38

Понедельник. А голова не болит, и сушняка не было. Даже удивительно, ведь хорошо вчера дербалызнули. Наверное, дело в спиртном. Нормальные люди начали наконец-то снова переходить на самогон. Когда два года назад обсуждали очередной поход, химик-технолог из Москвы таким своим яблочным самогоном угощал, что были составлены на пол все принесенные виски, коньяки и водки, чтоб не портили впечатление.

Да и всем хорошо:

— имеется освоенная технология;

— народ перестает травиться контрафактом;

— рекламацию можно осуществить сразу и на месте;

— и, наконец, правительству можно доложить о сокращении потребления алкоголя населением.

Но настроение испортил инвалид, который, вызывая меня на дом, потребовал: «Пускай он попозже придет: мне еще в магазин надо сходить». А прийти в поликлинику самому? Или западло? Похоже, повышенная толерантность вредна не меньше, чем неумеренный деспотизм. Нельзя слишком хорошо относиться к людям. Поэтому, для поддержания баланса, решил пойти — «надавать по башке» этому инвалиду.

И если бы ветеран, а то просто инвалид. Правда, сейчас получить инвалидность или продлить ее действительно трудно — маленький подвиг. После 2008 года гайки в этом деле прилично закрутили. Некоторые, кто не согласен со снятием инвалидности, даже в Москву едут. Там, говорят, возле «несогласных» какой-то мутный мужик трется со своими расценками: «На год — столько-то, пожизненно — столько-то». Мошенник, наверное.

Но сразу прочистить инвалиду мозги не удалось. Сначала пришлось поучаствовать в маленькой межнациональной свалке (надо было послушать свой гороскоп на сегодня).

Пришел к пациенту с ЦВБ (цереброваскулярное заболевание) по вызову соседей. Они вместе со мной в квартиру зашли. Открыли же дверь какие-то нацменки — сиделки не первой свежести лет тридцати пяти и пятидесяти. (А может, стареют они в жарком климате быстрее?)

Сейчас сиделок из числа приезжих стало просто очень много. Самые приличные — с Украины, если, конечно, они не состоят в украинской «сиделочной» мафии, захватывающей крупные больницы. Там за две тысячи в день с каждого из двух лежачих больных они ну только что не покусают даже родственника, пришедшего к рядом лежащему доходяге пролежни обработать или памперс сменить.

Сиделки с Кавказа, хотя и обходятся дешевле в полтора раза, рано или поздно начинают пытаться прописаться или квартирку отжать. Понять их можно. В южных республиках бывшего Союза после прихода к власти кланово-национальных правительств житья для простого люда не стало, вот они и расползлись по соседней России. Сначала — маргиналы, потом — обычные граждане. Даже на Дальний Восток, как говорят знакомые, приехавшие оттуда, «таджиков» напихалось больше, чем китайцев. Уже десятую часть населения России составляют, постепенно увеличивая безработицу. В одной Москве их миллиона четыре. Иногда, когда вечером едешь в ближайший пригород типа Мосрентгена, вообще можешь оказаться, даже с учетом водителя, единственным белым человеком в маршрутке. Да еще чего только с собой ни везут: и ВИЧ, и сифилис, и даже брюшной тиф могут через границу протащить и устроить эпидемию «закрытого типа», как было в Можайке, на несколько сот зараженных. Скоро, похоже, и в стаи будут сбиваться, основой которых могут стать уже организованные группы преступников, промышляющие пока кражами машин или алкоголя в супермаркетах.

Не открыть дверь сиделки не решились, да и сработал эффект неожиданности. Пациент сидит благостный, ни на что особенно не жалуется, так как критика снижена, а та, что постарше, его и по спинке, и по ручке, и по попке поглаживает. Может, и какой незатейливый интим бедолаге перепадает?

И тут сосед увидел опрометчиво оставленный на столе паспорт и схватил его одновременно с молодой нацменкой. И пошла свалка. Я же оттаскивал от дерущихся ту, что старше. Победила мужская сила и сплоченность.

Соседи уже на лестнице рассказали мне, что эти две «деушки» на себя квартиру хотели переоформить, пока брат депонтинуса, живущий отдельно, про это не узнал.

Ну, а потом наступило время инвалида.

Практически у каждого терапевта на участке есть пациенты, вызывающие врачей по нескольку раз в месяц, а то и в неделю. Иногда, уредить такие вызовы помогают красочные рассказы о недавних случаях констатации смерти из собственной практики.

Другие, для которых процесс лечения превратился в идею фикс и смысл жизни, просто не помнят, что недавно уже общались с врачами:

— Я же вчера уже приходил к Вам. А позавчера Вы вызывали скорую помощь.

— Да? Как интересно.

Некоторые же, не без оснований полагая, что слово «инвалид» может оказать магическое действие на чиновников всех рангов в случае написания жалобы, требуют прихода к себе врачей-специалистов, вплоть до самых экзотических специальностей, или ежегодных бесплатного санаторно-курортного лечения и плановой реабилитации в стационаре.

В моем же случае инвалид оказался просто нахалом. Стал говорить, мол, у Вас в поликлинике очереди, а у меня нет времени (?!) и терпения там стоять (?!), а на мое неосторожное замечание: «Конечно, у врачей ножки казенные, пусть ходят», начал материться. На что я ему заявил:

— Пожалуйста, без мата. Я сам умею неплохо материться, но при пациентах себе такого не позволяю.

— А ты попробуй.

Меня «на слабо» не возьмешь. Еще со времен службы в ракетном дивизионе в память впечатались пара хорошо скомпонованных пяти-шестиэтажных матов, один из которых я и озвучил, ласково добавив в конце (от себя), для определения личности инвалида «х… р ты заман… вошканный». И сработало! Мужик как-то сник, перестал материться, а на прощание даже попытался всучить мне бутылку дешевого портвейна.

— Спасибо, это — не мой напиток.

Пусть сам пьет эту гадость. В конце концов постоянные обильные возлияния, как в известном рассказе Мопассана, помогут ускорить переход недвижимости к наследникам нахала.

Достаточно кстати часто в целях дальнейшей нормализации отношений вначале приходится крупно поругаться.

Бывают, правда, и совсем другие ситуации — случаи необоснованной любви. Одна часто вызывающая меня старушка, поглаживая меня по спине и ниже, каждый раз целоваться лезет со словами:

— Вы мой любимый, добрый доктор.

— Я добрый, только когда высплюсь, — (высвобождаясь).