Глава 11

Неделя больничного, ставшая для меня неделей интенсивных тренировок, подходила к концу. От звука электрических искр уже рефлекторно начинал дёргаться глаз и прогрессировало заикание. Меж тем на магическом фронте было без перемен — я всё ещё болтался где-то в самом начале пути, едва научившись формировать простенькую паутину проклятия. Да, именно паутину то, во что следовало превратить сырую силу, напоминало больше всего. А формировалась паутина звуковыми конструкциями, типа наговоры.

Вот с последнего я балдел больше всего. Начинаешь речитатив — этакий рэп, причём иной раз состоящий из звуков, напоминающих речь каких-нибудь фэнтезийных орков или «ктулху фхтагн» какой — и видишь, как сгустки силы буквально вытягиваются, на ходу превращаясь в трёхмерное кружево.

Всё было важно: концентрация, внимание и даже настрой. Прямо как с непростительными из «Гарри Поттера» — если ты не хочешь по-настоящему пытать человека, то от твоего Круцио он лишь почешется. Здесь принцип тот же: хочешь качественно проклясть — вложи эмоции. Это тоже, кстати, было побочным явлением способностей к ведьмачеству, в смысле, эмоциональная активность, я бы даже сказал — агрессивность.

Вот только для чего-то серьёзного у меня не хватало, во-первых, запаса силы, и во-вторых, концентрации, чтобы мысленным усилием удерживать создаваемую конструкцию от расползания. А она буквально начинала трещать по швам, стоило только ослабить внимание.

Сказанное же Элеонорой вообще вгоняло в полнейшую депрессию. Для уверенного каста проклятья средней силы требовалось не менее тысячи удачных повторений, для рефлекторного каста — не менее десяти тысяч.

Толщина нитей «паутинки» тоже играла роль: чем толще, то есть чем больше влито силы, тем проклятье сильней, тем легче ему преодолеть природную защитную ауру человека.

Кстати говоря, если одно и то же проклятье накладывало несколько ведьм, то их сила пропорционально складывалась, а ведьмовской ковен и вовсе мог разом проклясть немаленький воинский отряд.

— Как, кстати, у тебя с повышением потенциала, не получилось?

Вопрос Глушакова, который в это утро сидел у меня в гостях, давая последние инструкции к моему завтрашнему выходу на учёбу, заставил меня покраснеть. Ибо с потенциалом как-то не вышло. Нет, Элеонора снова приходила ко мне в один из вечеров, вот только…

И вновь я невольно вспомнил очередной эпизод своего позора.

Она назначила время заранее, и я, заблаговременно оставшись в одних трусах, уже сидел на краю постели, наблюдая, как последние лучи солнца подсвечивают облака красным. Как принято говорить, то был прекрасный вечер, и прохлада лёгким ветерком проникала на мой чердак, холодя кожу и заставляя чуть ёжиться в ожидании. Даже матрас мне казался каким-то особенно мягким.

На мгновение окно заслонило тёмное облако, чтобы, ворвавшись внутрь, уплотниться в точёную фигурку магистерши проклятий.

Она была без платья, видимо, успев заранее подготовиться. На ней были только чёрное кружевное боди, чулки на подвязках и тонкие, закрывающие предплечье кружевные штуки, названия которым я не знал.

— Готов? — спросила она, и я, чуть нервно кивнув, поднялся и спустил трусы. — Ты точно не импотент? — со скепсисом посмотрела на мой «прибор» девушка.

Я, смутившись, начал бормотать что-то про холодную погоду, нервы и усталость после тренировок.

— Ладно, попробуем ещё раз, — вздохнула она и, решительно подойдя, толкнула на матрас.

Щёлкнула неприметная застёжка, и верхняя часть боди раскрылась, демонстрируя идеальной формы полную и совсем не отвисшую грудь.

— Нравится?

Я судорожно кивнул.

— Ну же, потрогай их.

Протянув мигом вспотевшие руки, я коснулся бархатистой кожи, огладил, сжал вставшие под моими пальцами соски…

Дав мне пару минут полапать, Элеонора отстранилась. Уже прочно оседлав меня, она щёлкнула ещё одной застёжкой, открывая взору область меж её ног.

— А там?

Сглотнув, я снова кивнул. Сердце застучало часто-часто, и от волнения буквально залихорадило.

— Тогда почему он до сих пор лежит?

Я взглянул на предательски расслабленного «друга». Умом-то я прекрасно понимал почему. Стресс, волнение, страх в конце концов не оправдать надежд… Да и вообще, это ж словно сходу взять и в порнухе сняться! У многих ли получится перед камерой и десятком людей съёмочной группы не осрамиться? Пусть даже перед ним и будет лежать голая красотка, но… это же как работа, а у многих ли на работу встаёт? Вот и я сейчас испытывал что-то подобное. Может, потому что понимал, что это всего лишь эксперимент, может, не было эмоциональной связи с партнёршей, а может, мне было попросту некомфортно в её обществе.

Вот только как это объяснить ей?

— Понимаешь… я не могу вот так, легко и просто. Для меня это нечто больше, чем просто физиологическая потребность. Мне надо как бы… ну… чувства, интерес. Ну, не любовь, конечно, — я почувствовал, как краснею под её взглядом, — но определённая симпатия должна быть.

— Тьфу! — соскочив с моего тела, она вновь застегнулась в боди и, почти с отвращением взглянув на меня, грязно выругалась.

Я сел, виновато потупившись.

— А в следующий раз ты скажешь, что до свадьбы ни-ни?

Я покраснел ещё сильнее, а магистерша, снова превратившись в облачко, выпорхнула в окно и была такова…

Сейчас же, выплыв из воспоминаний, я посмотрел на Сергея и буркнул:

— Не, не вышло ничего.

— Ладно, бывает, — легкомысленно пожал тот плечами. И я был ему благодарен за то, что он не стал заострять на этом внимание. Всё-таки Глушаков — очень тактичный человек…

Тут, легка на помине, ко мне влетела и моя завкаф. Дама вихрем пронеслась по чердаку и материализовалась прямо вместе со стулом недалеко от люка на верхний этаж.

— Ну что, мальчики, что будем делать? Я лично пока особого прогресса не вижу.

Я его, признаться, тоже не видел, но всё же стало немного обидно — на тренировках, причём как у трудовика, так и по формированию проклятий, я, что называется, жопу рвал.

— Ну, не совсем так, — встал на мою защиту Юрьич. — Хаотичное перемещение, затрудняющее прицеливание, он уже освоил, секретный магический приём под названием «удар по морде» — тоже.

«Вот только получился он один раз всего, — подумал я. — Сева-то больше близко меня не подпускал».

Надо сказать, на почве измываний в дуэлях завхоз ко мне чутка потеплел и даже один раз остался со мной и Глушаковым попить пивка. На брудершафт, конечно, не пили, но в неформальной обстановке называть его по имени я разрешение получил.

Кстати, Элеонору Иквус на дух не переносил. Это я выяснил совершенно случайно, когда та вечером заглянула на наши посиделки. Холодом, разлившимся тогда по комнате, можно было заморозить пол-академии.

— Удар по морде, конечно, аргумент, — между тем язвительно бросила девушка, — вот только до противника нужно ещё доползти, а он даже замедляющие проклятья не освоил.

Замедляющие проклятья — это не какой-то особый вид заклятий, скорее, это классификатор всего того, что негативно действует на противника, этакие дебаффы на скорость действия. Например, проклятье, вносящее дезорганизацию в работу мышц, неплохо сбивало возможность удачного каста, а проклятье, как я понял, угнетающее работу каких-то отделов мозга, вызывало натуральную заторможенность. Раздел был обширнейший. Вплоть до полной парализации, включая сердечную мышцу. Вот только плетение там было архисложным. Мне пока удавалось только плетение, которое, стыдно сказать, расслабляло мышцы сфинктера — больно интуитивным оказался узор, да ещё звуковой активатор шибко напоминал по звучанию простое русское «обосрись».

— И что делать? — уныло поинтересовался я, в который раз создав тренировочные сгустки силы и слив их в ведро под столом.

Вот формирование сырой силы у меня получалось всё лучше. Это я делал каждый день, опустошая свой резерв до глухого сосущего чувства и лёгкого приступа дурноты. Плоды свои это приносило — пусть по чуть-чуть, но резерв рос.

Снова создал сгустки, снова слил под стол… под внимательным взглядом магистерши.

— А что это, собственно, ты там делаешь? — вдруг спросила она, подозрительно хмурясь, а затем и вовсе поднялась со стула, приблизившись.

— Тренируюсь, — пожал плечами я. — Раскачиваю резерв.

— Это я вижу. Я не вижу, куда ты силу сливаешь.

— Куда-куда, в ведро.

— Какое ещё ведро?! — голос Элеоноры буквально взлетел до потолка. — Сдурел что ли?! Оно же рвануть может, никакой материал не держит сырое проклятье! Сколько уже ты туда слил?! — подскочила она ко мне.

— Недели две, — не совсем впопад ответил я, твёрдой женской рукой буквально сдвигаемый в сторону.

— Вот дурак! Ничто, кроме… — тут она уставилась на абсолютно целое ведро под столом… и тихо закончила: —…кроме адамантиума, не держит.

Наклонившись, девушка достала ведро и с грохотом поставила на стол. Я присмотрелся. Ну да, внешне похожее на обычное оцинкованное, что у нас продаётся в каждом хозяйственном, ведро имело лёгкий красновато-розоватый отлив.

Элеонора обвела чердак отсутствующим взглядом и, ни к кому конкретно не обращаясь, вопросила:

— Ну и кто мог додуматься сделать его из адамантиума? И главное — как? Секретом обработки владеют только гномы, и это если не обращать внимание на то, что стоимость одного лишь материала, пошедшего на это, прости Магнус, поделие, составит неплохое такое состояние.

Подчинившись посетившему меня озарению, я перевернул хозинвентарь дном вверх и уставился на клеймо в виде перекрещенных серпа и молота.

Медленно перевёл взгляд на Глушакова.

Тот скромно потупил глаза, а девушка, мигом всё поняв по нашим взглядам, схватилась за голову и, присев обратно на стул, произнесла:

— Серёж, я в тебе, конечно, не сомневалась, но ответь мне на один вопрос: зачем?

— Пьяный был? — снова прозорливо влез я.

Наш мастер на все руки развёл руками, с лёгкой улыбкой признавая мою правоту, после чего добавил:

— И злой. Меня один баронет с приграничья пытался заколоть на занятиях, протащив каким-то образом ковырялку… вот её я сгоряча и пустил на ведро. А потом сюда закинул, чтоб глаза не мозолило, и забыл.

— А как делал-то хоть помнишь?

— Неа, — отрицательно покачал головой Юрьич.

— Как всегда, — тяжело вздохнула Элеонора. — С другой стороны, у нас теперь есть персональный накопитель для Павла, если он, конечно, не соврал насчёт двух недель.

— Две, точно две, — покивал я для уверенности.

— Тогда оно уже однозначно ни на что другое не пойдёт — в структуре уже произошли необратимые изменения. Будешь теперь с ним, — она звякнула ногтем по стенке ведра, — везде ходить. Ну и заполнять, естественно. В такой объём влезет ещё столько же, если не больше.

— Прямо с ведром?! — ужаснулся я перспективе.

— Двухнедельный запас силы лишним не бывает, — отрезала магистерша.

— А переделать его во что-нибудь более компактное?

Тут уже ответил Глушаков:

— Нельзя, нарушишь сформировавшуюся внутреннюю магическую структуру. Да и как ты себе представляешь его переделку? Технологию я не помню, а к гномам идти — себе дороже, потом от наёмных убийц проходу не будет — они этот секрет пуще золота своего хранят.

Я представил себя разгуливающим по академии с ведром. Во антураж-то у начинающего тёмного властелина, закачаешься. Решат ещё, что совсем сбрендил.

— На крайняк на голову оденешь, как шлем будет, — заметил Юрьич.

— Очень смешно, — обиделся я.

— А что не так? — абсолютно серьёзно вопросила Элеонора. — Адамантий почти не подвержен магическому воздействию, а в качестве накопителя ещё и полностью инертен к любой другой стихии.

— Давай, примерь, — предложил Юрьич.

Я с подозрением посмотрел на их бесстрастные рожи, но там отражалась максимум лёгкая заинтересованность. Решившись, я осторожно натянул ведро на голову. Не самого большого размера — литров на семь, — оно село почти по голове, а упавшая дужка легла строго под подбородок. Я чуть повертел его руками, устраивая поудобнее, как вдруг услышал сдавленное хрюканье.

А когда снова взглянул на своих так называемых наставников, то понял, что эти два углумка сидят и еле сдерживаются, чтобы не заржать в полный голос.

— Сволочи, — только и смог выдохнуть я.

Остервенело сорвав с головы ведро, я швырнул его в дальний угол.

— Ну, — отсмеявшись, хмыкнул Сергей, — смех-смехом, а жить захочешь — ещё и не то на голову напялишь.

— Да пошли вы!

— Ладно, — хлопнула в ладоши девушка, — как бы то ни было, накопитель у нас есть, а значит, за объём магической силы можно не переживать. Осталось лишь правильно её применить.

— С этим не очень, — вынужден был признать я.

— Знаю, что не очень.

Элеонора прошлась по чердаку, разглядывая то, что осталось после моей уборки.

— Думаешь, ещё что интересное есть? — с легкой улыбкой поинтересовался Юрьич, наблюдая, как та инвентаризирует шкаф и заглядывает под кровать.

— А вдруг? — фыркнув и смахнув какие-то остатки пыли, что ускользнули от меня и тряпки, девушка покачала головой и обернулась. — Ты точно больше сюда ничего не прятал? — с подозрением посмотрела она на трудовика.

— Да вроде нет, — как-то, на мой взгляд, легкомысленно ответил Глушаков. С учётом некоторой специфичности его поделий, ему следовало бы более ответственно подходить к учёту и инвентаризации…

— Ладно, тогда я пошла. Просмотрю литературу, может, что простенькое, но интересное попадётся.

Не откладывая в долгий ящик, Элеонора унеслась на поиски, а я вдруг вспомнил, что таки кое-что Глушаковское на чердаке всё-таки было.

— Слушай, — обратился я к трудовику, задумчиво крутящему в руках какую-то безделушку, — а что насчёт твоих гвоздей?

— Гвозди? — встрепенулся Юрьич. — Гвозди было бы неплохо. Можно в жилет вшить — будет антимагическая броня, можно в кольцо свернуть — тогда отражать заклятья получится, если реакции хватит. Вот только директор не отдаст, ты же ими не кого-нибудь, а самого основателя академии прибил.

— Случайность, — ответил я быстро. — Несчастливое стечение обстоятельств, я не виноват.

— Да чёрт с ним, с основателем, но гвозди уже не вернёшь.

— Есть один вариант, — пробормотал я и жестом подозвал Сергея к кровати. — Смотри, — показал ему на торчащие из основания шляпки.

— Ну ты даёшь!

Глушаков присел, потрогал их пальцами, а затем авторитетно вынес вердикт:

— Они! — после чего, бросив: — Я мигом! — тут же исчез в воронке портала.

Правда, не прошло и секунды, как он появился вновь с монтажкой в руках и принялся аккуратно, но споро вытаскивать гвозди из моей постели.

Я присел рядом, с тревогой наблюдая, как трещит ссохшееся от времени основание. Сначала забивания, а затем и удаления гвоздей многострадальный траходром мог и не выдержать. С другой стороны, ну и хрен с ним. Антимагический бронежилет предпочтительней.

— Ну всё, готово. Двенадцать штук, — довольно произнёс Юрьич, бросая последний извлечённый гвоздь на пол. — Можно и к конструированию приступать.

В следующий миг матрац неожиданно пошёл волнами и задрожал будто живой. Я было подумал, что это разваливается деревянная основа, но тут вдруг из него буквально выполз призрачный и бледный силуэт полуголой девахи с короткими рожками, торчащими из копны густых волос, да с недлинным, до колена, хвостом, берущим начало где-то пониже спины. Выбравшись из матраса, та на дрожащих ногах в ботфортах на каблуке доковыляла до края и, практически рухнув на пол, принялась истово его целовать.

— Суккуба, мать её! — удивлённо и немного встревоженно произнёс Сергей.

«Так вот ты какая, — подумал я. — Много слышал, но ни разу не видел. Чтож, поглядим».

Та потихоньку набирала цвет, становясь всё менее прозрачной, и наконец, когда стала почти полностью осязаемой, медленно поднялась на ноги и счастливо выдохнула:

— Ну наконец-то! Думала всё, кончилась Моргана, так и сдохну в безвестности.

Потом она нашла меня глазами и, скривившись, замахнулась.

— У-у, гад!

Но тут у меня сработали вбитые рефлексы, и я мигом укатился в сторону, хватая подвернувшееся ведро и прикрываясь им.

Запахло озоном, а в руке вдруг разом полыхнувшего опасностью Глушакова материализовался источающий непонятные флюиды призрачный кнут.

— Не балуй! — грозно прикрикнул он на мгновенно запрыгнувшую на кровать и припавшую к ней, словно кошка, демоницу.

По её сузившимся глазам я понял, что оружие в руке трудовика — та ещё убойная вещица. Мы все втроём застыли.

Прокашлявшись, внезапно севшим голосом, так и не отпуская ведра от себя, я спросил:

— Это правда суккуба?

— Она самая, — подтвердил Сергей, не спеша к ней приближаться. — Да ещё и сильная весьма, раз двенадцать гвоздей её не развоплотили.

Демоница в ответ ругнулась на каком-то непонятном наречии.

Ещё раз оглядев композицию, Глушаков вдруг хмыкнул, а затем произнёс:

— А знаешь, друг мой Павел, что это за кровать такая? Это ни что иное как ложе страсти. Сильные маги древности ловили и заключали в них подобных этой демониц, а затем пользовались по прямому, так сказать, назначению.

— То есть если бы не гвозди, то я бы мог с ней… — я живо представил, что мог бы, и вновь, уже совсем с другим интересом посмотрел на суккубу.

Та только презрительно фыркнула и зашипела.

— Э нет, брат, — покачал головой Юрьич, — тут дело такое, что у простых людей и слабых магов просто не хватит сил сопротивляться зову её страсти. Для них это был своеобразный способ казни, когда казнимого в прямом смысле этого слова затрахивали до смерти. Милость, доступная только самым приближённым мага, что имели неосторожность проштрафиться.

«Тоже мне милость, — поёжившись, подумал я. — Хотя всяко лучше, чем средневековые выдумки нашего мира».

— Хотел бы я знать, откуда такая кроватка оказалась тут, на чердаке, — задумчиво пробормотал Сергей.

— Верно говоришь, маг, — прошипела демоница, — многие жизни я взяла. И этого бы взяла, если б не эта ваша дрянь. Эх, если бы не оковы…

Тут она замерла, чуть принюхалась, а затем вскочила на ноги, дико хохоча.

— Нет их, нет! Я свободна!

— Чёрт, — пробормотал Сергей, — похоже, гвозди разрушили ловушку.

Услышав такое, я покрепче прижал к себе ведро, начиная потихоньку отползать к стене. Но стоило демонице хищно растопырить когтистые пальцы, как в другой руке Глушакова заполыхала нестерпимо белая звезда.

— Лучше убирайся, пока не поздно…

От трудовика шибанула такая волна первобытного ужаса, что суккуба, сочтя за благо прислушаться к совету, немедленно сделала несколько пассов руками, словно описывая некие круги, после чего моя кровать буквально взорвалась, только не наружу, а вовнутрь, а саму демоницу под её истерический смех натурально всосало в возникшую прямо посреди матраса воронку. Следом полыхнул жаркий малиновый отсвет, и всё прекратилось, оставив только гладкую поверхность матраса.

— Ушла, — констатировал Юрьич, медленно осматривая то место, где буквально секунду назад был портал куда-то явно в Ад.

А я, привалившись взмокшей спиной к стене, только и смог, что произнести:

— Вот же жесть!