Глава 44
Мелкий холодный дождь поливал вторые сутки.
Ярославу казалось, что на нем не осталось ни одной сухой нитки, тело болело от непрерывной тряски на коне, живот сводило от прелых яблок и размякших корок хлеба.
Настроение тоже было подмоченным, впору затянутым тучами небу и раскисшей грязи на дороге.
Михалыч так и не объявился — не то решил остаться в Серпухове, не то отстал от них и потерял след. С Ириной они почти не разговаривали — та была не в духе, и постоянно огрызалась.
Они остановились на очередной привал (последний перед Тулой, со слов Беззубцева) в придорожной корчме, где, к величайшей радости, в зале был огромный, пышущий жаром каменный очаг.
Пока они ждали еду, Ярослав присел на корточки перед огнем, вытянув руки, наслаждаясь теплом. От мокрой одежды валил пар.
Беззубцев о чем-то переговаривался с Афоней; Ирина, сбросив тулуп, прислонилась спиной к бревенчатой стене и прикрыла глаза.
Трактирщик принес поднос с двумя дымящимися куриными тушками и запотевшую глиняную корчагу, к которой сразу с жадностью припал Беззубцев.
— Эй, Яр! — позвал он, оторвавшись. — Хватит там бока поджаривать — иди к нам, выпей!
Глаза его довольно блестели. — Добрые вести! — сообщил он, понизив голос, когда Ярослав сел рядом. — Сказывают, под Кромами Димитрий третьего дня разбил царское войско, и сейчас движется к Москве!
— Значит, нам не нужно будет ехать в Путивль? — с облегчением спросил Ярослав.
Беззубцев хохотнул. — Если слухи верны, то в аккурат под Тулой с ним встретимся! Он довольно огладил усы. — Скоро, брат, будем на месте!
Ярослав кивнул и потянулся к ароматно пахнущей курице.
— Юшка! — раздался голос за его спиной. — Ты?!
Беззубцев сощурился, и рука его потянулась к эфесу сабли, однако, секунду спустя, он вытаращив глаза, вскочил на ноги.
— Ваня?!
Ярослав с удивлением наблюдал, как Беззубцев и какой-то рослый казак стискивают друг друга в объятиях.
Ирина толкнула его локтем в бок. — Это же Ворон! — прошептала она.
— Точно! — выдохнул Ярослав.
Человеком, узнавшим Беззубцева оказался тот самый предводитель разбойников, которого они встретили тогда, в лесу, на поляне.
— Атаман! — ахнул Афоня. — Живой!
— Садись с нами, выпьем! — Беззубцев от души хлопнул атамана по спине.
Тот, ухмыляясь, собирался было что-то сказать, но бросил взгляд на Ирину и замер с открытым ртом.
— Ты! — неверяще воскликнул он.
Беззубцев растерянно переводил взгляд с одного на другого. — А ты откуда ее знаешь? — удивился он.
— Да уж, встречались, — криво усмехнулся атаман. — И ты здесь! — прибавил он, глядя на Ярослава. — Знаешь ли ты, Юшка, кто они?!
— Шш-ш! — оборвал его Беззубцев, быстро оглядываясь по сторонам. — Не шуми на весь трактир! Знаю! Они со мной в Путивль к государю Димитрию едут.
— К государю? — переспросил Ворон, недоверчиво косясь на Ирину. — Ну-ну… Только зачем же вам его в Путивле искать, когда он еще днем в Тулу пожаловал?
— Ну? — изумился Беззубцев, и в восторге хватил себя кулаками по бокам. — Вот удача! Стало быть, сегодня засветло у него будем!
Ворон усмехнулся. — К нему нынче так легко не попасть, — сказал он. — После Кром много народу к нам пришло, теперь у него своя свита, и охрана. Но я к нему вхож, так что могу проводить.
— Ничего, меня в любое время пустят, — хитро подмигнул Беззубцев. — Но, коли составишь компанию — будем рады!
Судя по выражению лица Ирины, лично она особой радости по этому поводу не испытывала.
— Добро! — кивнул Ворон. — Стало быть, заканчивайте трапезу — и выдвигаемся!
* * *
— Вот это сила! — восхищенно выдохнул Беззубцев, глядя с высоты холма на расстилающуюся перед ними панораму.
Вокруг погруженного в темноту города, причудливыми созвездиями, горели сотни походных костров, раскинулись тысячи шатров. Десятки тысяч людей, казалось, сливались в единый огромный муравейник, в котором кипела жизнь — до них доносился запах дым, лязг металла, отзвуки голосов, и ржание лошадей.
— Со всех концов к Димитрию люди идут, — хвастливо отозвался Ворон. — Москва сама перед ним ворота откроет и челом бить будет!
Несмотря на поздний час, городские ворота были открыты, никто не препятствовал движению людей в город и обратно.
На улицах было шумно и многолюдно — здесь были и царские стрельцы, и шумные казаки, и напыщенные польские солдаты в сверкающих доспехах.
Отовсюду доносились взрывы хохота, крики, хмельные песни и визги, словно в городе царил какой-то безумный праздник.
Резиденция Димитрия располагалась в самом центре Тулы, в высоком тереме, служившим, по словам Ворона, ранее домом местного воеводы.
Перед крыльцом, за сдвинутыми бочками расположились несколько поляков и казаков. Судя по их раскрасневшимся лицам и массивным деревянным кружкам в руках, они тоже принимали живейшее участие во всеобщем ликовании. Рядом с ними, прямо на улице, горел огромный костер; двое холопов крутили вертел со свиной тушей.
Один из казаков, при их приближении, поднялся на ноги и, пошатывающейся походкой, направился к ним.
— Кто идёт? — заплетающимся языком вопросил он, кладя руку на эфес сабли.
— Свои, Сивый! — ответил Беззубцев, ухмыляясь.
Казак старательно нахмурил брови, вглядываясь в гостей.
— Атаман? — неуверенно вопросил он.
— Ну!
— Юшка! — ахнул казак. — Братва! — завопил он, поворачиваясь, и взмахивая рукой. — Юшка Беззубцев вернулся!
Казаки отозвались нестройным гулом.
— После, после, ребята! — отмахнулся Беззубцев в ответ на приглашения выпить по случаю возвращения. — Не до того сейчас! Дело у меня срочное к государю!
Оставив Афанасия снаружи, они миновали широкие сени, потом большую горницу, где их шумно встретили очередные казаки; поднялись по деревянной лестнице, и оказались в горнице, где за широким столом сидела довольно пёстрая компания.
Ярослав во все глаза смотрел на человека, сидевшего во главе стола.
Очевидно, это и был тот самый царевич-самозванец, ради которого они проделали весь этот долгий путь. Невысокого роста, гладко выбритый, с рыжеватыми волосами и двумя крупными родинками на лбу и щеке, в небрежно накинутой собольей шубе, он широко улыбался, держа в унизанной перстнями руке золотой кубок.
При виде Беззубцева на его лице появилось изумление, тут же сменившееся радостным восторгом.
— Юшка! — воскликнул он, поднимаясь. — Беззубцев! Живой!
Беззубцев довольно осклабился. — Меня так просто не похоронишь! Здравствуй, государь!
Димитрий вышел из-за стола, стремительно подошел к нему и порывисто обнял.
— Вернулся, стало быть, — проговорил он. — Как все прошло?
— Удачно, государь, — подмигнул Беззубцев и, склонив голову, снял с шеи крест, переданный ему Шуйским.
— Прими, государь, — произнес он, с поклоном передавая крест Димитрию. — Се, крест твой крестильный, который мать твоя у себя хранила, а после передала князю Шуйскому, как залог твоего возвращения!
Димитрий замер. С благоговением приняв крест из рук Беззубцева, поднес его к губам, и торжественно надел на шею.
— Благодарю тебя, Юшка, — с чувством прошептал он.
— Многая лета государю! — крикнул в ответ Беззубцев.
Сидящие за столом поддержали его нестройными возгласами.
— А это кто с тобой? — спросил Димитрий, поворачиваясь к Ярославу и Ирине.
Беззубцев ухмыльнулся.
— Это — Ярослав, лекарь, искусством волхвования владеющий! Спутник мой и товарищ — изрядно помогал мне крест сей тебе доставить.
Димитрий благосклонно кивнул.
— А это, государь, — Беззубцев выдержал паузу, — дочь Бориса Годунова, царевна Ксения!
Гул в зале стих, взоры всех устремились на Ирину.
Димитрий отступил на шаг, воззрившись на Ирину в изумлении.
— Прибегла к тебе, как законному государю и наследнику трона, в поисках защиты и покровительства, — продолжал Беззубцев. — Неспокойно ныне на Москве, государь! Народ ждет настоящего царя, и не хочет Годуновых на троне!
Ярослав бросил тревожный взгляд на Ирину, ожидая вспышки гнева, но та смотрела на Димитрия, казалось, с не меньшим изумлением, чем он на неё.
— Царевна Ксения! — Димитрий опомнился первым. — Хотя этот титул не принадлежит тебе по праву, я все-равно почитаю визит твой за честь, и готов оказать тебе всемерную поддержку и покровительство! Обещаю, ты ни в чем не будешь иметь стеснения, или недостатка!
Он поклонился Ирине и добавил, обращаясь к слугам: — Отведите царевну в баню, и принесите лучшие одежды — пусть займет достойное место на моем пиру!
Казалось, Ирина собиралась что-то сказать в ответ, но (редкий случай!) промолчала, и лишь кивнула, не сводя с Димитрия глаз.
Ярослав проводил ее задумчивым взглядом. Реакция Ирины его озадачила.
— Ну, а теперь — за стол! — распорядился Димитрий. — Будем пировать!
* * *
— Государь! — Коган поклонился Федору, стоявшему у окна, прижавшись лбом к слюдяному стеклу. — Нужно укрепиться во дворце, перекрыть все доступы и вооружить всех верных людей! Мятежники скоро будут здесь!
Федор устало покачал головой. — Я не собираюсь позволить им загнать себя в нору, словно барсука! — бросил он. — Они сомневаются в праве моей крови на престол — что ж, пусть приходят и убедятся лично!
— Они убедятся лишь в том, что кровь Годуновых можно пустить точно также, как любую другую, — тихо сказал Коган. — Прошу, государь… Не нужно рисковать! Мы сможем изменить ситуацию в свою пользу — у меня есть… мощное оружие, которое образумит их. Но нам нужно время…
— Я — законный царь! — отчеканил Федор. — Патриарх благословил меня на царство, совершил священный обряд. Если эти безумцы посмеют обратить против меня оружие — их всех ждет анафема! Они не дерзнут.
Коган вздохнул. — Позволь хотя бы вооружить верных стрельцов, — проговорил он. — И поставить их охранять твои покои…
Федор вздохнул. — Будь по-твоему.
— Приведи ко мне начальника охраны, — обратился он к стрельцу, стоявшему у дверей залы с бердышом в руке.
Тот кивнул и удалился.
— Федор! — в зал торопливо вошла царица. Она тяжело дышала, в глазах ее плескался страх. — Они идут сюда! Толпа, которую ведут Шерефединов и Шуйский!
Лицо царя помрачнело. — Значит, все-таки, решились, — глухо вымолвил он. — Что ж… — он проверил, как вынимается из ножен меч.
— Нужно уходить, — скороговоркой заговорила царица, — пока есть время — бежать отсюда, в Лавру! Там монахи и святой Сергий, там мы будем в безопасности и сможем собрать верный народ…
— Какой верный народ? — с тоской в голосе ответил Федор. — Все ненавидят нас! Самозванец уже под Тулой, наше войско почти полностью переметнулось к нему, люди винят отца в голоде, смерти сына Годунова и бог весть в чем еще… Нет, мать, никто не заступится за нас. Или ты забыла, кто мой дед и твой отец?
Царица побледнела и перекрестилась. — Что же делать? — прошептала она.
— Выход есть! — вмешался Коган. — Мы сможем дать отпор бунтовщикам, я обещаю! Мне нужен только десяток стрельцов — и мы сможем отразить любой натиск!
— Будут тебе стрельцы, Яган, — грустно улыбнулся Федор. — Вот и они!
Действительно, в залу, в сопровождении солдат, уже входил воевода, имени которого Коган не помнил — его назначили совсем недавно.
— Вот, Яган, — сказал Федор. — Это — воевода Василий Голицын…
Воевода ухмыльнулся и сделал шаг навстречу царю.
— Здрав будь, государь! — сказал он.
В ту же секунду Коган насторожился — он услышал шум, доносящийся из коридора.
— Государь! — позвал он, но, в следующий миг, удар кулака отшвырнул его от двери.
— Вот они! — прокричал над ним чей-то голос.
Приподнявшись на локтях, Коган увидел, как в залу врываются вооруженные люди, среди которых был старик, виденный им сегодня в соборе, и двое его спутников — цыган и бандит.
— Измена?! — воскликнул Федор, выхватывая из ножен меч. — Ко мне, верные слуги!
Рынды шагнули вперед, с бердышами наперевес, заслоняя собой царя, но прогремели выстрелы, и они рухнули, распластавшись на полу. Темно багровые пятна расплывались на белых с золотом одеждах.
Федор зарычал и бросился с мечом на Шерефединова.
С неожиданным для своего возраста проворством, старик отскочил, вместо него на царя накинулись Молчанов и Рубец-Мосальский.
Истошно завопила царица, но вопль тут же оборвался, перейдя в надсадный хрип.
— Мама! — Федор обернулся, и в этот миг Молчанов бросился на него, и обхватил, прижимая руки к телу.
Выросший за спиной Федора Шерефединов накинул на шею царя кушак и затянул его.
Федор захрипел, хватаясь за кушак, пытаясь сбросить с горла удавку, но ему мешал Молчанов.
Лицо его побагровело, глаза вылезали из орбит.
Коган, парализованный ужасом, словно в кошмарном сне смотрел, как руки Федора бессильно поникли, колени подкосились, и юный монарх, проносивший царский венец всего лишь день, рухнул на пол. Его застывший взор, казалось, немым укором уставился на Когана.
Шерефединов переступил через тело царя, поддел его ногой. По лицу его промелькнула довольная злая улыбка. — Вот и поквитались, Борис, — пробормотал он.
Затем склонился над все еще хрипевшей царицей, покачал головой, и, выхватив из ножен кинжал, всадил его с размаху в неё.
Выпрямился, обвел взглядом распростертые на полу трупы и ухмыльнулся.
— Наша взяла! — сказал он.
Молчанов, Мосальский, Голицын и стрельцы разразились торжествующими воплями.
Коган, воспользовавшись всеобщим ликованием, начал медленно, ползком продвигаться к дверям. Сердце его лихорадочно колотилось. Медленно выпрямившись по стенке, он сделал шаг, и уже был на пороге, когда сзади раздался окрик: — Стой, жидовин!
Коган бросился бежать, не разбирая дороги. Следом раздался топот сапог.
Он знал эту часть дворца, и сейчас молился про себя, чтобы на пути ему не встретились захватчики. Но, видимо, дворец подвергся разграблению — там, где обычно стояли посты стражи, сейчас никого не было.
Он промчался по коридору, свернул на лестницу и оказался на своем этаже, где располагались выделенные ему комнаты, включая кельи для монахинь и «лабораторию».
На какую-то секунду он заколебался. Настасья…
Нет, слишком рискованно, на счету каждая секунда. Он бросился в лабораторию.
…и застыл на пороге.
Столы с реактивам были опрокинуты, инструменты и посуда разбросаны по полу.
Тело Иоганна Шварца, словно сломанная кукла, в неестественной позе лежало в луже крови посреди комнаты, по которой сновали стрельцы, переворачивая вверх дном все то, что еще не было перевернуто.
Один из них обернулся и хищно осклабился при виде Когана.
— Эва! Главный жид пожаловал! — гоготнул он. — А ну, подь сюда! Да не боись — не будешь мучаться, коли сразу расскажешь, где золото прячешь!
Коган затряс головой, отступая, и тут до него донесся пронзительный женский крик.
Настасья! Он застонал. Не успел! — билась мысль в висках.
Стрелец направился к нему, скаля кривые зубы.
Коган бросился к келье, распахнул дверь и едва не споткнулся о распростертое тело старой монахини. Пелагия…
Рослый стрелец обернулся к нему, лицо его было расцарапано, по рыжей бороде текла кровь.
Настасья, в разодранной одежде, пыталась вырваться из его хватки.
— Ты еще кто? — прорычал стрелец.
— Жид он, — хохотнул другой, появляясь за спиной Когана, и хватая его за шиворот. — Вишь, Мить, ты на его зазнобу, видать, глаз положил!
— Отпустите её, — хрипло сказал Коган. — Я… я покажу вам, где золото, много золота. Только отпустите!
— Ишь, как заговорил, — протянул тот, что держал его. — Слышал, Мить? Ну как, поверим жиду?
— Пусть сначала золото покажет! — отозвался другой, в глазах которого загорелся алчный блеск. — Тогда и с девкой решим! — он встряхнул Настасью и щелкнул языком. — Показывай!
Подталкиваемый в спину ножом, Коган направился в лабораторию.
Нужный ему ящик стоял у окна — он был раскрыт, пропитанные составом болванки были разбросаны по полу.
Он едва сдержал стон. Даже если успеть подобрать, нужно где-то добыть огонь…
Секунду спустя, его взгляд остановился на небольшой металлической колбе с привинченной крышкой, чудом уцелевшей среди погрома. Она была в двух шагах от него — в ней они со Шварцем проводили первые опыты, и, по идее, там должно было оставаться некоторое количество нитроглицерина… По крайней мере, достаточное для того, чтобы запустить реакцию.
— Ну?! — сердито рявкнул стрелец. — Где золото-то?
— Оно… оно спрятано… там… — Коган кивнул в сторону окна.
— Где — там? — подозрительно переспросил стрелец. Мы с ребятами там все обыскали!
— Вон те чурбачки, — Коган показал на сделанные им со Шварцем шашки. — Золото внутри них, мы специально его спрятали…
— Да? — стрелец сощурился. — Щас проверим! Смотри, жид, лучше бы ему там быть!
— Держи бабу! — велел он рыжему и направился к окну. Остальные стрельцы наперебой бросились собирать шашки.
Коган затаил дыхание. Он считал шаги. Один, два, три… Пора!
Он бросился в комнату, подхватил металлическую колбу, и метнулся назад. Стрельцы, кажется, что-то кричали, но он ничего не слышал, из-за стучащей в висках крови. Размахнувшись, он бросил колбу в стену у окна и тут же с силой налег на дверь.
Секунду спустя, его швырнуло на пол вместе с дверью. Дворец содрогнулся до основания, от грохота заложило уши.
Что-то упало на него сверху, он закашлялся и приподнялся, задыхаясь от кружащейся в воздухе пыли.
Взрывом снесло половину комнаты — стены с окном больше не было, вместо них высилась груда обломков, за которой виднелось небо.
Рядом с ним на полу валялась треснувшая дверь с вывороченными петлями, а чуть поодаль — рыжий стрелец и Настасья. Стрелец ошалело тряс головой, взгляд его был расфокусированным.
Коган, прихрамывая, подошел к нему и подобрал валяющийся нож.
Стрелец поднял голову, встретился с ним взглядом, и на лице его отразился дикий животный ужас; пятясь задом на карачках, он начал отползать, непрерывно крестясь при этом.
Коган сделал еще один неуверенный шаг, стрелец заорал, вскочил и бросился бежать.
Коган склонился над Настасьей. Девушка была без сознания. Он бегло осмотрел голову — вроде цела, видимых повреждений не было. Пульс ровный. Он попытался поднять ее — Настасья застонала и открыла глаза.
При виде склонившегося над ней Когана глаза ее изумленно расширились.
— Что… — начала она слабым голосом.
— Шшш! — перебил ее Коган. — Нам надо бежать! Срочно!
Настасья замолчала и кивнула.
Он помог ей подняться. Спускаться во двор по развалинам было небезопасно, но о том, чтобы пытаться покинуть дворец обычным путем не могло быть и речи.
Осторожно, балансируя на шатающихся бревнах, они выбрались наружу.
— Куда мы идем? — подала голос Настасья, когда они смешавшись с толпой, оказались на соборной площади.
Коган вздохнул, глядя на пламенеющие багровыми отблесками кресты на куполах соборов в лучах солнца.
Ему вспомнились последние слова царицы, обращенные к Федору.
— В Лавру, — сказал он.
