Теперь тело поправляется. Я наблюдала три дня, поворачивая на углях горшок с отрезанной головой, пока плоть и кость не высохли настолько, что можно разбить на куски.

Я знала, они — старуха и Валдис — сидят рядом, в тени. Мы ждали как плакальщицы, но наблюдали не за уходом жизни, а за восстановлением. И драугр ждал и боялся. Я чувствую в воздухе его страх.

Пестиком я истолкла в ступе череп старушки в тонкий порошок, потом смешала его с лисьим жиром, благословляя охотника, принёсшего банку мне в дар. Добавила сушёную примулу, кровохлёбку, корень горлеца и семена люпина.

Когда жир настоялся, я смазала раны на теле, не забывая про язык и губы, ноздри, уши, ступни, ладони и гениталии. Кожа трупа теперь порозовела от прилива крови, грудь поднималась и опускалась. Но глаз он не открывает и не шевелится. Да и как он может? Ведь дух, оживляющий тело остаётся в моей мёртвой сестре, произносит издевательские слова её губами, её глазами следит за мной.

Голову сжимает спазм боли, и на мгновение я перестаю видеть. Когда боль стихает, я понимаю — это девушка. Я чувствую её ужас. Я ощущаю холод дыхания всех её преследователей, как бегущий сквозь пальцы горный ручей.

Голова Валдис поворачивается в мою сторону. Чёрные глаза ищут мой взгляд, стараясь проникнуть в мысли. Драугр знает — что-то не так. Он чует, что я теряю её.

Я беру лукет и свиваю верёвку, так быстро, как только могут пальцы.

— Рябина, защити её. Папоротник, оберегай её. Соль, привяжи её к нам!

Его смех раскатывается по пещере, но я не умолкну.

Ари взбирается вверх по скале. Теперь я уже знаю его шаги, но он не один. Другие идут осторожно, ругаются на чужом языке, поскальзываясь или ударяясь локтем об острые камни.

Я опускаю вуали на наши лица, отступаю в тень, в дальний угол пещеры, и жду.

Ари вводит двоих мужчин. Они изумлённо оглядываются. Тот, что повыше, наклоняется, трогает камень, на котором стоит, проверяя, что он, в самом деле тёплый.

Он красив — густые чёрные волосы, прямой и изящный нос, а глаза такой потрясающе глубокой синевы, словно их достали из моря.

Тот, что меньше, бледен, зарос чёрной щетиной. Чёрные глаза беспокойно шныряют вокруг, словно он хочет запомнить каждую мелочь в пещере. Оба чужака, как и Ари, покрыты грязью и заляпаны кровью, но это не их кровь.

Ари машет мне, и я выступаю из тени. На лицах обоих мужчин проступают безмерный ужас и отвращение. Они глазеют на меня, разинув рты. Во мне бьётся стыд, как будто я снова девочка, которую разглядывают и дразнят другие дети.

Исландцы, что приходят в пещеру, знакомы с нами всю жизнь, их лица больше не выдают отвращения, которое они испытывают. Чужаки напоминают нам, как легко забыть, что мы не похожи на прочих женщин.

— Эйдис, это Витор, а это Маркос.

Мужчина повыше, названный Маркос, пытается изобразить галантный поклон, хоть и не может оторвать от меня взгляд. Второй, Витор, не делает усилий засвидетельствовать мне почтение, лишь с опаской рассматривает — как какую-то мерзкую дикую тварь.

— Они иностранцы, столкнулись с данами и Фаннар их спрятал. Но датчане искали их, напали на ферму и сожгли всё дотла. С ними был ещё мальчик, Хинрик, его схватили и увезли датчане. Прости, Эйдис… я не знал, куда ещё можно их отвести.

— А Хинрик знает про эту пещеру?

— Я ему не говорил, а Фаннар и Уннур никогда не стали бы упоминать про тебя или эту пещеру перед чужими.

— А где они — Фаннар, и Уннур, и девочки?

Ари печально повесил голову.

— Не знаю. Кажется, я видел, как Фаннар выбегал из дома, но потерял его след в темноте. Женщины прятались в кладовой, но… пожар… — Он затряс головой, пытаясь отогнать страшную картину. — Теперь, раз эти люди здесь в безопасности, я пойду назад, поищу тела. Похороню. По крайней мере, этого они заслуживают. — Он сжал кулаки. — Уннур была добрая женщина, и я не оставлю её и детей на растерзание лисам и воронам.

— Тебе пока нельзя возвращаться, — я старалась говорить как можно мягче. — Датчане станут допрашивать Хинрика, и милосердия не проявят. Они быстро узнают, кто от них сбежал. Вас троих они ищут уже сейчас. Если уйдёшь отсюда, тебя поймают. Могут даже увидеть, как ты покидаешь пещеру и явиться прямо сюда. Терпение, Ари. Нужно отдохнуть и поесть, чтобы, когда выйдешь на свет, твой разум снова стал острым.

— Я не могу отдыхать! Что, если Фаннар ранен и где-то лежит? Он подумает, что я его бросил.

— Он тебя знает, Ари. Он поручил тебе защищать гостей, прежде жизни членов своей семьи. Такова традиция, кодекс чести, с которым он жил всегда.

Ари останется. Он, как верный пёс, сделает всё, как хотел бы Фаннар, даже ценой своей жизни. Но Ари молод и упрям. Вина будет грызть его до тех пор, пока он уже не сможет этого выносить. Мне не удержать его здесь надолго, несмотря на опасность.

Мы недолго спали, поели, проснувшись, и заснули опять. Витор спал мёртвым сном, но я несколько раз замечала, что Маркус лежит, печально глядя на огонь фонаря, видела, как в его глазах блестят слёзы.

Несколько раз я потихоньку вставала чтобы смазать лекарством труп драугра. И каждый раз, поднимаясь, я вывязывала ещё несколько узлов верёвки. Её шаги затихали. Она ускользала, как чайка по ветру в шторм. Без этой девушки духи не придут к нам на помощь.

Гора зовёт, и озеро отвечает всё громче с каждым днём, чудище под ним становится всё беспокойнее. Огромная смертоносная тварь расправляет кожистые крылья.

Я просыпаюсь снова от того, что Ари возвращается от входа в пещеру. Он поднимает вверх руки, будто клянётся.

— Нет, я не выходил. Только вышел к проёму, поглядеть, ночь сейчас или день. Там опять темнота. Прошли целые сутки. — Он гневно пнул камень. — Как ты можешь это терпеть? И откуда знаешь, когда день, или ночь, или сколько дней минуло?

— Мы спим, когда устаём, и едим, когда голодны. Луна нами не правит, и солнце не властно, нам не страшны ни ветер, ни дождь. Когда мы только пришли сюда, мы так тосковали по солнцу, мы жаждали видеть, как падает первый снег и пробежать босиком по свежей упругой траве. Но постепенно мы поняли, что быть вне законов времени — это тоже свобода.

— Ты не хочешь покинуть эту пещеру? Я не выдержал бы здесь один, взаперти, и нескольких дней, не то что лет. Я сошёл бы с ума.

— Безумие — не такой простой выход, как тебе кажется, Ари. Но ты не останешься здесь на годы, и даже на много дней. Мы будем укрывать тебя, сколько сможем, но есть и другая опасность, хуже, чем датчане. Это озеро… — я поднимаю руку. — К пещере по склону взбираются люди.

Ари бросается к спящим мужчинам, трясёт чтобы разбудить. Он жестом указывает на опасность, и оба вскакивают. Один хватает меч, другой дубину.

— Ари, — быстро шепчу я. — Иди к уступу, за озеро. Из-за цепей мы не можем далеко отходить, но нам говорили, там ход в другую пещеру. Старайтесь не поскользнуться, вода становится всё горячее.

Ари кивает и манит чужаков за собой.

— Эйдис, Эйдис, — глухо бормочет сумрачный голос. — Зря ты теряешь время. Тебе не спрятать этих людей, этих папистов. Думаешь, я промолчу, не скажу данам, где они? Ты не заставишь меня молчать. Датчане убьют их, и ты знаешь, Эйдис, они заслужили смерть. Им конец.

Я закрываю глаза, собираюсь с мыслями, стараюсь увидеть, кто подходит к пещере. По камням шелестят шаги. Я слышу тихий оклик знакомого голоса.

Из-за скалы появляется Фаннар с маленькой дочерью Лилией на руках. За ним столпились три женщины — жена Уннур, старшая дочь Маргрет, и девушка.

Я знаю ее лицо — это она стояла в конце туннеля в черном зеркале. Кровь стучит у меня в ушах. Это та девушка, что я жду. Веревка, наконец, привела ее. Она пришла! Пришла к нам! Я не могу оторвать от нее глаз. Вижу на ее лице шок, когда она замечает меня, но во взгляде нет отвращения, только печаль, когда она смотрит на железный обруч вокруг моей талии.

Фаннар бережно укладывает дочь на пол пещеры. На голени у нее глубокий порез, отекший и посиневший. Фаннар нежно гладит ее спутанные волосы. Он превратился вдруг в старика с трясущимися от усталости руками и изможденным лицом.

— Эйдис, мы…

Я качаю головой:

— Побереги силы. Ари рассказал мне, что случилось.

Несмотря на изнеможение, в глазах Фаннара загорается надежда:

— Ари был тут? Он в безопасности? А трое мужчин, чужеземцев, он говорил о них?

— Посмотри сам, Фаннар.

Я тащу свою цепь к уступу и выкрикиваю весть о прибытии Фаннара. Вскоре я слышу шаги мужчин, возвращающихся к нам.

— Тише, тише, не поскользнитесь, — предупреждаю я.

Ари спешит видеть Фаннара, не обращая внимания на мои предостережения. Он спрыгивает с уступа и крепко обнимает Фаннара, они похлопывают друг друга по спине и клянутся, что каждый считал другого мёртвым.

Маркос идёт по уступу куда осторожнее, смущённо оглядывается, потом лицо освещается радостью. Он бросается к девушке, сжимает за талию, подхватывает, поднимает в воздух и кружит.

— Изабелла, Изабелла!

Девушка изумлена, она быстро выворачивается из его рук. Видно, что он влюблён, а она об этом не знает.

Витор неспешно спускается следом. Он тоже улыбается, но одними губами. Достаточно одного взгляда чтобы понять — он не слишком рад видеть девушку.

Фаннар, в свою очередь, тепло приветствует их. Легко увидеть его облегчение. Потом он опять становится мрачным.

— А где Хинрик, и тот, третий, Фаусто?

— Датчане схватили Хинрика, — говорит Ари. — Он был жив… когда его уводили. Может, его отпустят, — добавляет он, но без уверенности в голосе. — Фаусто погиб. Пошёл в дом, спасать женщин, когда начался пожар. Я не смог его остановить. Датчане зарубили его мечом, когда он бежал через двор. От такого удара он, должно быть, умер мгновенно.

Фаннар печально кивает и осеняет себя крестом.

Ари оборачивается к Уннур.

— Но как вы выбрались из огня?

Уннур так же измучена и разбита, как и Фаннар. Лицо и одежда заляпаны грязью и сажей. Но она подходит к мужу, нежно гладит его по плечу.

— Фаннар сказал мне, что делать, если они нападут. Опасность была всё время с тех пор, как отец Джон… — она колеблется, с опаской глядя на иностранцев, хотя, по их пустым лицам ясно — они её не понимают. — За кладовой есть место, где дерево, поддерживающее торф на крыше, можно поднять, как люк. Если не знать, где это, его и не видно. Фаннар сказал, если когда-нибудь на нас нападут, мы с девочками должны запереться в кладовой. Он постарается не пустить их в бадстофу. Сказал, если станет проявлять беспокойство — они сразу туда пойдут. Так и получилось. Когда мы услышали, что они громят зал, мы проломали в крыше дыру и вылезли прежде, чем огонь разгорелся и дошёл до кладовой. Мы давно договорились о месте, куда идти, где будем ждать, куда за нами придёт Фаннар, если сможет. Мы ждали и ждали, а он всё не шёл. Я думала, он… — Она запнулась, не в силах произнести это слово.

Фаннар обнимает жену.

— Датчане всё рыскали. Они оказались между мной и тем местом, где, как я знал, спрячется моя жена. Я боялся, если пойду к ней, они могут увидеть, и я приведу их прямо к ней. Они обшаривали там всё весь следующий день. Только когда снова стемнело, они отступили, и я смог пойти отыскать её.

Уннур вдруг залилась слезами, уткнувшись мужу в плечо.

— Наш дом… всё… всё пропало… разрушено…

Её старшая дочь Маргрет тоже начинает рыдать, но младшая, Лилия, безучастно смотрит в огонь очага, как будто её разум отстраняется от всего, что с ней произошло.

Фаннар неловко гладит жену по спине, словно раньше никогда не видал её слёз, и не знает, как это остановить. Такие женщины как Уннур слишком горды, чтобы лить слезы в присутствии мужа. Но она многое вынесла за последние два дня, голодна, испугана и измучена, и больше не может прятать свое горе.

— Я знаю, это тяжело, но дом можно отстроить заново, Уннур, — мягко говорю я: — Фаннар и ваши дочери живы и здоровы, и это главное.

Она кивает и пытается улыбнуться сквозь слезы, утирая их рукавом.

— Ари, найди ложки и накорми Фаннара и его семью, пока я позабочусь о девочке. У меня мало посуды, поэтому вам придется есть из одной миски, но, если вы голодны, это не так уж страшно.

Пока они едят, я приношу воду, которую заранее остудила, и собираюсь обмыть ногу Лилии, но хоть она обычно терпеливый ребёнок, страх и потрясения последних дней, похоже, заставляют её бояться всего. Она сворачивается клубком и не даёт до себя дотронуться.

Я чувствую, кто-то стоит за спиной — та девушка, Изабелла. Она нагибается к девочке, протягивает к ней руку. На руке длинная, покрытая волдырями рана. Должно быть, след удара горящим деревом, когда бежали из дома.

Изабелла берёт у меня миску с водой и тряпку и отдаёт Лилии, жестами показывая, что просит, чтобы девочка обмыла ей руку.

Девочка глядит на неё. Потом медленно берёт тряпку и касается ожога. Изабелла не дёргается, хотя ей, наверняка, больно даже от лёгкого прикосновения. Она твёрдо держит руку и ободряюще улыбается девочке.

Я приношу немного мази из мумии и говорю Лилии осторожно смазать ожог. Мазь им обеим поможет, как помогла драугру. Но не потому я это делаю. В мази — кость старой женщины, первого из духов дор-дума. Я должна установить связь, соединение, протянуть верёвку между девушкой и старухой. Только тогда, только если все мы объединимся, мы станем сильны настолько, чтобы противостоять ему.

Изабелла указывает на рану Лилии, и та доверчиво вытягивает ногу, позволяя позаботиться о ней. Изабелла делает это, ласково и осторожно. Она, похоже, привычна к уходу за ранеными. Она нюхает мазь, опускает в неё мизинец и лижет его. Потом кивает, как будто узнала ингредиенты и одобряет лекарство. Когда девушка возвращает мне банку, наши руки соприкасаются.

И в этот момент я вижу, как её окутывает огромная мантия белых перьев, как та, с помощью которой богиня Фрея превращалась в белого сокола — лишь на мгновение, и сразу исчезает. Но кое-что остаётся. За спиной девушки внезапно появляется целая толпа теней. Я слышу крики и вопли, потом наступает тишина, такая глубокая, что, кажется, весь мир исчез. И тени рассеиваются.

Кто эти призраки, которых она привела? Страх и зло окружают девушку, как чёрная вода омывает скалу. И драугр тоже их чувствует.

Голова Валдис поворачивается под вуалью. Драугр боится этой чужестранки. Он чувствует в хрупкой девушке силу, достаточную, чтобы уничтожить его, хотя с ним и кузнец бы не справился.

Но Изабелла не чувствует ничего. Она обнимает Лилию, привлекает к себе, голова ребёнка покоится на её плече. Изабелла устало улыбается мне. Она не знает, что принесла с собой. Не понимает, зачем мы призывали её к себе. Она думает только о белых соколах, эта жажда поглотила её, и она не прислушивается к голосам теней. Она на них и не смотрит. Но она должна, должна.

Устало шаркая по полу, к нам приближается Фаннар, усаживается рядом со мной. Руки расслабленно лежат у него на коленях.

— Эйдис, нам идти некуда… Знаю, наши соседи дали бы нам приют на своих фермах, но мы принесём им несчастье. Кроме того, возможно, датчане напали уже и на них. Понятно, что у вас нет лишней еды, её не хватит надолго… мы могли бы охотиться на птиц, но это означало бы выходить на свет, я пока не смею так рисковать. Но в темноте мы с Ари можем выйти, украсть что-нибудь, овцу, например, если получится. Когда сможем, мы всё возместим соседям. Но надо найти еды для всех…

— Фаннар, ты знаешь, что можешь оставаться здесь, сколько потребуется и разделять с нами всё, что есть. Но здесь вы не долго будете в безопасности. Ты не чувствуешь, насколько жарче стало в пещере с тех пор, как ты был здесь в последний раз? Ты вспотел, как и все мы.

— Я не заметил. Я так благодарен за то, что мы в безопасности. — Он рассеянно проводит рукой по седым волосам. — Но теперь, когда ты сказала — да, стало немного теплее. И что с того?

— Посмотри на озеро. Видишь, как оно булькает, какой густой над ним пар. Вода стала такой горячей, что не прикоснуться. Скала под нами с каждым днём горячее. Скоро пар над озером начнёт обжигать. И когда оно закипит, никто в пещере в живых не останется. Знаю, Фаннар, у тебя хватает проблем, но ты должен быть готовым к тому, что пещеру придётся покинуть, и скоро. Возможно, у нас есть недели, но это может случиться и завтра.

Фаннар закусывает губу.

— Есть и другие пещеры.

— Реки огня опять потекут по земле, все пещеры в округе станут опасны. Чтобы уцелеть, вы должны уйти подальше от этой горы.

Губы Валдис шевелятся под вуалью.

— Если вода закипит, мы умрём в этой пещере, Фаннар, ведь от цепи нам не освободиться. Не оставляй нас здесь.

Фаннар мрачно кивает.

— Ты можешь этого не бояться. Я найду способ освободить вас от цепи. Чтобы разбить железные обручи, нужно время. Как только мы с Ари вернёмся с едой, сразу начнём.

— Нет! — кричу я. — Нет, не надо ломать обруч. Ты не должен. Это опасно, ты даже не представляешь, насколько.

Он изумлённо глядит на меня.

— Но я должен. Если придётся покинуть пещеру в спешке, может не хватить времени, освободить вас. И, как говорит твоя сестра, мы не можем оставить вас здесь вариться заживо.

— Ты должен оставить нас здесь, Фаннар. Если до тех пор я смогу устранить опасность, я с радостью позволю тебе снять железо. Я сама попрошу. Но я не позволю, пока точно не буду знать, что это безопасно. Когда Валдис просит тебя снять обруч, закрывай уши, не слушай. Что бы она ни говорила, что бы ни обещала и чем бы ни угрожала, ты не должен обращать на это внимания.

Фаннар потирает лоб. Он старается понять смысл того, что я говорю, но он обессилен.

— Но Эйдис, мы всегда слушались вас обеих, вы ни разу нас не обманули. Вы всегда говорили одни и те же слова. Отчего же теперь вы спорите, и по такому важному поводу? Не понимаю. О какой опасности ты говоришь?

Я не могу ничего объяснить, не напугав до смерти его самого, дочерей и жену. Они и так прошли через многое. Сейчас они утешаются тем, что пока в безопасности. Им надо выспаться, отдохнуть. Для Фаннара достаточно тяжело узнать про озеро. Как я скажу, что его жена и дети в этой пещере заключены рядом с чем-то куда худшим, чем датчане? И как ему жить, зная, что сам принёс сюда эту смерть?

— Валдис изменилась. Что-то нашло на неё, и она больше не говорит правду, поверь мне. Ей больше нельзя доверять.

— Это Эйдис лжёт. Она сошла с ума. Почему ещё ей желать смерти в муках в этой пещере? Не верь ей, Фаннар. Слушай меня. Освободи нас, и мы выведем тебя в безопасное место, туда, где датчане никогда не найдут.

— Пообещай мне, Фаннар, — прошу я. — Поклянись драгоценными жизнями дочерей, что не станешь пробовать разбить железные обручи, если я сама об этом не попрошу.

Но Фаннар растерянно переводит взгляд с одной из нас на другую. Он не знает, кому из нас верить, и кого же он послушается в итоге? Если он решит довериться Валдис, никто из нас не покинет пещеру живым.