Заключение

Даже сегодня древнее ремесло алхимиков продолжает жить. Парацельсовская теория о лечении подобного подобным превратилась в лженаучную гомеопатию, которую практикуют миллионы людей по всему свету. Ученые называют новейшие понятия так, будто бы вера в одушевленность металлов и алхимические метафоры никуда не исчезла – благодаря этому появляются напоминающие старинные термины «усталость» или «старость» металла, а также «темная энергия». До сих пор ходят легенды о тайном советском оружии, «красной ртути», которую якобы и ныне можно купить у мафии.

Словно в притче о камне и кругах на воде, алхимия в нашей жизни присутствует буквально повсюду – хотя это и не всегда ясно, если не знать, куда смотреть. Хочется надеяться, что после этой книги не замечать ее колоссального влияния на историю человеческой цивилизации будет просто невозможно: мы узнали, что со священным искусством связаны такие разные явления как мумии и йога, порох и фарфор, спиритизм и ядерная физика, оно вдохновляло множество знаменитых художников, писателей, правителей и ученых. Алхимия не стала рутинной повседневной практикой, в отличие от своей сестры астрологии – если в любом киоске можно купить гороскоп или лунный календарь, вряд ли вы найдете что-либо про превращение металлов или связанные с ним духовные практики в газете. За счет этого златоделие и сохранило практически первозданную притягательность и таинственность.

Какой же может быть алхимия будущего? Вероятно, что человечество все же найдет какие-то новые способы добычи золота. К примеру, не так давно были обнаружены разновидности грибов, которые аккумулируют золото рядом с собой для того, чтобы быстрее расти. Правда, если мы научимся использовать эту необычную способность грибов, и проведем «трансмутацию» земли в золото при помощи гриба-атанора, придется столкнуться с теми же экономическими трудностями, каких опасались атомные златоделы в XX в.

Еще одним вариантом перерождения для алхимии будущего является ее адаптация на уровне идеологии. Удачный пример – это возникший в 1969 г. в Массачусетсе и существующий в какой-то форме до сих пор Институт новой алхимии. Его создатель, биолог Джон Тодд, вслед за древними экспериментаторами считал, что в микрокосме заключены знания о макрокосме. Он сделал из этого абсолютно новый вывод: природа мысляща, а, следовательно, нам нужно беречь ее как макроуровень собственного существования. В теориях, которые продвигает Институт новой алхимии, эликсиром жизни таким образом является единство природы и культуры, а философский камень сможет как превращать стихии в энергию, так и трансформировать алхимика внутренне, чтобы он смог осознать единение с природой. Тодд прославился как пионер внедрения технологий ветряных турбин и солнечных батарей в массовое пользование – уже сегодня без них нельзя представить себе ни глобальный рынок, ни ландшафты во многих частях мира. Расшифровывая вместо златодельческих загадок макрокосмическую инструкцию по правильному природопользованию, человечество, по его мнению, сможет успешно произвести трансмутацию.

Так или иначе, чтобы устремиться в будущее, нужно хорошо понимать уроки прошлого. В этом и состоит значение работы историка. Благодаря изучению истории алхимии мы можем не только приблизиться к пониманию, какими же были люди Античности или Средневековья, но и узнать больше о самих себе, четче осознать свои цели и увидеть свое отличие от предыдущих поколений. Чтобы изучать это противоречивое явление правильно, однако, требуются определенные навыки. Хотя еще в начале XX в. казалось, что достаточно просто открыть алхимический трактат и начать его читать, сегодня мы видим, сколько ошибок в интерпретации может принести такой подход. Алхимическую иконографию, через сюжеты которой я кратко рассказал историю древней науки, подобает исследовать так же, как мы исследуем другие образы, Сейчас эта большая часть визуальной культуры прошлого, к сожалению, живет в резервации известной только историкам традиции. К златодельческим аллегориям применимы те же методы, которые историки и искусствоведы применяют при анализе любых изображений, в том числе всем известных шедевров живописи. И если алхимией поначалу интересовались только эзотерики и юнгианцы, которые давали священному искусству предельно далекие от его собственного языка оценки, сегодня стоит вернуть анализ иконографии в научное русло и связывать каждую, пусть даже самую фантастическую и забавную аллегорию с ее историческим и художественным контекстом, а также с текстом, написанным рядом. Потому читая современную литературу об алхимии, лучше не доверять эзотерикам-фантазерам или недобросовестным ученым, не владеющим палеографией, языками, средствами текстуального и иконографического анализа. Чаще всего их рассуждения о старинном ремесле – чистый полет фантазии.

Впрочем, полностью исключать фантазию из своей жизни тоже нельзя. Поэтому надеюсь, что подобно тому, как форма уробороса натолкнула немецкого химика Фридриха Кекуле (1829–1896) на открытие формулы бензола, алхимия не оставит без вдохновения и терпеливого читателя, одолевшего этот труд, и пригодится в его или ее жизни.

Благодарности

Я признателен людям и местам, которых и которые я встречал на долгом пути к написанию этой книги. Мой интерес к иконографии и культурной антропологии возник благодаря потрясающим семинарам филолога и философа Вадима Михайлина – моего научного руководителя в Саратовском университете. Увлечение темой алхимии началось со счастливого совпадения – я написал статью об алхимической иконографии в СССР, и, думая, где бы можно выступить с ней, обнаружил анонс целой алхимической конференции в Вязьме, небольшом городке на Западе России. Там, а затем на следующей конференции в Смоленске, я познакомился с целым рядом замечательных исследователей и специалистов по истории алхимии и эзотеризма, в частности с организатором конференций Юрием Родиченковым, историком масонства Юрием Халтуриным, а также молодым исследователем алхимии из Бернкастель-Куса Виталием Морозовым. Поступив в магистратуру Русской антропологической школы РГГУ в Москве, я посвятил свою магистерскую диссертацию теме древнегреческой алхимии Зосимы Панополитанского, а моими чуткими наставниками были знаток древнегреческой философии и языка Ирина Протопопова и феноменальный переводчик и эрудит Алексей Гараджа. Став аспирантом, сначала под руководством академика Вячеслава Иванова, а затем Ирины Протопоповой, я начал работать над диссертацией про упоминаемую в главе про Средневековье алхимическую «Книгу святой Троицы». Во многом именно эту тему инспирировала медиевист Ольга Тогоева: после очередной конференции «Пирровые чтения» в Саратове она попросила меня написать статью «Иисус Христос как философский камень» для исторического альманаха «Казус».

Так как для задуманного мной масштабного труда по алхимической иконографии не хватало ни источников, ни научной литературы, в их поиске я уехал из России – сначала в Барселону по аспирантской программе Erasmus+, а затем в Германию, где благодаря поддержке немецкого исторического института в Москве и краткосрочной стипендии от фонда DAAD мог предаваться своим исследованиям на протяжении долгого времени, до тех пор, пока меня не пригласил работать в библиотеку нижнесаксонского города Вольфенбюттеля историк искусства Штефан Лаубе. Два года под его руководством я занимался составлением базы алхимической иконографии – находил, описывал и анализировал все известные на сегодня алхимические фронтисписы, а также аллегорические изображения, посвященные теме колб, заключающих в себе людей, животных и химические реагенты. Мои познания в иконографии постоянно расширялись, в т. ч. благодаря сотрудничеству с замечательными историками, Михаилом Майзульсом и Дильшат Харман, итогом которого стала наша совместная книга «Страдающее Средневековье», отмеченная премиями и обласканная критиками. После ее издания и окончания проекта в Вольфенбюттеле я продолжил исследования для будущего труда по алхимии в библиотеке Готы под эгидой Fritz Thyssen Stiftung, а затем в университете Гумбольдта в Берлине при поддержке Stiftung des Abgeordneten Hauses.

Мне хочется поблагодарить всех моих учителей за вдохновение и знания, что они мне так щедро давали; друзей и коллег – за долгие беседы и неоценимую научную помощь; сотрудников упомянутых библиотек и грантовых фондов – за поддержку в исследованиях; свою семью – за возможность заниматься тем, к чему лежит сердце.