23

После того как строительство корабля под стенами царского дворца завершилось, Шуруппак опустел. На запыленных улицах города валялись обрывки одежды, потерянные на бегу женские украшения, детские игрушки. То здесь, то там можно было видеть большие и маленькие сандалии, браслеты из драгоценных металлов, головные уборы… Люди убегали, теряя впопыхах одежду, вещи, запасы еды. Вороны клевали лежащие на дороге ячменные лепешки, рыбу, сушеные фрукты. Сын Убар-Туту позвал всех желающих забраться в огромный ковчег, но многие предпочли занять места на своих кораблях, а некоторые, уйдя в сторону Тигра, перебравшись через реку, отправились в горы, рассчитывая спастись на возвышенности. В ковчеге царя разместились животные, птицы, работники и слуги из дворца, жрецы, члены царской семьи и сам сын Убар-Туту. В корабль перенесли запасы вина, пива, хлеба, рыбы, мяса.

В ночь перед восхождением в ковчег сын Убар-Туту устроил пир, на который созвал всех оставшихся в Шуруппаке горожан, вплоть до самых бедных его обитателей. До самого утра люди ели, пили, старались веселиться. Но пир больше напоминал поминки, прощание с прекрасным городом, с трудной, но наполненной важнейшим смыслом жизнью, которая вот-вот могла оборваться. Люди прощались друг с другом, не веря в возможность спастись и не понимая, за что боги гневаются на них, простых людей, вся жизнь которых была отдана нелегкому труду, рождению и воспитанию детей. Они ни в чем не обманули богов, ни в чем не прогневали их, они лишь трудились изо дня в день, воздавали дань богам, молились им, чтили их, были за все благодарны. В чем была их вина?

После того как на улицах города не осталось ни одной живой души, царь приказал задраить верхний люк и принялся ждать. Энки должен был дать сигнал, но лишь глухая тишина сквозила из всех закоулков ковчега, да и там, снаружи, властвовало молчание, насмешливое и злое. Все, кто был в ковчеге, замерли, застыли каждый в своем углу, молились и ждали. Сын Убар-Туту пытался разглядеть сквозь узкое отверстие, затянутое бычьим пузырем, пыльные дорожки родного Шуруппака, пытался последний раз взглянуть на дома, деревья, колодцы, кособокие постройки, расплывающиеся сквозь мутный пузырь.

Энки молчал, молчало все вокруг, молчало гудящим потоком леденящей тишины. От напряжения сын Убар-Туту прокусил до крови нижнюю губу, струйка крови потекла по подбородку и заскользила по жесткой черной кудрявой бороде. Неожиданно поднялся ветер, да такой сильный, что ковчег стало расшатывать в разные стороны, люди закричали от страха, животные забеспокоились в своих загонах, а птицы стали метаться под куполом корабля. Сын Убар-Туту призвал людей к спокойствию и заверил, что ничего плохого с ними не произойдет, ибо сам бог Энки обещал им спасение. Сквозь шум ветра, щебет птиц и мычание коров послышался отчетливый плеск воды, огромная волна ударила по кораблю, и в мгновение ока все, кто находился внутри, разлетелись в разные стороны, стало темно и холодно, сын Убар-Туту ощутил, как судно оторвалось от земли и поплыло в мощном потоке воды в невидимую бездну. Ковчег бросало в разные стороны, люди, коровы, овцы, быки, голуби и куры перекатывались с одного бока судна на другой, многие стонали от боли, но гул воды и ветра заглушал все звуки всепоглощающей симфонией; цунами, зародившееся, по-видимому, в заливе, где был расположен остров Дильмун, а затем пожирающее один город Месопотамии за другим, гудело, летя вперед, сметая все, что встречалось на его пути: дома, храмы, дворцы, лодки рыбаков и другие небольшие суденышки. Только маленький ковчег сына Убар-Туту плыл целый и невредимый по черным волнам смерти.