27

Понедельник. Удивился и по привычке насторожился, увидев одиноко сидящего у моего кабинета пациента. Сразу угадать причину такого отсутствия очереди помешал насморк. Тот, который «не болезнь, а временное или постоянное неудобство», как я иногда говорю «очень тяжело больным», пришедшим на прием с единственной целью — получить больничный.

Полагаю, именно этот мой легкий почти хронический насморк, обеспечивает эффективную встречу специфических секреторных иммуноглобулинов с вирусными антигенами.

Да… Зело вонюч оказался братец. После опроса и осмотра, не выявивших другой патологии, кроме повышенного артериального давления, записи в медкнижку и выписки лекарств черт меня дернул спросить:

— Вы хоть иногда моетесь?

— Нет, доктор.

— …, а почему?

И тут он мне выдал свою теорию заговора в рамках давно сформировавшейся бредовой системы.

— Как только я иду мыться в ванную, мне вдоль труб начинают пускать смертельный газ, чтобы после моей смерти завладеть квартирой.

Затем, после небольшого (благодаря моим героическим усилиям) рассказа о группе заговорщиков во главе с генерал-лейтенантом (а чего мелочиться), он предложил мне пойти с заявлением на них к участковому милиционеру (хорошо хоть, не убивать). А в ответ на мой логичный отказ вдруг вылетело:

— Доктор, а как же клятва Гиппократа?

— Клятва Гиппократа визит к участковому не предусматривает! — ответил я и осторожно, почти не касаясь поверхности пациента, выдворил его за дверь.

Не успел я проветрить комнату, как он снова влетает ко мне и даже не спрашивает, а вопрошает:

— А как же совесть?!

— А совесть моя чиста. Я сделал для Вас все, что мог, — с таким же пафосом отозвался я.

Достаточно действенная, кстати, привычка — отвечать в тон собеседнику. Если говорить с собеседником на его языке, то и узнаешь больше при сборе анамнеза и втолковать ему что-нибудь легче.