойными-тройными смыслами. И еще: Сталин – великий мастер игры. И чтобы понять причину его ходов – ищите результат игры. Только тогда кое-что начинает проясняться…»
Я часто вспоминаю эти слова. Да, Коба хотел вооруженной демонстрации. И только много позже мы поймем почему.
Итак, съезд возмущен подготовкой демонстрации. Буря надвигается: кажется, большевиков растерзают. Предлагаются самые жесткие резолюции, но… все уходит в песок. Вместо этого съезд принимает решение: провести демонстрацию. Конечно, мирную и под лозунгом: «Доверие съезду и правительству».
Но какую закулисную интригу надо было провести, как столкнуть делегатов, чтобы вместо осуждения большевиков была принята идиотская резолюция, фактически разрешившая большевикам провести уже подготовленную демонстрацию! Кто спровоцировал съезд на это глупое решение? Да, тут действовал гений интриги.
Комбинация Кобы развивается, хотя понять ее смысл пока трудно.
18 июня была проведена грандиозная демонстрация под лозунгами большевиков. Триумф! В «Правде» появились две статьи о демонстрации: Ленина и Кобы, двух организаторов.
«Солнечный ясный день, – писал Коба. – Шествие идет к Марсову полю с утра до вечера. Бесконечный лес знамен… От возгласов стоит гул, то и дело раздается: «Вся власть Совету! Долой министров-капиталистов!»
Уже через два часа после успеха демонстрации на совещании членов ЦК Ленин заявляет: пора перейти к демонстрации силы пролетарских масс.
Слабеющее Временное правительство переживает очередной кризис. Вечно ссорящиеся русские демократы создали выгодную ситуацию. И Ленин решает попробовать – захватить власть.
В организации июльского выступления виден почерк будущих сталинских шедевров. В Первом пулеметном полку, где полным-полно большевистских агитаторов, распространяются слухи об отправке полка на фронт. Предпочитающие сражаться на митингах солдаты приходят в ярость и объявляют о вооруженном выступлении. Большевики, конечно же, уговаривают его отменить.
Как они это делали, изложил в своих воспоминаниях один из руководителей Военной организации, В. Невский: «Я уговаривал их так, что только дурак мог сделать вывод, что выступать не нужно». Солдаты, естественно, не захотели быть дураками. Полк освоил «глубокий язык» своих агитаторов: просят не выступать – значит, просят выступать.
2 июля полковой митинг призвал к восстанию. Полк отправил делегатов в другие воинские части, на заводы и в Кронштадт. Вооруженные солдаты выходят на улицы. Ленин объявлен больным и исчезает из активной жизни.
В Кронштадтской крепости шел непрерывный митинг. Матросская вольница отличилась здесь уже в первые дни революции. В эти «бескровные дни» на кораблях Балтийского флота были расстреляны матросами 120 офицеров. Матросы сорвали погоны с адмирала Вирена, избивая, приволокли его на Якорную площадь и убили. В тот же день были расстреляны адмирал Бутаков и еще 36 командиров. Военная крепость превратилась в логово пиратов. Именно тогда в Кронштадте был организован большевистский комитет, который и руководил этой вольницей. Кронштадт стал ленинской цитаделью. Когда появились представители пулеметного полка, была продолжена все та же комедия: большевики уговаривали матросов не отвечать на призыв пулеметчиков, но уговаривали так, чтобы те непременно ответили. Большевик Раскольников, один из вождей Красного Кронштадта, писал: «У нас был очень хороший обычай, согласно которому я ежедневно звонил в Питер и, вызвав к телефону Ленина, Зиновьева или Каменева… получал инструкции».
Но инструкции кронштадтцы получали и еще от одного руководителя. Поэт Демьян Бедный описывал, как он был в редакции «Правды», когда на столе у Кобы зазвонил телефон. Из Кронштадта спрашивали: следует ли морякам явиться на демонстрацию в Петроград вооруженными или безоружными? Попыхивая трубкой, Коба ответил: «Вот мы, писаки, свое оружие – карандаш – всегда таскаем с собой… А как вы со своим оружием?»
Все как всегда – он в центре дела, но он и ни при чем. В тот же день, как рассказывает Церетели в своей книге «Воспоминания о Февральской революции», Коба явился на заседание Совета и сообщил: вооруженные солдаты и рабочие рвутся на улицу, большевики разослали своих агитаторов, чтобы удержать их.
Это заявление Коба попросил занести в протокол и удалился. Чхеидзе сказал Церетели с усмешкой: «Мирным людям незачем заносить в протокол заявления о своих мирных намерениях».
Конечно, Коба совсем не предполагал, что ему поверят. Просто, продолжая шахматную партию, он выбрал себе удобную роль миролюбивого посредника между Советом и большевиками. И возможно, убедил Ленина поручить ему эту роль. Ведь грузину легче будет договориться с грузинами, коли демонстрация провалится.
4 июля вооруженные кронштадтцы погрузились на суда и поплыли брать Петроград. Со «своим оружием» высаживаются они на Васильевском острове и направляются к особняку Кшесинской. Миролюбца Кобы, естественно, в штабе большевиков нет, на балкон выходят Луначарский и Свердлов – «большевики второго ранга». Но матросы требуют Ленина. Им объявляют: Ленин болен. Матросы начинают волноваться.
Зная, что Ленин в особняке, изумленный Раскольников отыскивает прячущегося Вождя. И приходится «больному» произнести весьма осторожную речь. После чего демонстрация направляется к Таврическому дворцу требовать, чтобы Совет взял власть. Здесь матросы арестовывают вышедшего к ним главу эсеров Чернова и уже готовятся увезти его на автомобиле – расстреливать. Но Троцкий, поняв, что за это придется расплачиваться, прыгает на капот автомобиля и начинает произносить речь, славить матросов – «красу и гордость русской революции». Завершает он свой панегирик неожиданной фразой: «Гражданин Чернов, вы свободны».
Весь день шли беспорядочные манифестации. Толпы рабочих и вооруженные матросы бродили по улицам, Ленин уже перешел в Таврический дворец. Но в этот момент в город вошли воинские части с фронта, верные правительству. Судьба выступления была решена. В особняке Кшесинской мичман Раскольников начал готовить здание к обороне.