Глава 44
«Я видел однажды,
как муж был погублен
злой женщины словом;
коварный язык
уязвил клеветой,
обвиняя облыжно.»
— «Речи Высокого».
Мы остановились на мгновение возле дома вождя, и я видел, как дрожит лицо у короля, он не мог скрыть волнения. На востоке небо начало розоветь, загорался рассвет. Усадьба Гибрухта была тоже обнесена частоколом, но ворота были распахнуты, и мы вошли, готовые в любой момент подавить последние очаги сопротивления. Но к моему удивлению, двор оказался пуст. Только несколько сонных куриц бродили, ковыряясь в грязи.
— Заходим? — спросил я.
— Да, — задумчиво ответил Киган через пару мгновений.
Здешний дом вождя отличался от всех, что я видел раньше, он был больше и просторней. Мы вошли в сени, из которых шёл тёмный коридор.
— За мной, — сказал король, по памяти ориентируясь в темноте.
Внутрь мы пошли вшестером, остальных воинов я оставил охранять внутренний двор. Может и зря, но предчувствие сказало мне так сделать. Я всё больше начинал ему доверять.
Мы вышли в главный зал, освещённый пламенем очага и несколькими лучинами. В полумраке я увидел трон, что стоял на возвышении в конце зала. Трон был пуст, но на ступеньках к нему сидела сгорбленная фигура.
— Где Гибрухт!? — рыкнул король.
Раздался хриплый смех. Это оказалась старуха, согнутая временем и тяжестью шкур на её плечах. С её головы свисали несколько жидких седых прядей, засаленных донельзя, лицо её было безобразно сморщено, будто печёное яблоко.
— Я говорила ему, что ты придёшь, — засмеялась она. — А он не верил. Все вы, Конайлли, дураки. Не слушаете старую Скатулу.
— Где он? Говори! — потребовал Киган.
Мы толпились в дверях, там, где остановились. Будто не рисковали пройти дальше.
— Мор и язва! Какое кому дело до Гибрухта!? Забудь про него, он уже далеко! — хрипло каркала старуха.
— Говори, — холодно процедил король, хватаясь за меч.
— Скатула слепая и старая, но не глупая! — закудахтала та. — Как поднимешь тымеч на ту, что нянчила твоего прадеда?
Киган сделал шаг вперёд, но старуха даже не пошевелилась. Пламя затрещало в очаге, тени запрыгали по стенам. Старуха определённо была безумна, но тут даже мне стало не по себе. Скатула завыла, на губах её выступила пена.
— Ни Кимвела, ни Гибрухта
Ты не найдешь здесь, нет!
Недолгим будет твой триумф,
Вот мой тебе совет!
Старуха затряслась всем телом и повалилась набок. Она упала со ступенек, но продолжала вещать чужим голосом, молодым и сильным. Я на всякий случай коснулся рубина и сделал жест, отводящий зло.
— Оставь мечи, забудь про месть
И будешь жить сто лет!
А коль отправишься в поход,
Окончишь жизнь как смерд!
— Замолчи! — заорал Киган, дрожа от бешенства.
Тени сгущались над старухой, пламя лучин почти погасло, огонь в очаге казался кроваво-красным.
— Твой родич царство заберёт,
Разбив тебя в бою!
А ты в бегах и нищете
Окончишь жизнь свою!
— Молчи! — рявкнул Киган. — Ты говоришь то, что велит тебе Гибрухт!
Но старуха закончила, и теперь просто дрожала, лёжа на полу.
— Пророчество… — прошептал кто-то за моей спиной.
— Никакое это не пророчество! Она всего лишь безумная старуха! — рыкнул Киган. — Гибрухт научил её этим словам!
Скатула зашлась в приступе кашля, который вдруг превратился в хриплый смех. Я почувствовал, как по спине пробежал мерзкий холодок. Меня пугала эта ведьма.
— Юный, наивный дурак Конайлли! Ты такой же дурак, как и твой дядя! — она с трудом поднялась и снова уселась на ступеньки. — Все знают, что со Скатулой говорят боги! Мои глаза давно заросли, но боги дали мне иное зрение!
— Старая ведьма, — прошипел король и рывком подскочил к ней.
— Прокляну! — взвизгнула она, и тот снова остановился. Старуха расхохоталась, король даже сделал шаг назад.
— Прогоните её, — устало произнёс Киган, но никто даже не пошевелился.
Все стояли, не смея сделать шаг внутрь зала. Я видел, как у Нибеля, старого воина, повидавшего, может, тысячи битв, дрожат руки от страха.
— Ууу! — завыла ведьма. — Вы — труха, а не воины! Боитесь столетней бабки! Кочерыжки! Гнилушки! Головёшки!
Скатула рассмеялась, и её смех напоминал воронье карканье.
Я вспомнил, как на юге ходят рассказы про ведьм и колдуний. И сколь бы не были они сильны, в каждом рассказе их ждёт один конец — их либо топят в проруби, либо сжигают на костре, либо забивают камнями. И пусть они так же сыпят проклятьями, угрожают сглазить или навести порчу, Господь не даёт ведьмам осуществить злые чары.
— Замолчи, — я услышал свой голос будто со стороны, но в то же время словно освободился от наваждения.
— Кто это? — засмеялась ведьма. — Аргайл или Конайлли?
— Аргайлов давно не осталось, и ты сама это знаешь! — вдруг рыкнул Киган.
— Ни то, ни другое, — ответил я и пошёл к ней.
Я не собирался её убивать, лишь выгнать вон, но сморщенное лицо Скатулы вдруг исказилось в гримасе ужаса. Она зарыдала и упала на колени передо мной.
— Прости, прости! — причитала она. — Глупая старуха забыла своё место, прости!
— Пошла прочь, Скатула, — сказал я, отпихивая припадающую к моим ногам ведьму.
Я ощущал странную смесь омерзения, удивления и могучего спокойствия. Будто сам Господь стоял сейчас за моим плечом.
— Скатула уйдёт! Скатула уйдёт! — завывала старая бестия, на коленях отползая к выходу, с удивительным для своего возраста проворством.
Воины расступились, прижались к стенам, чтобы пропустить её.
— Пророчества не лгут, Конайлли! — напоследок осмелилась крикнуть она.
— Прочь! — рявкнул я, и старуха резво скрылась в темноте коридора.
Я устало опустился на ступеньки, где только что сидела ведьма. Воины, и король в том числе, всё ещё стояли, не в силах пошевелиться.
— Будем считать, что Данкелд взят, — хмыкнул я, и все будто очнулись ото сна.
Воины загомонили, заорали, празднуя победу, но король был мрачен, словно грозовая туча. Он прошёл мимо меня и грузно опустился на трон, что был просто большим креслом, украшенным бархатом и резными узорами.
— Мы победили, король, — сказал я.
— Он ушёл, — глухо произнёс Киган.
— Плевать, город наш, мы выиграли. Это конец войны.
— Он ушёл! — рявкнул король. — Сбежал!
— И что? Забудь, мы победили! Всё! — сказал я.
Киган вздохнул и закрыл лицо руками.
— Ты не понимаешь, Ламберт. Я поклялся кровью отца, что отомщу. Я не могу позволить ему сбежать. Ни ему, ни его сыну.
Меня пугало пророчество старухи, но я всё же понимал его смятение. И не мог решить, как бы я поступил на его месте. Король был бледен, его руки дрожали.
— Значит, ищем обоих. Только куда они могли сбежать? — спросил я.
— Вариантов немного. Лишь один клан сейчас приютит Гибрухта. Клан Линдсей, — вздохнул король. — Но идти к ним — безумство.
— Почему? — спросил я.
— Они живут далеко в горах. Разве что мы перехватим ублюдков до того, как они доберутся до гор, но я бы на это не надеялся. А воевать в горах зимой — чистое самоубийство.
— И когда нас это останавливало?
