Глава 18
— Давид Аркадьевич!
— А?
Коган встрепенулся и уставился на нависшего над ним Евстафьева. Все-таки, он задремал!
Неудивительно, если учесть, сколько времени прошло с тех пор, как он полноценно спал. Все-таки, страх перед крысами оказался слабее, чем базовая физиологическая потребность.
— Вы бы легли нормально, Давид Аркадьевич, — предложил Евстафьев, — а то сидите носом клюете, того и гляди, упадете.
— Брр, нет, спасибо, — Коган содрогнулся, при мысли о том, чтобы улечься на вонючую солому со шныряющими по ней грызунами.
— Отдохнуть надо, Давид Аркадьевич, — наставительно заметил водитель. — Неизвестно, когда возможность появится.
— Неизвестно, понадобится ли нам сон вообще, — Коган осторожно помассировал затекшую шею. — Или вы, Василий Михайлович, все еще не поняли, что нас ожидает?
— Да чего уж не понять, — отозвался Евстафьев. — Головы отрубят, и всего делов.
— И вас это нисколько не пугает?
Евстафьев пожал плечами. — Все под Богом ходим. Но я вот чего думаю, Давид Аркадьевич: коли мы и впрямь в прошлом, то, может, если нас здесь убьют, мы обратно у себя окажемся?
— С чего вы это взяли? — удивился Коган.
Евстафьев неопределенно помахал рукой. — Ну, должен же во всем этом быть какой-то смысл, — сказал он. — Так просто ничего не бывает! Коли мы тут оказались, значит, так было нужно.
— Кому? — Коган почувствовал, что спокойная уверенность Евстафьева начинает его раздражать. — Кому нужно-то, Василий Михайлович?
Вместо ответа Евстафьев указал пальцем наверх. — Там! — многозначительно сказал он.
— Ну да, конечно, — кисло сказал Коган.
— Вот увидите, Давид Аркадьевич, все выяснится в свое время, — посулил Евстафьев и вздохнул. — Курить охота…
— Там хлеб принесли и воду, — сказал Коган. «Если их еще не сожрали крысы», — подумал он про себя.
— Сухой паёк, — ухмыльнулся Евстафьев, критически разглядывая заплесневелую корку. — Вот у нас, помню, в армии…
Шум в коридоре заставил его оборваться на полуслове.
— Опять идут! — проговорил он.
— Вот сейчас и узнаем, верна ли ваша теория, — вздохнул Коган.
* * *
Сознание постепенно возвращалось к нему. Он лежал на чем-то твердом и холодном. Подземелье? Там, кажется, должна была быть солома… Попытка поднять голову вызвала вспышку боли в затылке. Ощупав затылок, он обнаружил огромную припухлость. Хорошо хоть, кости целы. Наверное.
— Очухался? — спросил его чей-то грубый голос. — Вот и ладно. Нефёд, поди скажи князю!
Князю? Ярослав, наконец, справился с головокружением и повернул голову.
Он лежал на деревянной лавке, в просторной комнате, похожей на какой-то склад. Большую часть её занимали туго набитые мешки и громоздкие лари. На ближайшем сидел его недавний провожатый и с хрустом грыз огурец.
— Что произошло? — Ярослав услышал свой голос словно со стороны. — Кто ты?
— Микиткой меня кличут, — сообщил тот. — Ты лежи, лежи. Нефёд, вишь, перестарался малёхо, бестолочь. Я уж испугался, что ты окочурился.
— Да ну? — Ярослав качнул головой и тут же охнул от боли.
— Точно! — заверил его Микитка. — Хозяин за такое головы бы обоим оторвал, высек батогами, как пить дать.
— А кто твой хозяин? — спросил Ярослав.
— Щас сам увидишь, — подмигнул ему парень. — Огурца хошь?
— Погоди, — Ярослав, превозмогая тошноту, поднялся и сел на лавке. — Откуда у тебя та свеча?
— Какая свеча? — удивился Микитка. — Не было у меня никакой свечи! Это ты зачем-то с ней стоял. Заговор, чтоль, какой творил?
Ярослав закрыл глаза. Мысли вертелись каруселью. Получается, свечу ему дал не Микитка, а кто-то другой? Но он точно видел его, только в своем времени! Это что-то означало, вот только он не мог понять, что именно.
Снаружи послышались шаги, дверь, скрипнув, отворилась и на него упал прямоугольник света.
В проеме возникла мужская фигура.
— Ну, здравствуй, волхв!
На него, сощурившись, смотрел худощавый мужчина, примерно сорока лет.
Рыжеватая козлиная бородка, тонкие губы, вытянутое лицо — в его чертах было что-то лисье.
Убедившись, что Ярослав слышит и понимает его, он спросил: — Идти сможешь?
— Попробую.
Ярославу удалось встать и сделать несколько неуверенных шагов.
— Нефёд, Огурец! Помогите ему! — распорядился мужчина.
Нефёд, имевший выраженное сходство с гориллой, подошел к нему и подставил плечо. Микитка поддержал с другой стороны, и так, с их помощью, он последовал за тем, кто, по-видимому, и был загадочным хозяином.
Они оказались в просторной горнице, с огромным деревянным столом, на котором были выставлены кружки, кувшин и несколько блюд.
— Присядь, волхв, — указал на скамью хозяин. — А вы, ребята, ступайте. После позову.
— Голоден? — спросил он, обращаясь к Ярославу. — Откушай, окажи честь, чем Бог послал.
С этими словами он взял кувшин и наполнил две кружки, подвинув одну Ярославу.
Присел напротив и окинул его цепким пристальным взглядом.
Ярослав пригубил из кружки — вроде пиво, только кисловатое.
— Благодарю.
— Извини, волхв, за увечье, у Нефёда не лапы, а клещи. Сколько раз говорил ему, дубине, чтобы силу соразмерял… А с тобой и вовсе нехорошо получилось — я ведь тебе помочь только хотел, да и сейчас того желаю.
— Кто вы? — проговорил Ярослав. Он разглядывал лицо незнакомца и все больше укреплялся в подозрении, что оно ему хорошо знакомо. Где он его видел в своем времени?
Его собеседник, казалось, несколько опешил, однако тут же усмехнулся.
— Добро! Видать, и впрямь нездешний ты, коли не знаешь. Перед тобой — князь Шуйский. Слыхал про такого?
— Слыхал, — ответил Ярослав, ничуть не кривя душой.
— Это хорошо! — ухмыльнулся князь. — И что же про меня сказывают?
Ярослав снова отхлебнул их кружки, чтобы выиграть время для ответа.
Что он о нем помнит? Практически, ничего! То есть, даже не практически, а совсем ничего.
Вроде, был такой, и всё. Стоп! Что-то такое про Шуйского он слышал, когда был на экскурсии с Аленой в Оружейной палате. Жаль только слушал вполуха… Точно! Царем он был! Кажется, последним, перед Романовыми…
Ярослав поднял глаза на князя.
— Сказывают, могуч ты, князь, и силой, и умом.
Не ахти какая характеристика, конечно, но для затравки — пойдет.
— Про то я и сам знаю, — отмахнулся Шуйский. — Ты мне поведай, что про меня говорят во временах грядущих! Какая судьба меня ждет?
Вон что. Каким-то образом, хитрый лис пронюхал про его откровения и, в отличие от Годунова, поверил им. Что это означает? С одной стороны, это хорошо, так как князь может оказаться полезным, если суметь завоевать его расположение. С другой… Кто его знает, как он намерен с ним поступить?
— Велика судьба твоя, князь, осторожно сказал он вслух. Подумав, добавил: — Быть тебе царем русским!
По алчно вспыхнувшим глазам князя он понял, что тот хотел услышать именно такой вариант.
— Как же сбудется сие? — дрогнувшим голосом спросил Шуйский. — И скоро ли?
Ишь, шустрый. Ярослав не мог понять, какие чувства вызывает у него князь. Была в нем и подкупающая открытость, и, вместе с тем, скрытая угроза.
— Про то в деталях не ведаю, — он старался отвечать в тон. — Подробно, то есть. Но это произойдет непременно. «Должно произойти», — подумал он про себя.
Лицо Шуйского разочарованно вытянулось.
— Не много ж толку с таких пророчеств, — бросил он. — А Муха сказывал, ты многое знать должен!
Ярослав пожал плечами. Муха, значит. Дьяк, оказывается, был не так прост. То-то он выгородил его тогда перед Годуновым…
Шуйский, очевидно, расценил его молчание, как нежелание говорить и заметно заволновался.
— Доверься мне, волхв! — зашептал он, наклонившись к Ярославу. — Если поможешь мне — большим человеком сделаю! Десницей моей будешь, на золоте есть и пить, боярство пожалую! Не пожалеешь! А без меня — пропадешь! Где бы ты сейчас был? На дыбе! А, может, и в колесе, или на колу… Кто тебя от пыток лютых избавил? А у Семёна нрав переменчивый — сегодня помиловал, а завтра и осерчать может. Оком повести не успеешь, как обратно в темнице окажешься, только заступиться некому уже будет…
Ярослав мысленно усмехнулся. Гладко стелет, однако. И про камушки подложить тоже не забыл — намек был вполне прозрачным.
— Чего же ты хочешь знать, князь? — спросил он вслух.
Шуйский облизнул губы.
— Всё! — выпалил он. — Сколько Борис царствовать будет? Что Самозванца ждет? Кто на трон кроме меня воссесть пожелает и в том препоны чинить будет? Про Мстиславского, Шереметьевых, Трубецких, Романовых поведай мне!
— Романовы, — начал Ярослав, ухватившись за знакомую фамилию, и осёкся.
Вряд ли Шуйскому понравится услышать, что они будут царствовать триста с лишним лет…
— Что? — Шуйский подался вперед, жадно ловя каждое слово.
— Ну, в общем, править они будут, — вздохнул Ярослав.
— Значит, недаром Федор Никитич с Сапегой да прочей шляхтой дружбу водил, — проговорил Шуйский, помрачнев. — Когда же случится сие?
— Да не помню я! — рассердился Ярослав. — Вот ты, князь, знаешь, к примеру, когда Рюрик умер? Или там, скажем, Вещий Олег в каком году родился?
Шуйский нахмурился.
— Для того летописцы есть! — сказал он. — А ты — волхв, тебе сие ведомо должно быть.
— Да не волхв я!
Шуйский сощурился. — Думал я, что договорились мы с тобою, а ты вон как…
Разговор прервал стук в дверь.
— Ну? — раздраженно крикнул Шуйский. — Чего надобно?
В приоткрытой щели показалась голова Микитки.
— Гости до тебя, князь, — встревоженно сказал он.
— Кто такие?
— Не ведаю. По виду — иноки. Просили поклон тебе передать от старца Филарета, говорят, что дело спешное.
По лицу князя промелькнула тень. Он закусил губу, побарабанил пальцами по столу.
— Принесла нелегкая, — выругался он тихо. — Ладно! Зови!
— А ты, волхв, — бросил он косой взгляд на Ярослава, — посиди-ка, подумай. Хорошенько подумай! В светелку тайную его! — распорядился он.
* * *
Царская опочивальня впечатляла своими размерами. Под огромным, богато украшенным балдахином, грузное тело Годунова казалось маленьким и жалким.
Лишенный богатых одежд, царь выглядел обычным пациентом неврологического отделения.
Он по-прежнему не приходил в себя, плавающий взгляд не реагировал на попытки привлечь внимание, левая рука и нога свисали безвольными плетьми.
Ирина озабоченно кусала губы. Клиника инсульта была налицо, но оказать какую-либо помощь царю имеющимися средствами было невозможно.
У изголовья бледной тенью замер Федор, вполголоса успокаивающий бьющуюся в рыданиях царицу.
Рядом, молитвенно сложив руки, шептал что-то себе под нос Мстиславский.
Басманов с мрачным выражением лица застыл у дверей, зачем-то обнажив саблю.
Симеон. Ей нужен Симеон!
Но начальник сыска куда-то исчез.
Снаружи поднялся шум, кто-то громко отдавал приказы, послышался топот ног, крики.
В комнату ввалился Симеон Годунов, пунцовый и взмыленный.
— Измена! — прохрипел он.
— Что стряслось? — царевич шагнул к нему.
— Дохтур, государь! Христофер!
— Что?
— Найден с перерезанным горлом!
Симеон отер пот со лба рукавом.
— Чуяло мое сердце, что он тут замешан! Не иначе, он отраву царю подсыпал, а теперь, вишь, кому-то потребно было, чтобы я с ним покалякать не успел.
— Измена… — прошептал Федор. Он нервно сглотнул и оглянулся на мать.
Как ни странно, это известие, казалось, привело ее в чувство.
— Что же делать, Семен? — спросила она.
Тот покачал головой. — Сейчас чего хочешь ожидать можно… Коли уж заговор был, чтоб Бориса извести, то и люди наверняка у них готовы, чтобы под шумок и дворец захватить. Прикажу усилить охрану, да пошлю к патриарху человека — пусть отправит сюда попа, а сам готовится народ к присяге царевичу Федору приводить. А ты что скажешь, Федор Иваныч?
Мстиславский степенно разгладил бороду и кивнул.
— Мыслю, дело говоришь.
— Да послушайте! — не выдержала Ирина. — Царь ваш еще жив, не забыли?
Мстиславский сочувственно поглядел на неё.
— Отцу твоему уже ничем не поможешь, царевна. Тут поп нужен, отходную читать. До утра он едва ли протянет.
— Ну, это мы еще посмотрим! — Ирина сама удивилась той ярости, которая прозвучала в ее голосе. Каким-то парадоксальным образом, этот человек, лежащий на кровати без сознания, был ей сейчас почти настолько же дорог, как родной отец.
— Симеон! — обратилась она к Годунову. — Те лекари, что со мной в плену у разбойников были — у тебя?
— Да до них ли сейчас, царевна, — отмахнулся тот и вдруг осекся. — Лекари!
— Они должны быть здесь! Сейчас же! — с нажимом сказала Ирина. — Это важно! И наши, то есть, их вещи!
Годунов нахмурился. — То опасные люди, царевна… Тебя с помощью ворожбы и магии едва с ума не свели, а ты хочешь, чтобы они царя лечили?
— Вы же все равно его хоронить собрались, — ядовито напомнила Ирина. — Хуже уже они точно не сделают!
Но Годунов продолжал колебаться.
— Федор! — Ирина развернулась к «брату». — Ты царевич, или где?!
— Что? — не понял Федор.
— То! Если ты хочешь видеть отца на престоле, живым и здоровым — немедленно прикажи доставить сюда пленников, о которых я говорю!
— Но дядя говорит…
— Тебе нужен живой отец?! — заорала Ирина так, что Мстиславский испуганно шарахнулся в сторону. — Можешь считать меня помешанной, но я точно знаю, что они могут его спасти!
— Ну, хорошо… Дядя… Может, правда, попробуем? — неуверенно предложил Федор.
— Не попробуем, а идём за ними! — отрубила Ирина, повернувшись к Годунову. — Или я отправлюсь одна!
* * *
— Что-то больно шумно, Давид Аркадьевич, — заметил Евстафьев.
Он прильнул к решетке, вглядываясь в темноту коридора. Оттуда, из глубины, доносились возбужденные голоса, крики. Раздался скрип двери, прогремел топот кованых сапог, заплясали отблески факелов на стенах.
Коган подошел ближе.
К камере направлялась целая процессия, во главе с Годуновым и высокой статной женщиной в раззолоченных одеждах.
— Зря ты, царевна, сюда пошла, невместно тебе сие, — донеслось до него пыхтение Годунова.
Царевна?
— Я сама разберусь, что мне вместно, а что нет, — отрезала женщина. — Где они?
Услышав её голос, Коган ахнул.
— Батюшки, никак, Ирина! — опередил его Михалыч.
— Тс! — одернул его Коган. — Она — Ксения!
Когда Ирина приблизилась к ним, он невольно залюбовался ею. Нужно было отдать должное — царские одеяние подходили ей идеально, словно она была рождена для них.
Поймав на себе его взгляд, Ирина незаметно подмигнула.
— Открыть немедля! — не терпящим возражений тоном распорядилась она.
Рослый стражник кинул вопросительный взгляд на Годунова, получил от него короткий утвердительный кивок, и завозился над замком.
— Выходи, лекарь, — мрачно буркнул Годунов. — Есть для тебя работа во дворце. И уж придется тебе зело постараться, иначе то, что здесь видел покажется дитячьими забавами.
Не очень понимая, что происходит, Коган кивнул.
— А ты куда? — стражник пихнул в грудь Евстафьева, последовавшего было за Коганом.
— Он — тоже! — заявила Ирина и стражник тут же посторонился.
— Этот-то зачем? — раздраженно спросил Годунов. — Али теперь и конюхи царей лечить горазды?
— Он нужен, — отрубила Ирина. — Помогать будет. А где Ярослав?
— Так выпустили его, — сказал Евстафьев. — Он же вроде как человек божий…
— Кто выпустил?! — рявкнул Годунов. — По чьему приказу?!
Стоявший рядом старик-писарь вжался в стенку под его разъяренным взглядом.
— М-муха, — выдавил он. — Сказал-де, ты, боярин распорядился.
— Муха?! — Годунов побагровел. — Где он? Сей же час сыскать и привести!
— Нет его, боярин, — вмешался один из стражников. — Сразу после того, как блаженного выпустил, ушел куда-то и пропал. До сих пор не появлялся.
— Добро, — зловеще проговорил Годунов. — Стало быть, решил переметнуться на другой двор! Ну да, ведомо мне, с чьей руки кормится этот аспид лукавый…
— Ничего не понимаю, — перебила его Ирина. — Где Ярослав?
— Не ведаем, царевна, — развел руками писарь. — Вывели его на площадь, он и сгинул.
— Разберемся опосля, — буркнул Годунов. — Найду я Ярослава сего, царевна. Этих двоих забирать будешь, али, пока не найдем, здесь пусть сидят?
— Нет! — Ирина покачала головой. — Время не ждет. Где их вещи?
Сумки нашлись там же, где и были — в пыточной. Коган взял оранжевый медицинский ящик, а Евстафьев нацепил на плечо ремень дефибриллятора, другой рукой подхватив реанимационную укладку.
В полной боевой выкладке с медицинским оборудованием из двадцать первого века, в равных тулупах и синих форменных штанах они смотрелись сюрреалистично, однако, их вид подействовал на Ирину успокаивающе. Они снова были на вызове, они работали.
И она тоже автоматически включалась в этот процесс.
— Идемте! — повернулась она к Симеону.
