32

Начало недели. С утра обход. Дикий ветрюган. Да тут еще одна сумасшедшая несколько минут не хотела меня пускать в дом, хотя сама и вызвала. Расспрашивала, кто я такой и как зовут. Хорошо хоть, без пароля впустила, типа «А ну-ка назови девичью фамилию жены». Оказалось — боится, что за ней психиатры приедут, заберут и во время лечения отожмут квартиру. Бред, наверное. Но свой архивчик они зачем-то в «скворечнике» спалили, и не очень аккуратно — с вещами пациентов. Хотя если вещи больных заранее вынесли бы из огня, все выглядело бы куда подозрительнее. Компенсации за сожженные вещи никто, конечно, не получил: форс-мажор все-таки, но какую-то бумагу подписать дали. А если бы кто и заикнулся о компенсации при выписке или поинтересовался, что он там подписывает, можно ведь тихо и ласково сказать: «Ты же вернешься еще сюда, дружок…»

Впрочем, нагло отнимать квартиру совсем не обязательно. Есть ведь люди, заинтересованные в «недееспособности» обладателя недвижимости. И постановка диагноза у взявших якобы «в состоянии психического расстройства» неподъемный кредит (в принципе они — реальные идиоты) для легального ухода от преследования заимодавцами способна принести доход, и получение инвалидности для родственника тоже дорогого стоит. Один дохтур как-то даже при мне не постеснялся сказать: «А Вы меня заинтересуйте…» Может, сознание искривляется при общении с психически больными и деморализованными людьми?

Вообще наша работа тоже нервная и не скучная. Скорее всего, был бы я спокойным кабинетным работником и не окунулся бы во все это, если бы не подстава с «дезертирством».

Служил в армии. Уходил в очередной отпуск, а меня опять назначили дежурным по академии. Там чем лучше дежуришь — тем чаще ставят. Позвонили вместе с начальником в строевой отдел, доложились, что я в отпуске буду. Не приказом же меня из него отзывать… Сказали: «Да не вопрос. Поменяем», — и забыли. И в день дежурства им пришел закономерный абзац. Через час об отсутствии дежурного докладывают в округ, через два — в Москву.

Так в одночасье весь строевой отдел оказался по уши в собственном, что особенно обидно, дерьме. Это предполагало в дальнейшем появление ассенизаторов из столицы для экстирпации засранцев из занятых кресел.

У начальника строевого отдела мозг наконец-то распух от мыслей и стал выдавать какие-то идеи. С учетом характера службы и отсутствия совести победил шаблон, чтимый во всем криминальном мире: «Нет человека — нет проблем». Приказ об отпуске спрятали, и отпускник «исчез». Дезертировал, конечно.

Побежали к моему начальнику, спросили: «Вы видели его отпускные документы? Мы приказа не можем найти».

А тот пугливый был. Трусость же рано или поздно приводит к подлости. Как его нагнули — не знаю, но подчиненного он предал.

Искать меня, естественно, никто не искал. Подали документы на увольнение по статье: «За дискредитацию чести старшего офицера».

К моменту моего возвращения проблема дезактуализировалась. Я же, наделав ксерокопий своего отпускного: а вдруг снова затеряют, пошел разбираться со своим увольнением.

Начальник отдела кадров — нормальный, насколько это возможно, мужик, спросил тогда меня:

— А ты хочешь дальше с этим х… м служить?

— Нет, — искренне ответил я.

— Так давай мы тебя уволим с благодарностью за службу «по достижении срока выслуги». Документы к увольнению тем более готовы.

На том и порешили.

Начальник же мой сразу после этого в Москву на повышение ушел. А через несколько лет уже в Женеве скончался, умерщвленный, скорее всего, зеленым змием. Любил он это пресмыкающееся, а женщин в нерабочей обстановке почему-то избегал. Вот своей «стопкадры» и не было.