45

Сара

Озеро Комо

Октябрь, 1927

Октябрьским бодрящим утром Сара и Эдмунд сидели в зале, сквозь стрельчатые окна вызолоченном итальянским солнцем, и вместе с другими туристами слушали лекцию, предвкушая, сколько всего интересного расскажут дома. Нынешняя лекция посвящалась истории замка двенадцатого века неподалеку от Белладжо, куда после обеда намечалась экскурсия: осмотр замка и полдник с дегустацией плодов древних оливковых рощ и виноградников, производящих лучшее в мире красное вино.

В группу англоязычных туристов входили американцы и англичане, и супругам Портер неоднократно приходилось защищать свою родину от насмешек последних.

– Почему лидеры вашего Нового Света, бесцеремонно похваляющегося всевозможными свободами, уже почти десять лет отказывают приличному человеку в его праве на выпивку?

Тема сухого закона в Америке возникала постоянно. Всякий раз Сара предоставляла ответить Эдмунду.

– Закон запрещает не потребление, а покупку и продажу спиртного, – объяснял он, стараясь, чтобы его страна выглядела не столь примитивной в глазах граждан просвещенной державы. Недавно его фирма выиграла дело, защищая владельца подпольного бара, утверждавшего, что он просто делится с друзьями запасами своего подвала. Запрет подразделял выпивох на две категории: законопослушных, предусмотрительно запасшихся алкоголем, и нарушителей закона. Восемнадцатая поправка выглядела нелепицей, однако существенно обогатила фирму Эдмунда.

Назойливая дама из Арлингтона, сидевшая рядом с Сарой, пользовалась такими крепкими духами, что от них разламывалась голова. Дождавшись перерыва, Сара сказала, что поднимется в свой номер, велев Эдмунду дослушать лекцию, одну из последних перед отъездом домой.

В мраморном вестибюле к Саре обратился коридорный в великоватой ему униформе с золотыми пуговицами:

– Синьора Портер?

Сара кивнула, он вручил ей конверт.

Каблограмма. Сара торопливо вскрыла и прочла сообщение.

– Я могу продиктовать вам ответ? – спросила она.

– Si, – сказал коридорный, но бессмысленный взгляд его уведомил, что он не понимает английский.

Сара дала ему монету и, цокая каблуками по мраморному полу, вдоль стен, украшенных фресками из легенд, поспешила к портье, которого засыпала поручениями: вызвать с лекции Эдмунда, отправить каблограмму с ответом, сообщить руководителю группы о необходимости изменить маршрут, забронировать билеты на пароход из ближайшего к Белладжо порта.

Когда через несколько недель она, измученная дорогой, на веллингтонском вокзале вышла из поезда, ей показалось, что воздух родного города, которым больше не дышал отец, стал другим.

Брайди, встретившая их у дверей, приняла у нее меховую шапку и перчатки, и Сару вдруг переполнило странное чувство обиды, что отец надумал умереть на руках служанки, а не дочери. Глупость, конечно. Она была признательна Брайди за трепетную заботу об отце. В сентябре Молодой доктор заверил ее и Эдмунда, что состояние больного улучшается, и вместе с Брайди уговаривал не откладывать поездку. Да и сам отец настаивал, чтобы она отправилась в путешествие.

И вот теперь его нет.

Саре почудился запах трубочного табака, и у нее защипало глаза. Даже этот отцовский след скоро исчезнет.

Она думала, что уже выплакала все слезы в последнюю ночь в гостиничном номере и в бесконечные дни и ночи в каюте или на палубе, когда чей-нибудь голос или испещренные венами старческие руки напоминали отцовские, или в корабельной часовне, где искала уединения. Но теперь, войдя в отцовский кабинет и увидев его трубки, выстроившиеся в подставках, Сара опять расплакалась. Эдмунд под руку увел ее из комнаты.

* * *

Сара отправляла деньги за доставку багажа, и почтмейстерша миссис Когсуэлл, поздравив ее с благополучным возвращением и выразив соболезнования, пустилась в рассказ о прекрасной панихиде по мистеру Холлингворту, на которую пришло много людей, не только местных, но и приезжих, и о том, кто из них, невзирая на холод и дождь, проводил его до самой могилы, а кто – нет. Какая жалость, что Сара не могла присутствовать! И какие чудесные виды запечатлены на присланных ею открытках!

Сару кольнуло виной, но она лишь вежливо покивала, приведя в движение перья на шляпке, которую углядела в витрине римской модистки. Почтмейстерша сочла это знаком продолжить рассказ.

– Уж не знаю, как мистер Таппер придет в себя.

– От чего? – спросила Сара, получая квитанцию через оконце в медном ограждении, когда-то давно подаренном почте ее отцом. Всякий раз, как маленькая Сара вместе с мамой приходила на почту, почтмейстер просовывал в оконце конфету.

– Он жутко перепугался, увидев следы отравления вашего батюшки, упокой Господь его душу. Но Молодой доктор всё ему растолковал.

– Какие следы?

– Белые полоски на ногтях. От мышьяка! Правда, доктор сказал, мышьяк тут ни при чем.

И миссис Когсуэлл поведала обо всем, что узнала от электрика, пока вместе с ним дожидалась телеграфистку, заправлявшую новую ленту в аппарат.

* * *

Обычно после заграничных поездок Сара непременно находила время показаться врачу, дабы удостовериться, что никакая чужестранная хворь не проникла в ее организм. Сейчас прямо с почты она отправилась к Молодому доктору.

В сезон гриппа к нему была очередь, но медсестра тотчас провела Сару в кабинет.

Врач вышел из-за стола и взял ее руку в перчатке в свои ладони.

– Я вам очень сочувствую. Кончина вашего отца – потеря для всех нас.

Ласковым озабоченным взглядом он походил на Старого доктора. Сара вспомнила, что он тоже потерял отца – год назад тот умер от аневризмы аорты. Был учрежден благотворительный фонд его имени.

– Расскажите, что произошло. – Сара опустилась на стул с прямой спинкой.

Помедлив, врач вернулся к столу и сел во вращающееся кресло. Сара помнила этот стол Старого доктора, всегда пугавший ее анатомическими муляжами разных частей тела в натуральную величину. Сейчас они покоились на комоде за спиной Молодого доктора.

– Случай был сложный, – сказал он, оглаживая бороду. Фоном ему служила вывеска «Карантин», приготовленная для прошлогодней вспышки оспы, которая, к счастью, не вышла за пределы соседнего поселка. – Чахотка не всегда протекает руслом, проложенным в учебниках.

Доктор покачал головой и, не глядя на собеседницу, повел речь о непредсказуемости развития болезней.

– Перк… – перебила его Сара. Она обратилась к нему по имени, как в детстве, когда они вместе играли на берегу. Возникла картинка: маленький Перк бежит к финишу, стараясь не уронить ореховые скорлупки с вытянутых ладоней. – Возможно, что моего отца отравили?

Врач смолк и стал приглаживать волосы.

– С чего вы взяли?

– Мистер Таппер заметил…

– Ох уж этот мистер Таппер! – Перк оставил волосы в покое и начал крутиться вместе с креслом. – В каждой бочке затычка!

– По его словам, он заметил след мышьяка.

Врач встал. Потом опять сел.

– Сара, дорогая моя… – начал он, но тут же исправился: – Простите, миссис Портер, симптомы еще ни о чем не говорят. Если б было так просто поставить диагноз, я бы остался без работы. Лейконихия указывает на самые разные состояния организма, в том числе на присутствие в нем яда, но это очень редкий случай. Обо всем этом я сказал мистеру Тапперу и надеялся, что он передаст вам мои слова.

– Я просто спросила, возможно ли, что отца отравили.

Господи, чего я так вцепилась в эту абсурдную версию? – подумала Сара. Но внутри что-то не отпускало. Раз уж на эту тему заговорила почтмейстерша, которая наверняка обсуждала ее с другими, долг дочери развеять все сомнения.

Перк выдержал ее взгляд. Помолчали.

Она подвела отца, позволив ему умереть в одиночестве. Но больше не подведет.

Перк откашлялся и поправил авторучку в медном стакане письменного прибора.

– Медицина не такая уж точная наука, какой ее считают пациенты. Наверное, можно допустить вариант отравления. Но кто подсыпал яд? В последнее время ваш отец ни с кем не общался. Мисс Моллой окружила его исключительной заботой, давала все назначенные лекарства, следила за его диетой. И что могло бы подтолкнуть ее на такой поступок?

«Ничто», – мысленно ответила Сара на нелепый вопрос. Брайди молилась на ее отца. Говорила, что всегда мечтала о таком родителе.

– Разве что молва не врет, – сказал врач.

– Какая молва? – насторожилась Сара.

– Та самая. Об ирландцах.

Когда Брайди появилась в их доме, кое-кто отговаривал Сару брать ее на службу – мол, ирландцы чересчур вспыльчивы, да к тому же католики, им нельзя доверять. Дескать, «Рыцари Колумба» в церквях хранят оружие и только ждут сигнала папы к восстанию. Сара с отцом отмели досужую болтовню. Однако давешние итальянские лекции, поведавшие о том, как кельты, не брезгуя изощренно жестокими средствами, противостояли попыткам ввести их в лоно цивилизации, несколько поколебали ее уверенность.

Чуть позже в смотровой Молодой доктор расспросил Сару о поездке и, заглянув в ее горло, прослушав легкие, ощупав шею, фонариком посветив в уши, нос и глаза, объявил, что никакая заморская дрянь в нее не проникла.

* * *

Время от времени Сара заходила в комнату отца, но долго не могла заставить себя притронуться к его вещам.

Работы было много, и заниматься ею предстояло одной. Рейчел вернулась во Францию, Ханна – в Вермонт.

Всякая вещь вызывала потоки слез. Тапочки под кроватью. Запонки в плошке на комоде красного дерева. Сара собралась выдвинуть тяжелый ящик, но, услышав шаги Брайди, поспешно выпустила ручку, словно маленькая девочка, без спросу забравшаяся в отцовскую комнату.

– Помощь не требуется? – спросила Брайди, пряча заплаканные глаза. Она тяжело переживала смерть хозяина. Однако он ей не отец.

– Нет, спасибо. – Сара отвернулась к шкафу.

С отъездом Винсента между ними возникло напряжение. Как теперь быть с Брайди? До конца жизни держать ее в доме? Эдмунд спросил, что Сара намерена делать, поскольку нужда в постоянной няньке отпала. Нам все равно нужна домработница, сказала она. Муж завел речь о приходящей уборщице, что служила у его матери, но Сара напомнила об их частых поездках и выразила сомнение, что заботу о старом доме можно безбоязненно доверить постороннему человеку.

Она еще не знала, что делать с Брайди. Порой приходила мысль поселить в доме новую молодую служанку, с кем не будет совместных горестных воспоминаний.

Но сейчас ей было не до Брайди. Надо разобраться с вещами отца.

* * *

В ящиках Сара нашла кипу старых открыток, которыми они, дети, поздравляли отца с днями рождения. Манжеты, воротнички, подтяжки для носков, запонки. Нарукавную траурную повязку. Обувные рожки, шнурки, свитеры, часовые цепочки и шляпные ленты. Отец никогда ничего не выбрасывал. В ящике стола, где хранились папки с корреспонденцией, лежало вернувшееся письмо к мадам Брассар. На коричневом конверте стоял штемпель «Адресат выбыл». Сару подмывало прочесть письмо, но она сдержалась и бросила его в камин, похвалив себя за порядочность. Не любопытная, чай, кумушка. Но когда подобравшееся пламя лизнуло конверт, она передумала и кочергой вытащила письмо обратно. Вдруг в нем что-нибудь такое, что ей стоит знать об отце? Как-нибудь потом прочтет.

Через неделю, разобрав все ящики, она попросила Брайди принести из кухни табурет-стремянку, чтобы заглянуть в шкафчик над камином. Там в щели между запыленными грудами бухгалтерских книг сверкнула зеленая стекляшка. Пузырек с лекарством. За металлическую косынку пробки Сара вытянула его на свет. Этикетка с черепом и перекрещенными костями известила, что в пузырьке яд.

– Мышьяк, – прочла Сара. Брайди, сметавшая хлопья пыли в совок, подняла голову. – Откуда он взялся в этой комнате?

Вопрос прозвучал неожиданно резко для нее самой. Какая связь между конторскими книгами и ядом? Разве мышьяку место среди гроссбухов?

– Покажите. – Брайди потянулась к пузырьку и долго разглядывала этикетку. Лицо ее помрачнело, в глазах стояли слезы.

– Наверное, доктор прописал, – сказала она.

– Мышьяк? – Сара слезла со стремянки. – Врач лечил чахотку мышьяком?

Брайди еще больше помрачнела и уставила взгляд в пол.

– Может, какой новый способ…

Позже Сара поговорила с Молодым доктором, и он подтвердил то, что она и сама знала: ни один нормальный врач не пропишет мышьяк чахоточному больному.

А вот Эдмунд отмахнулся от ее тревог. В доме полно мышьяка, сказал он. В подвале, чтоб травить крыс, и в кладовой, чтоб добавлять в краски. Конечно, странно, что пузырек с мышьяком оказался в комнате больного, но это еще не доказывает злой умысел. Случайность – не улика, и потом, не ясен мотив.

– Чего Брайди могла добиться, отравив твоего отца?

Эдмунд наконец и сам навестил Молодого доктора для осмотра после поездки. Домой он вернулся с коробочкой успокоительных пилюль для Сары, страдавшей, по его словам, серьезным нервным расстройством. Это вполне естественно, сказал врач, ведь она пережила смерть отца, с которым была очень близка.

* * *

Распоряжение наследством Бенджамина Лаверстока Холлингворта затягивалось из-за осложнений в оформлении документов, старомодной бухгалтерской практики увязывания личных и деловых издержек и того обстоятельства, что кое-кто из наследников проживал за рубежом. Оглашение завещания состоялось лишь в июне. Дело о наследстве доверили фирме Эдмунда, но поскольку он был родственником покойного, вел его Филипп Боггс.

Оглашение завещания одарило двумя открытиями, весьма повлиявшими на жизнь бенефициариев. Первое: состояние Холлингворта оказалось значительно меньше ожидаемого.

И второе: в списке наследников значилась мисс Бригита Моллой, за долгую и преданную службу семейству Холлингвортов получавшая пять тысяч долларов.

Пять тысяч! Хватит на дом и машину! Теперь Эдмунд признал, что подозрения Сары, возможно, не совсем беспочвенны.