С чеченцами Сафрон разбираться не рискнул. Зато он поставил на уши двух утырков, которые посмели рэкетнуть его подшефного коммерсанта. Пацаны возомнили себя крутыми, наехали на ларечника, сорвали с него куш и решили это дело обмыть. В кабаке их тепленькими и взяли.
Сафрон мог бы и не ехать на разбор. Но утренний разговор с Агнессой комом стоял у него в горле. Как будто он не в состоянии спросить за тех, кого приручил. Может, и пацаны так думали.
Одного утырка он боднул головой. Другого ударил с ноги. Оба легли перед ним на землю. Место безлюдное, ночь, луна. Целая стая двуногих волков. Достаточно будет одного слова Сафрона, и они загрызут этих шакалов.
Но Сафрон своих хищников с цепи не спускал. Он основательно избил одного утырка, а второго поставил перед фактом. Десять штук баксов с них, срок – неделя. Потом включается счетчик.
В машину он садился в отличном расположении духа. Сафрон чувствовал себя вершителем судеб и повелителем волков.
– По домам? – спросил Ступор.
Он, похоже, жалел о том, что босс не дал ему пройтись кулаком по мордам этих утырков.
– Ну а куда?
Дома Сафрона ждала Агнесса. Она знала, куда и зачем он ездил. Это и напрягало его. Он вернется, а она начнет подкалывать. С чеченами не смог, а на слабых отыгрался. Даже если и не скажет, то улыбнется так, что сразу все станет понятно.
– Нет, давай на площадь Свободы, – сказал он.
– В кабак?
– Нет. Но погулять можно, – сказал Сафрон, усмехнулся и глянул на часы.
Половина второго ночи. Поздно уже. Но Марина Ялова сейчас безработная, ее можно и потревожить. Утром выспится. После того как Сафрон спросит с нее за подставу. Она должна знать все позы для наказания из «Камасутры».
А Ступора Сафрон отправил домой. Ему точно завтра на работу.
К Марине он поднялся сам, в сопровождении верной «Беретты». Ствол у него конкретный, с таким не стыдно на людях показаться.
В дверь он постучал кулаком. Как хозяин. Но потом подумал, что Марина не услышит его, и нажал на клавишу звонка.
Дверь ему открыл какой-то мужик. Короткие черные волосы, литой лоб, плотные черты лица. Глаза глубокие, с поволокой. Как у женщины. Только взгляд хлесткий, хищный. Как у мужчины.
– Ты кто такой? – спросил Сафрон.
– Это ты у меня спрашиваешь? – оторопел мужик.
За спиной у него появилась Марина и почему-то замахала рукой, показывая Сафрону, чтобы он уходил.
– Менту своему подмахни, – заявил Сафрон и ухмыльнулся.
Наконец-то он понял, кто перед ним. Правда, он этого мента не знал. Наверное, из новеньких. Говорят, в уголовке вакансии свободные.
Марина предостерегающе покачала головой и зачем-то закрыла глаза. Мент повернулся к ней, вдруг рванул на Сафрона, стремительно перешагнул через порог и ударил.
Сафрон уловил момент, но предотвратить атаку не успел. Кулак, казалось, вошел в самую голову и вбил сознание куда-то в заднюю стенку черепа.
Капитан качал головой, поглаживая шрам на подбородке.
– Ты хотя бы намекнул, что из милиции, – сказал он.
– Зачем намекать? Я сказать хотел. А ваши ребята слишком быстрые.
– Быстрые. Но не слишком, как оказалось.
Не было у Степана другого выхода, кроме как скинуть с себя постовых. Он отшвырнул одного, дотянулся до Вахмистрова, а затем уже опрокинул на спину второго. Его-то и покалечил. Слегка. Тут и подмога подоспела. На этот раз сотрудники ППС позволили Степану объясниться, но в отделение его доставили. Вместе с Вахмистровым.
– И тупые. Я человеку искусственное дыхание делал.
– Да тут у нас по ночам такое творится. Ваучеристы, онанисты, педерасты!..
– Вуайеристы.
– Все равно педерасты.
В дверь кто-то постучал.
– Да!
В кабинет ввели Вахмистрова.
– Здесь допросишь или с собой заберешь? – спросил капитан и зевнул.
– Нет, это он меня с собой заберет, – ответил Степан. – Человек на явке с повинной настаивает, в отделение, говорит, вези.
– А зачем тогда убегал? Или ему на том свете мозги прочистили?
Степан поднялся, поднял руки, как это делают священники.
– Покайся, сын мой!
Вахмистров отвернул голову и закатил глаза.
Заговорил этот тип позже, в машине.
– Сам не знаю, зачем я Любке сказал, – буркнул он.
– Про золото?
– Почему про золото?
– А что, по-твоему, в сейфе было?
– Ну да, тяжелый. Купюры столько не весят. Значит, золото?
– Где сейф?
– Любка забрала. Сказала, что у нее сохраннее будет.
– Странно. Она ведь сказала мне, что сейф у тебя, – слукавил Степан.
– А она и правда у вас?
– Тебе уже должно быть все равно. Ты сейчас свою шкуру спасать должен, а не о чужой заботиться.
– Как спасать?
– Ну, для начала чистосердечное раскаяние. Ты участвовал в нападении на гражданку Ялову?
– Так мы же ее не убивали. Даже не били.
– На балкон как попали?
– Миша лестницу подставил.
– Кто такой Миша?
– Любкин знакомый, – ответил Вахмистров и скривился, как от кишечных колик.
Мужик понимал, что этот Миша может быть не просто ее знакомым.
– Где он сейчас?
– С Любкой должен быть.
– А тебя она, стало быть, к маме отправила?
– Да, как будто мы поругались.
– Так вы и поругались. Если она с Мишкой сейчас…
– Так она не у вас?
Степан промолчал.
– Лучше бы она была в камере, – сказал Вахмистров и вздохнул.
– Раньше ревновать надо было.
– Да она повода не давала.
– Ну да, белая, пушистая. И пьяной на остановке не валялась.
– Так это случайно. Она хотела забыть старое. Не всегда получалось.
– Гражданку вы Ялову ограбили. Это тоже случайность.
Вахмистров уронил голову на грудь.
– Ну и что молчишь?
– Люба сказала, что это в последний раз. Мол, нам на всю жизнь хватит.
– Она знала, что в сейфе?
– Нет.
– Значит, обманывала она тебя.
Не смогла Карасева начать новую жизнь, тяга к авантюрам дала о себе знать. Сорвалась Люба. Что ж, Степан готов был предоставить ей возможность исправиться и перевоспитаться. Колонии для того и существуют.
– Где она сейчас?
– Не знаю.
– Вы ведь не расстались?
– Нет. Она сказала, что сама меня найдет.
– Уже ищет. В постели с Мишей, – заявил Степан и усмехнулся.
– Не надо! – Вахмистров нервно дернулся.
– Ищет, находит, сравнивает. У кого лучше.
– Замолчи!
– Уже сравнила. Лежит сейчас с Мишей в постели и смеется над тобой. Развели лоха на потроха.
– Я сказал, не надо! – Леня заскрипел зубами.
– Ты срок мотать будешь, а она с Мишей в Крыму загорать. Знаешь, почему в Крыму? Это сейчас заграница. Может, они уже там?
– Здесь они, – выдавил из себя Вахмистров.
– Где конкретно?
– Не знаю.
– Знаешь.
Степан не смотрел собеседнику в глаза, его занимала дорога. Но ложь он чуял нутром и знал, что Леня не сможет долго скрывать правду.
Сафрон ничего не понимал. Он сидел на межэтажной площадке, на полу, голова гудела, потрескивала, перед глазами плыло. Под потолком с тугим гулом крутилась большая муха, но существовала ли она на самом деле или же это была галлюцинация?
Его ударили и сбросили с лестницы, как какое-то ничтожество. Он потерял сознание и не знал, сколько времени здесь провалялся. Кстати, где пистолет?
Сафрон встрепенулся, сунул руку под куртку, нащупал рукоять «Беретты». Ствол на месте. Почему мент его не отобрал? Шмон для ментов – первое дело, это у них в инструкциях прописано. Нашел, изъял, привлек!..
В кармане у Сафрона лежало заявление о том, что он случайно нашел пистолет и собирается при первом же удобном случае занести его в милицию. Грамотный адвокат мог обратить эту филькину грамоту в железобетонную индульгенцию. Но мент мог отобрать ее, а затем в присутствии понятых изъять ствол.
Но заявление в кармане, ствол за поясом. А Сафрон на полу, прямо как бродяга бездомный. Осталось еще только сходить под себя для полного счастья.
Он попробовал подняться, но голова закружилась, и его чуть не стошнило. Похоже было на то, что мент отбил ему мозги. Или это не мент?
Сафрон превозмог себя, все-таки поднялся, передернул затвор «Беретты» и шагнул по лестнице вверх. Он должен был наказать своего обидчика.
Но на полпути он остановился. Ствол у него, конечно, есть, но вдруг и его враг вооружен? Ясно, что этот тип церемониться не станет. Шмальнет в лоб, и все дела. Или снова ударит кулаком в подбородок, да так, что глаза вылетят вместе с искрами.
Нет, тут пацанов нужно звать. Пробить, что за чувак в гостях у Марины, обложить хату со всех сторон. Сафрон же не волк-одиночка, у него своя стая. Горе всем, кто смеет идти против него.
Он уже собирался повернуть назад, когда щелкнул замок. Дверь открылась, на лестничную площадку кто-то вышел. Шаг легкий, мягкий. Похоже, это женщина.
Да, Сафрон увидел Марину. Она тянула голову, чтобы окинуть взглядом площадку между этажами, но Сафрон стоял на лестнице, у стены. Марина не ожидала его там увидеть, поэтому вздрогнула. Он навел на нее ствол.
Она сжалась в комок и жалобно пробормотала:
– Не надо!
– На меня плюнуть пришла? – спросил Сафрон, опуская пистолет.
Стрелять незачем. С этой дурой он мог справиться одной левой. Врезать кулаком в лоб, да и все дела.
– Ты так долго лежал… – пролепетала она.
– «Скорую» могла бы вызвать.
Сафрону вдруг стало страшно за себя. Он ведь и в самом деле мог и не очнуться. Лежал бы в отключке, пока не склеился. Сдох бы тут как собака, никому не нужный.
– Ты же Сафрон. Никто не должен знать, что тебя побили. Я никому не скажу, – проговорила Марина и приложила палец к губам.
– Ты дура?
В принципе, все правильно. Если пацаны узнают об этом позоре, то планка его авторитета реально опустится. Но и на тормозах он это дело спустить не мог.
– Где твой урод?
Сафрон попытался обойти Марину, но она вцепилась ему в руку.
– Не надо!..
– Что не надо? – Он оторопело глянул на нее.
Будет какая-то шлюха указывать ему, что надо, а что не надо.
– Никому не надо! Ни тебе, ни ему. Пантелей очень опасен!
– Да класть я на него хотел! – заявил Сафрон и с силой оттолкнул от себя Марину.
Она ударилась боком о перила, попыталась схватиться за них, но не поймала, провалилась и стала падать. А Сафрон рванул к ее квартире. Он не слышал щелчка, с которым закрылась дверь, значит, путь свободен.
– Он в законе! – крикнула Марина.
Это не могло остановить Сафрона. Но в голове у него все-таки что-то щелкнуло. Если Пантелей вор в законе, то стрелять в него нельзя. Сафрон не какой-то там беспредельщик, он живет по понятиям.
Может, потому авторитет и замешкался, когда из-за двери показался Пантелей. Весь в черном, с пистолетом в руке. Глаза как пулеметные амбразуры, из которых уже ведется огонь.
Пантелей навел на Сафрона пистолет. Тот вовремя осознал, что шансов у него нет, и зайцем сиганул на лестничный пролет, под защиту стены.
Пантелей выстрелил. Даже сквозь грохот Сафрон услышал визг рикошета. Это придало ему ускорение.
Пантелей ринулся за ним, выстрелил вслед, но Сафрон перескочил через перила, нырнул в следующий пролет.
Сафрон не убегал, он всего лишь отступал. Ему нужно было время на то, чтобы подготовиться к бою. Получить его он мог только вне зоны обстрела. Ему требовалось место, где он мог бы развернуться и перейти в наступление.
Но проклятый Пантелей шел за ним по пятам. Сафрон снова перескочил через перила, вылетел во двор, рванул к машине и спрятался за ней. Он готов был выстрелить в Пантелея, когда тот выйдет из подъезда. Но его обидчик никак не показывался.
Сафрон не знал, что делать. Если Пантелей действительно в законе, то связываться с ним опасно. Но и спустить на тормозах это дело он не мог. Пантелей фактически опустил его. Если Сафрон не ответит, то грош ему цена.
Нужно собирать пацанов. У Пантелея ствол, и ведет он себя как бешеный пес. А их отстреливают. Это всем известно.
Марина похожа была на мокрую курицу. Такая же нелепая и тупая.
– Какого хрена ты к нему полезла?
Пантелей чуть ли не силой втолкнул ее в квартиру. Чихать он хотел на какого-то там Сафрона. Пусть этот пес так и лежал бы себе за порогом. А Марину с какого-то перепуга понесло к нему с извинениями. Страшно ей стало за себя. Да и за него, за Пантелея, видите ли, тоже. Как будто он чего-то боится.
– А почему ты не ушел? – хныкающим голосом спросила Марина.
– Да теперь вот придется уходить! – Пантелей едва не заорал на нее.
Пригрелся он у нее под крылышком. И сама она безотказная, и хата у нее супер. Коньячок под мясцо так здорово пошел. Чудно было, душевно. Пантелей мечтал проснуться утром в объятиях Марины, принять душ, позавтракать, махнуть рюмочку на дорожку и отправиться в путь. На стрелку с пацанами. Но появилась какая-то гнида, и теперь ему надо валить отсюда. Соседи уже наверняка подняли тревогу. Шутка ли, четыре выстрела в подъезде. Менты уже, конечно, в пути.
– Сразу надо было.
– Закройся! – Пантелей не постеснялся вызвериться на Марину.
Во-первых, сама во всем виновата. Во-вторых, должна знать свое место в стойле.
Он осторожно выглянул за дверь. Вроде бы тихо.
– Лучше через балкон, – тихо сказала Марина.
– Я?! Через балкон?! – Пантелей смотрел на нее так, как будто не мог поверить своим ушам и никогда не уходил черным ходом.
Сколько раз такое случалось. Но перед Мариной он просто обязан был держать марку, ускакать от нее мог только на белом коне.
– Ну, как знаешь.
– Я тебе позвоню. Если кто-то будет рядом, просто поздороваешься. Если будешь одна, скажи: «Привет!», потом пожалуйся на Сафрона. Если эта гнида хотя бы прикоснется к тебе, я выпущу ему кишки через уши. Так и скажи этому типу. Все, пока. – Он подмигнул Марине, открыл нараспашку дверь и как ни в чем не бывало вышел из квартиры.
На въезде во двор Пантелей увидел мелькание огней, остановился, вынул из кармана сигареты.
Он не ошибся. Во двор въезжал ментовской «луноход». Но Пантелей не суетился. Он спокойно закурил, наблюдая за тем, как из машины выходят менты, потом неспешно сунул зажигалку в карман.
Стражи порядка торопливо, но как-то вразвалку подошли к нему. У одного автомат, у другого только кобура на поясе.
– А я уже думал, что вы не подъедете, – сказал им Пантелей.
Мордастый прапорщик хотел спросить, кто он такой, но передумал. Действительно, стоит мужик, уверенный в своей непричастности, никого не трогает. Возможно, он и позвонил, сообщил о пальбе.
– Кто стрелял?
– Да там они. – Пантелей кивком показал на дверь.
Менты встрепенулись, переглянулись. Им явно не хотелось попадать под раздачу. Но делать нечего, надо было идти.
– Я пойду, пока не началось, – сказал Пантелей.
Но менты уже не обращали на него никакого внимания.
Он спокойно подошел к своей машине, сел, завел двигатель и беспрепятственно выехал со двора. Сегодня все обошлось. А как будет дальше? Да, Пантелей не имел права бросать Марину на произвол судьбы. А ведь Сафрон обязательно сунется к ней. Что ж, надо будет заказать венок на его могилу.
Степан чувствовал себя бароном Мюнхгаузеном, который и в огне не горел, и в воде не тонул, но исключительно в своих фантазиях. Этот барон создал сказочный мир, поверил в него, жил в нем и всегда побеждал.
В такой же вымышленный мир поверил и Степан. Потому и отправился брать Карасеву в одиночку. Но с чего он взял, что круче него могут быть только яйца? Почему он был так уверен в своей неуязвимости? Тот же Миша мог напасть на него из темноты и всадить нож в спину. Да и Карасева могла ударить, ну, например, шилом в горло. А вдруг у нее есть пистолет? Вахмистров говорил, что нет, но все возможно.
Степан должен был запросить подмогу. Малыгин сегодня дежурит. Надо было бы позвонить ему. Он организует группу захвата. Но на это уйдет время, а солнце уже просыпается, красит небо в розовые тона. В этот час у людей самый крепкий сон. Степан совершит должностное преступление, если упустит этот прекрасный момент.
Барон Мюнхгаузен вытянул себя из болота за волосы. Степан так поступить не рискнул. Он не стал тянуть себя за волосы, просто зацепился за край забора и перенес через него тело. Забор скрипнул под его тяжестью, пошатнулся, тоскливо хрустнула доска. Опер спрыгнул на землю, и кругом стало тихо. Только ветер в малиннике чуть шелестел.
Вахмистров не мог точно сказать, есть ли во дворе собака. Вроде бы пса тут не было. Но Степан был готов к встрече с ним. Пистолет наготове. Если что, придется стрелять.
А вдруг Вахмистров обманул его? Если в доме нет ни Карасевой, ни ее подельника? Там сейчас находятся люди, совершенно посторонние по отношению к делу, но не к этому дому.
Ведь Степан забрался на частную территорию без всякого на то разрешения. Если он вдруг пристрелит собаку, то поднимется жуткий скандал. Милицейское начальство церемонится с бандитами, но никак не со своими подчиненными. Столько всяких «нельзя» вдруг появилось. «Можно» – это только для братвы.
Дом небольшой, кирпичный. Свет в окнах не горел. Только под козырьком над крыльцом робко светила лампочка. Дверь наверняка заперта, стучать в нее глупо. Лезть через окно? Открыта только форточка, но это не для него.
Окно можно выбить, дверь взломать и потом узнать, что в доме живут обычные люди. Может, лучше подождать, пока жильцы сами выйдут из дома? Например, в туалет. А они это сделают? Скорее всего, будут спокойно спать до утра.
Пока Степан искал способ добраться до преступников, открылась дверь. На крыльцо вышла молодая женщина в спортивном костюме. На плече сумка. Но если эта особа и занималась каким-то спортом, то только уголовно наказуемым. Криминальное многоборье – забраться на балкон, отмычкой открыть решетку, связать хозяйку, вырвать из стены сейф и скрыться с места преступления. Это был только первый этап, с которым Люба Карасева успешно справилась.
Теперь начинался второй этап. Она успешно взяла старт, вышла из дома одна и не оглядывалась. Как будто уверена была в том, что Миша не станет ее преследовать. Видно, крепко его усыпила. Ну да, талант клофелинщицы не пропьешь.
Степан не торопился. Он пропустил Карасеву вперед и только тогда пошел за ней. Она должна была заметить его, обернуться. Вот тут-то для нее все и началось бы. Вернее сказать, закончилось. Опер полностью держал ее под своим контролем. У нее просто не будет возможности достать нож или даже пистолет. За спиной тихо. Дверь не открывается, никто не подкрадывается.
Карасева вплотную приблизилась к калитке, только тогда почувствовала дыхание за спиной, лязгнула задвижкой и замерла.
– Миша, ты не так все понял, – не оборачиваясь, сказала она.
Степан молчал.
– В сумке только мои вещи. Золото в серванте, в нижнем ящике. Забирай, мне не жалко.
Она осторожно открыла калитку и резко взяла старт, но Степан схватил ее за руку.
– Миша! – истерично вскинула она.
В захвате оказалась и вторая рука. Степан придавил ногу под коленкой, заставил Карасеву лечь и надел на нее наручники.
– Круча?! – взвыла Люба.
– Тише ты! Мишу разбудишь!
Он затащил Любу обратно во двор, заткнул ей рот платком, достал из кармана ленту скотча, связал руки, ноги. Платок он вернул себе, а рот тоже заклеил скотчем. Точно так же был связан Вахмистров, который находился сейчас в машине. Слишком уж большие обязательства взял на себя Степан, а наручников только пара. Они нужны для задержания, а не для хранения.
В сумку он тоже заглянул и обнаружил там картонную коробку, в которой сложены были маленькие слитки золота.
Опер расклеил Карасевой рот и спросил:
– Кто в доме?
– Двое с автоматами, а третий с пулеметом! – громко выдала она.
Ему пришлось снова заклеивать ее губы.
К дому Степан приближался с настороженностью охотничьей собаки, но без особой опаски. Кто бы ни находился сейчас в доме, эти люди явно имели виды на краденое золото. Поэтому Карасева должна была нейтрализовать их всех. Она наверняка это сделала.
Степан поднялся на крыльцо, протянул руку, но дверь открылась еще до того, как он к ней прикоснулся. Она распахнулась от удара ноги. Из темноты веранды высунулись ружейные стволы. Кто-то вдруг схватил Степана за волосы и сдернул его с крыльца.
Выстрел громыхнул практически над ухом опера, но пламя, вырвавшееся из ствола, не задело его лицо. Степан ощутил на щеке лишь тепло. Вдобавок ее что-то кольнуло. Скорее всего, это был кусочек пыжа.
Степан бросился за угол.
– Убью, падла! – услышал он.
Мужик с ружьем рванул за ним, но Степан и не собирался от него убегать. Он остановился за углом, развернулся и приготовился стрелять. Сначала из-за угла показалось ружье, а потом уже – человек.
Степан ударил по стволам, ружье выстрелило, но заряд ушел куда-то в ночное небо. Мужика он сбил с ног со второго удара, навалился на него и едва не напоролся на подставленный нож.
Нож он выбил, преступника вырубил и усмехнулся. Вдруг это барон Мюнхгаузен схватил его за волосы и сдернул с крыльца?