– …неплохое название для романа. (Вы видите, видите?! – ничто не собьёт этот мозг, эту вечно работающую на производство текстов турбину.)

В наше время смерть значительно усовершенствовалась благодаря некоторым милосердным приспособлениям, и всё же удовольствия в ней маловато. Но если бы человек мог знать: смерть – дар или наказание? – это в корне изменило бы всё наше существование. В том числе существование литературы.

Я полагаю, в каждом отдельном случае смерть несёт в себе и дар, и наказание. Она ведь разная бывает: величественная, ничтожная, долгожданная или безвременная. Всё зависит от обстоятельств конкретной человеческой судьбы. Кроме того, смерть (не-бытие) всегда по-разному трактовалась в разных культурах. И как дар – мученику, и как наказание – преступнику.

Писатель же приглядывается к смерти, даже пристально её изучает задолго до собственного срока – такая уж профессия. Кто это – Хемингуэй? – сказал: «Надо убивать своих любимых»? Похоже, это так. Писатель много бы отдал за возможность написать ту единственную главу за прощальным кадром сознания (и пошли титры, титры, титры, которых обычно никто не читает…) и писал бы её, уверяю вас, с удовольствием, с увлечением…

Но этого никому не дано, и потому главу о «манере уйти» писателя напишет уже кто-то другой. Друг. Коллега. Или – никому не пожелаю – критик.

Есть поразительная история о Льве Толстом у одра умирающей жены Василия Сурикова. Художник, как известно, очень любил свою жену Елизавету Августовну и очень переживал её смертельный недуг. В это время в дом к ним стал часто наведываться Лев Николаевич, который дружил с Суриковым и сочувственно относился ко всей семье. Суриков Толстого боготворил. И вот писатель повадился приходить в отсутствие хозяина, подолгу сидеть у постели умирающей женщины, задушевно беседовать с ней о приближающейся смерти. Видимо, это не добавляло ей настроения, она плакала, боялась визитов Толстого. С каждым днём больной становилось всё хуже, развязка была близка. Однажды художник пришёл домой раньше обычного часа и застал Толстого в спальне больной, а её саму – в слезах. Суриков пришёл в бешенство. Он затопал ногами, закричал: «Пошёл вон, злой старик!»

Толстой молча вышел.

История скверная, но вспомните гениальный рассказ Толстого «Смерть Ивана Ильича», и вы всё поймёте. Писатель – всегда исследователь: событий, движений души, рождения и смерти. Это не вопрос добра или зла. Это вопрос удачно написанной сцены. И повторю: это не издевательство, не равнодушие, не старческая чёрствость. Всё гораздо хуже: это творчество.