8
Субботним утром я проснулся, лежа на спине, с Сариным дневником на груди. Белла молча стояла возле кровати. Проснувшись, она иной раз так делает: прокрадывается ко мне, стоит и смотрит на меня, пока я не открою глаза. Не очень-то приятно, не могу я привыкнуть к этой ее манере.
— Я хочу есть, — сказала она.
— И тебе доброе утро, — сказал я, отложив в сторону дневник.
Энергия вернулась ко мне в тот же миг, когда я коснулся переплета дневника. Перед тем как отрубился, я вычитал там много интересного. Уму непостижимо, почему полиция оставила дневник без внимания. — Голыш, — сказала Белла, когда я встал с кровати. — Сама такая, — отозвался я.
— Но я-то в пижамке. — Она подергала пижамную курточку.
— Не тяни, станет слишком большая.
Белла пожала плечами:
— Так и я тоже буду большая.
Я оделся и двинул на кухню.
— Фу, — сказала Белла, увидев вчерашнюю посуду.
Я согласился. Позавтракали мы перед телевизором. Белла смотрела детскую передачу, а я дочитывал последние страницы дневника Сары. Если дневник вообще ее. Что мне и предстояло выяснить в течение дня, как и многое другое.
— Давай одеваться — и в путь. К сожалению, сегодня мне надо немножко поработать.
— А где буду я? — спросила Белла.
Я улыбнулся:
— У бабушки, у маминой мамы.
Примерно через час мы были у Марианны.
— Что это шумит? — спросила Белла, когда мы стояли в маминой прихожей.
Поскольку Белла теперь моя дочка, а не сестры, я иной раз думал о том, не надо ли ей называть Марианну папиной мамой. Хотя, наверно, это только все запутает, а не упростит.
— Это вентилятор в подвале, солнышко, — сказала Марианна. — Понимаешь, тут на днях случился ужасный потоп, пришлось вызывать крепких ребят и вскрывать полы. Теперь они установили там вентилятор, чтобы все просушить.
— Наверно, можно оплатить за счет страховки дома? — спросил я, вспомнив про звонок по поводу счета.
— Наверно, — ответила Марианна. — По крайней мере я так думаю.
Она помогла Белле снять курточку.
— Чем сегодня займемся? — спросила Белла.
— Я думала, можно что-нибудь испечь, — сказала Марианна.
Иногда для Беллы совсем неплохо побыть у бабушки. Сам-то я вообще никогда не пеку. И няня тоже. Люси утверждала, что печет, когда включала вафельницу, но меня не проведешь: вафли — это не печенье и не пироги. Белла со мной согласна.
— Когда заедешь? — спросила у меня Марианна.
— Часиков в пять.
По моим прикидкам, времени хватит, чтобы сделать все запланированное.
— Поужинаете со мной? — спросила Марианна.
Об этом я как-то не подумал. Возможно, рассчитывал позвать к нам Люси, но больше никого.
— Вряд ли получится, — сказал я.
Марианна явно была разочарована.
— Мы видимся слишком редко, Мартин.
С этим я совершенно не согласен.
— Спасибо, что согласилась присмотреть за Беллой, — сказал я и ушел.
Садясь в машину, я видел, что Белла с Марианной стоят у окна и глядят на меня. Но только Белла помахала рукой, когда я завел мотор и поехал прочь.
Как я и подозревал, назначить новую встречу с Эйвор не составило труда. Я намекнул, что содержимое коробки вызвало новые вопросы, и она сразу же согласилась принять меня.
— Вы привезете коробку? — спросила она.
— Она мне потребуется еще некоторое время, — ответил я.
Эйвор ждала иного ответа, но, увы, случается и так. — Сегодня вы выглядите совершенно по-другому, — сказала она, открыв дверь.
Я был в зеленой рубашке и коричневых брюках. И когда заходил к ней в прошлый раз, само собой, выглядел совершенно по-другому.
— Сегодня суббота, — сказал я. — На досуге я выгляжу вот так.
Мы опять устроились за ее кухонным столиком.
Я сразу заговорил о деле, рассчитывая сэкономить время.
— Прошлый раз я спросил, не возникало ли у вас с Туром мысли, что Сара Телль невиновна. И вы ответили «нет».
Эйвор посерьезнела:
— Разумеется.
— Разумеется, — повторил я. — И тем не менее в коробке, которую вы мне дали, обнаружилась папка с надписью «Остатки». Если прочитать собранные там заметки Густавссона, становится ясно, что многое в Сариных признаниях вызывало у него сомнения. То, что она, по идее, должна была знать, но не знала. Например, куда подевался чехол от клюшки для гольфа, которой было совершено убийство в Хьюстоне.
Ох уж это красноречивое молчание, возникающее, когда собеседник не может дать вразумительного ответа. Эйвор долго обдумывала, что́ сказать. В глубине души я даже сочувствовал ей. Ведь защищать работу Густавссона вовсе не ее задача. При желании она может послать меня куда подальше. Но она этого не сделала, лояльность к старому шефу не позволяла.
— Я и не знала, что эта папка тоже там, в коробке, — сказала она. — Глупо, конечно. Поймите, рассказ Сары не во всем был таким подробным, как хотелось бы. Но… она сказала достаточно. Да и кто помнит случившееся несколько лет назад во всех подробностях?
Конечно, что верно, то верно, однако речь идет не о будничных происшествиях, а о серии умышленных убийств. В таких случаях память, по идее, должна бы работать иначе.
— В коробке есть еще и тетрадь, — сказал я, — на которой вы или кто-то другой написали «Дневник Сары?». Как он оказался у вас?
— Мы получили его от Сариной подруги. Точнее, от Бобби, а он — от этой подруги.
— От Дженни?
Эйвор оживилась:
— Вы ее знаете?
Я покачал головой:
— Просто предположил. Потому что в расследовании фигурировала некая Дженни, которая утверждала, что у нее есть билет, доказывающий, что Сара не могла убить ту женщину в Галвестоне.
По лицу Эйвор никак не скажешь, о чем она думает. А сам я удивлялся, почему Бобби не упомянул про дневник.
— Значит, Дженни передала Бобби и дневник, и билет, — осторожно сказал я. — И что же вы думали насчет этих вещей?
Эйвор пожала плечами:
— Тур считал, думать там особо не о чем. Билет сам по себе ничего не доказывал, Дженни могла взять его где угодно. А дневник… Сара его своим не признала. Кстати, и билет тоже. Вы читали дневник?
Я кивнул:
— Кто бы ни вел этот дневник, он, по всей видимости, неврастеник. Записи короткие и едва ли не эпизодические. Большей частью без даты. Но, судя по почерку, сделаны одним лицом, так мне кажется. Вы не проводили почерковедческую экспертизу?
Эйвор рассердилась:
— А с какой стати? Совершенно без надобности, она же сказала, что дневник не ее.
— Верно, но, учитывая содержание записей, я бы просто из любопытства проверил, на всякий случай.
Эйвор дневник не читала, ежу понятно. Неловкая ситуация: мы оба украдкой прощупывали друг друга, и это плохо. Она ушла в защиту, слышать не хотела, что они где-то напортачили или могли что-то сделать иначе. Лично я вообще-то хотел поговорить напрямик, без обиняков.
— В частности, из записей ясно, что у их автора раньше был бойфренд, который, когда они расстались, повел себя весьма агрессивно, — сказал я. — Автор дневника боялась его. Хотя он жил вроде бы в Швеции, а она — в Хьюстоне. Кроме того, несколько раз упоминается некто по имени Люцифер. Он тоже как будто бы не поленился отправиться в США, чтобы устраивать ей проблемы. Или, может, он американец и все время жил в Штатах, тут ясности нет.
Ножки стула скрежетнули по полу, когда Эйвор встала.
— Я помню, Тур говорил об этом. Но опять же… что это доказывает? Ничего. А что до Люцифера… Нельзя же принимать такие вещи всерьез. Сара отнеслась к этим записям с пренебрежением. И мы последовали ее примеру. Вдобавок весьма любопытно, почему дневник Сары оказался у Дженни.
Важный вопрос. И разумного ответа на него у меня не было.
— Сара и Дженни были близкими подругами?
— Если спросить Дженни, она скажет «да». А вот Сара сказала бы, что нет. Обе они работали нянями в одном районе Хьюстона. Хайтс, так он вроде бы называется. По словам Сары, Дженни всегда больше стремилась дружить с нею, чем сама Сара — с Дженни.
— Где Дженни теперь?
— Осталась в Техасе. Вышла замуж за какого-то предпринимателя. Теперь у нее свой ребенок и своя няня.
В голосе Эйвор сквозила снисходительность, которая не вызвала у меня симпатии, но я промолчал. Для меня это прозвучало так, будто из двух девчонок именно Дженни сумела выбиться в люди.
— Давайте поглядим, правильно ли я все понял. Сара и Дженни познакомились в Техасе шесть лет назад. В прошлом году Саре предъявили обвинение в пяти убийствах, и вдруг с другой стороны Атлантики примчалась Дженни со старым билетом и дневником, которые свидетельствуют, что Сара может быть невиновна.
— Она не примчалась, — сказала Эйвор. — Она позвонила. И с кем-то прислала эти вещи. Прислала их Бобби, а он принес нам.
— Но вы с Туром показывали полиции билет и дневник?
Эйвор беспокойно поерзала на стуле.
— Конечно, показывали. Но они не заинтересовались.
Зато заинтересовался я. Бобби не ошибся. В деле Сары действительно хватало разрозненных нитей, которыми не мешало бы заняться. Только вот полиция явно на них наплевала. В дневнике упоминались кое-какие вещи, почему-то оставленные ими без внимания.
— Последний вопрос. — Я достал из кармана «памятную» записочку, найденную вчера вечером. — Почему вы собирались звонить хьюстонскому шерифу насчет бойфренда Дженни?
Эйвор потянулась за листком, сосредоточенно всмотрелась в него — так археологи всматриваются в древние черепки, которые могут оказаться остатками чего-то интересного, что существовало в незапамятные времена. Для Эйвор проблема заключалась в том, что перед ней были не допотопные черепки, а листок бумаги с ее собственными заметками.
— Н-да-а-а, — нерешительно протянула она. — Почему мы собирались звонить Эстебану насчет ее бойфренда?
— Эстебану?
— Эстебану Стиллеру, хьюстонскому шерифу. Очень симпатичный человек, всегда отвечал на все наши вопросы.
Очаровашка этот Эстебан, подумал я.
— Что же он сказал о бойфренде Дженни?
Эйвор не сводила глаз с листка и наконец воскликнула:
— Вспомнила! Понимаете, в одной американской газете Туру попалась заметка о том, что бывший бойфренд Дженни некоторое время сидел в СИЗО за хьюстонское убийство, но за недостатком улик был отпущен. Тур хотел проверить, почему бывшего бойфренда изначально арестовали.
— И что ответил Эстебан?
— Что изначально они, увы, ошиблись. Но что именно ему предъявляли, он не сказал.
— Вы говорите «бывший бойфренд», хотя в записке стоит просто «бойфренд». Значит, это не тот парень, за которого Дженни вышла?
Эйвор фыркнула:
— Думаю, не тот. Мисс Дженни — порядочная дама. Такая за негра не пойдет.
Негр. В мире не так много слов, которые я не выношу, и одно из них — «негр». Она что, не заметила, что говорит с чернокожим?
— Значит, парень, которого первоначально посадили в СИЗО за это убийство, был афроамериканцем? — Я подчеркнул последнее слово.
Эйвор захлопала глазами.
— Афро? Нет, если не ошибаюсь, он был из Китая. Вы же знаете, от них всего можно ожидать. Но, по-моему, он не убийца.
И оказывается, не негр. Негрокитаец, это что-то новенькое. Дуреха необразованная.
Я резко встал, поблагодарил ее за то, что позволила мне зайти.
— Когда я получу свою коробку? — с тревогой спросила она.
Я уже на пороге обернулся:
— Когда я закончу свое расследование.
Все, решение принято. Я рискну. Постараюсь реабилитировать Сару Телль.
Кто бы знал, как оно пойдет.
