Следя за очертаниями линий, разграничивающих материки и океаны, легко убедиться, что первые оканчиваются к югу острыми оконечностями, все более и более расширяясь к северу. Факт этот, замеченный уже Бэконом Веруламским, был впоследствии ближе исследован Рейнгольдом Форстером, обратившим, кроме того, еще внимание на то обстоятельство, что на западе материков находится всегда более или менее значительная бухта. Он полагал, что общую причину этого поразительного однообразия следует искать в том обстоятельстве, что материки подверглись во время оно сильному наводнению с юго-запада. Напором волн, утверждал Форстер, прежде существовавший материк был частью смыт, но на восточном берегу сохранившейся части его осталось несколько островов, а на западном – вырыта была губа. В эпоху систематики, изощрявшейся в том, чтобы каждое явление природы поместить в рамки, придуманные для всех отраслей, горы тоже не избегли общей участи предметов естествоведения. Бюаш, пытаясь ввести научную стройность в распределении гор, утверждал (в 1752), что они распространяются лучеобразно из нескольких точек земного шара. Там, где лучи эти встречаются между собой, образуются хрящи гор, которые, конечно, усиливаются смотря по числу пересекающихся ветвей. Принимая горы за возвышения почвы над поверхностью земли, те из них, которые покрыты водой, будут представлять лучеобразно распространяющиеся отмели, самые возвышенные точки которых могут подыматься над уровнем воды в виде островов. Выходя из этого положения Бюаш разделил всю поверхность земного шара, покрытую и непокрытую водой, на известное число полей, разграниченных хребтами гор, лучеобразно распределяющихся из отдельных точек. Эти горные цепи соединяли, по его мнению, Южную Америку с Гвинеей, Северную Америку с Атласом и через Ньюфаундленд с Англией и т. д. В Европе он принимал два узла гор – Швейцарский, и другой – у истоков Волги и Дона! Последнего обстоятельства для русского читателя достаточно, чтобы доказать, что вся теория Бюаша основана была на спекулятивных соображениях, несоответствовавших наблюдениям и действительности. Тот же промах оказался и в Северной Америке: там, где должен был, по мнению Бюаша, находиться главный узел гор этой части света – открыты впоследствии Канадские озера!

Бюффон выходил из другого предположения насчет распределения неровностей на земном шаре. Он искал известного соотношения между ними и меридианами и параллельными кругами, склоняясь к мнению, что горы представляют такую же сеть, как эти вспомогательные условные знаки на наших картах.

Естественно, что Гумбольдт, испытав влияние этих теорий, неопроверженных еще наблюдениями, смотрел в первое время своего американского путешествия глазами своих предшественников; так, в его Geognostische Skizze von Süd-Amerika [1804] он подтверждает теорию Форстера, принимая, что вода, направляясь между Америкой и Африкой от юга к северу, продолжила себе путь через горы Бразилии к Гвинее (к северо-востоку), вырыв Гвинейский залив; затем, встретив преграду в верхней Гвинее, отхлынув к американскому берегу, вырыла Мексиканский залив и затем, направляясь на северо-восток, разлилась беспрепятственно на севере. И подтверждение теории Бюффона было тоже найдено Гумбольдтом в направлении Кордильеров, идущих вдоль меридианов и т. д. В позднейших трудах его нет и речи об этих отвлеченных теориях.

До путешествия Гумбольдта и Бонплана в Южную Америку страна эта была в настоящем смысле terra incognita. Состоя под властью Испании и Португалии, ревниво оберегавших ее, она была совершенно недоступна исследованиям ученых. Некоторые сведения, впрочем, весьма скудные и ложные, проникали благодаря экспедициям, отыскивавшим сказочную страну Эльдорадо, богатые города амазонов и другие будто бы золотом обилующие местности. В начале XVIII в. чрезмерно усилившиеся морские разбои вынудили Испанию разрешить французским крейсерам охотиться на флибустьеров. Этим обстоятельством воспользовалась Франция и в интересе науки, отправивши с своими фрегатами и несколько ученых. Им-то наука обязана, в особенности Луи Фелье, первыми астрономическими определениями некоторых местностей. Впоследствии англичане, в особенности Кук, увеличили число их. Но все эти наблюдения сделаны были только у берегов; внутренность страны оставалась почти совершенно неисследованной. Кроме политических причин, мешавших научным исследованиям, играли не последнюю роль и ложно понятые меркантильные предрассудки. Так, с целью помешать контрабанде между испанскими и португальскими колониями, Испания строго запретила своим подданным делать открытия по направлению к Бразилии, за Санта-Крус-де-ла-Сьерра, вследствие чего целая полоса шириной в 300 миль обречена была оставаться незаселенной пустыней! Португальцы, воспользовавшись этим запретом, захватили все это пространство в свои руки. Тогда испанцы, видя цель свою недостигнутой, решились (в 1751 г.) образовать смешанную комиссию для проведения границ. Они, несмотря на сопротивление португальцев, намерили Парагвай с сопредельными странами на пространстве 420 миль от севера к югу и на 200 миль от востока к западу. В течение 10 лет (1735-1745) французские академики: ла Кондамин, Бугер и Годен вместе с испанцами: доном Хорхе Хуаном и доном Антонио Ульоа занимались знаменитым измерением длины градуса в Перу. Вскоре затем (в 1754) отправлена была новая для исправления пограничной линии комиссия, которой было тоже поручено исследовать верхний Ориноко, реку Мета под главным начальством дон Хосе Итуррияга . Но экспедиция эта благодаря гнусным проискам отцов иезуитов погибла. Из 325 человек, ее составлявших, остались благодаря им в живых только 13! Солано , один из главных участников ее, спасшихся от голодной смерти, уготованной экспедиции благородными патерами, уцелел только потому, что догадался питаться жареными червями и встретил помощь и сочувствие туземных дикарей, выручивших его от ков, расставленных ему так называемыми последователями Христа. Одновременно почти с этим несчастным мучеником науки дон Франсиско Рекена занимался исследованиями в Санта Фе и Гуаякиле и составил карту последней. Кроме того он исследовал протекающие в них реки, впадающие в Амазонскую. Вот итог научных сведений об испанской Америке до путешествия Гумбольдта! Предшественники его оставили ему богатую почву для разработки – 15 400 квадратных миль была арена, на которой он мог подвизаться. До него никто в Европе не знал ни направления береговых Кордильеров в Венесуэле, не слышал что-нибудь о Кордильере Парима, и, за исключением Кито, внутри всей Южной Америки не было ни одного места, определенного астрономически. Гумбольдт сделал более 700 определений высот, долгот и широт; уже одна эта заслуга равняется почти всей совокупности научных трудов его предшественников. Его по праву можно назвать вторым Колумбом. Если последний открыл берега Америки, то Гумбольдт познакомил ученый мир с большей частью материка этой части света.

Труды его по этому предмету изложены, кроме названной выше монографии, в физическом журнале «Де-Ла-Метри» (1801), в Relation historique, в Atlas géographique et physique и в атласе к сочинению о Новой Испании. Здесь помещены не только местности, лично исследованные Гумбольдтом, но и все картографические труды его предшественников, найденные им в архивах мексиканских и испанских, так что они представляют свод всех сведений о внутренней части Южной Америки и Мексики, известных и существовавших в эпоху их появления. В географических трудах своих Гумбольдт не ограничился определениями широты и долготы мест, но не упустил из виду и определение высот их над поверхностью моря. Если бы он удовольствовался только первой половиной задачи, то в результате мы получили бы из соединения множества определенных им мест только общее очертание страны и взаимное отношение их между собой, словом, то, что мы привыкли называть ландкартой или дорожной, почтовой картой. Для научных целей подобная карта не имеет особенной цены, и потому мы видим на лучших из них означенными особыми условными знаками горы, леса, болота и т. п. Но только т. н. рельефные карты удовлетворяют научным целям, знакомя нас с конфигурацией страны, но составление их требует гораздо более детальных сведений, чем обыкновенная карта, так как в последней, если мы встречаем какую-нибудь полосу неисследованной, мы просто можем оставить соответствующее ей на карте место незаполненным, между тем как на рельефной карте это невозможно. Несмотря на путешествия Гумбольдта и Бонплана и их преемников 40 лет тому назад невозможно было составить верную рельефную карту Южной Америки и потому он ограничился составлением профилей исследованных им местностей. Выбрав известное направление в стране, он наносил в соответствующих данным местностям точках высоты их над уровнем моря. В указанных выше сочинениях мы находим на приложенных к ним атласах огромное количество таких профилей, восполняющих до некоторой степени неполноту карт и приближающих их отчасти к рельефным картам, так как кроме ландкарт, знакомящих нас с горизонтальным протяжением страны, мы получаем еще при посредстве профилей понятие и о вертикальном их очертании и протяжении. Благодаря почину Гумбольдта с тех пор появилось много хороших профильных карт, напр. Карта Кавказа – Паррота и Энгельгардта; швейцарских Альп и Карпатов – Валенберга; Германии – Шюблера; карта Франции – фон Ойнхаузена и Дехена .

Необыкновенно важна монография Гумбольдта: Esquise d’un tableau géognostique de l’Amérique méridionale au nord de la rivière des Amazones et а l’ést du méridian de la Sierra-Nevada de Merida [1829.1.1.]. Она посвящена исследованию гор Южной Америки, вопросу необыкновенно важному в этой части света, так как из 571 000 кв. миль, составляющих ее, четверть покрыта горами. На расстоянии 300 миль от океана они поднимаются исподволь от 30-470 туазов над поверхностью моря. Самый значительный хребет Южной Америки направляется в длину ее, от юга к северу, и притом он не находится в центре страны, как Альпы, и не на так значительном расстоянии от берегов, как Гималаи и Гиндукуш, но тянется вдоль западного берега материка не в далеком от берега Тихого океана расстоянии.

Кроме богатых материалов, собранных Гумбольдтом для орографии Южной Америки, впервые познакомивших науку с очертаниями этой части света и связанных с ними исследований о направлениях вод на земле, он оставил нам труды, касающиеся течений морских. Воды океана не отличаются тем покоем как воды озер. Они находятся в постоянном движении; по громадным руслам, вырытым водой на дне его, текут огромные реки. Так как различные градусы широты вследствие различного положения своего относительно солнца нагреваются им неодинаково, то естественно, что температура морей тропических выше температуры морей, находящихся под другими градусами широты. Естественно, что в тех широтах, где вода вследствие влияния высшей температуры сильнее испаряется, там и уровень ее понижается более нежели в смежных морях, лежащих в широтах не так теплых. Но так как различные части океана находятся между собой в сообщении, то оказывается, по закону равновесия в сообщающихся сосудах, совершенно невозможным, чтобы одна часть его стояла выше другой. Необходимым последствием этой невозможности является течение воды из более холодных широт к экватору, восполняющее образующийся там недостаток ее вследствие испарения. Точно так же, как в пассатных ветрах воздух на пути от полюсов к экватору принимает все более и более западное направление, такое же явление повторяется и с водой морской. По мере приближения к экватору течение принимает все более западное направление, а у самого экватора мы видим как в Атлантическом, так и в Тихом океане, что течение направляется от востока к западу. Для восполнения постоянного дефицита, происходящего от испарения, вода должна необходимо направляться на западных берегах материков с юга и с севера от экватора к этому последнему. Если бы на нашей планете не было материка, то естественным следствием этого закона было бы явление, что у экватора образовалось бы течение, направлявшееся вдоль его кругом шара нашей планеты; а с высших широт вода бы притекала для восполнения потерянной океаном у экватора в виде испарения и восстановления равновесия. В действительности мы не видим этого явления потому, что материки Старого и Нового Света, легшие поперек этих течений, мешая им следовать по пути, указанному физическим законом равновесия жидкостей, вынуждают эти течения по достижении ими высших широт изменять направление.

Излишне доказывать, какую важную роль играют морские течения в мореплавании. Из речного судоходства каждому уже известно, какая громадная разница между движением судна вниз и вверх по течению. Кроме того, мореплаватель, попав посреди течения, о существовании которого он не подозревал, уносится им в местности удаленные, а часто противоположные тем, которые достичь он имел в виду. После этого становится понятным, что не только моряки, но и человечество вообще обязано считать в числе своих благодетелей северо-американского капитана Мори, которого научные исследования морских течений возвели эту часть мореплавания на степень точной науки. Ученый этот приписывает большое значение при объяснении происхождения течений и разнообразному содержанию солей в разных морях.

Для исследования морских течений употребляются различные средства. Употребляемое на реках, посредством которого сравниваются различные положения плывущего по реке предмета, наблюдаемого с твердой точки на берегу, из которой визируют его сперва вверху реки, а затем внизу, неприменимо на океане, где нет для этого неподвижной точки, т. е. берега. Недостаток этот заменяется исследованием уклонения положения корабля (движение которого определяется бегомером) от действительного, найденного путем астрономического вычисления. Затем бросают в океан в запечатанных бутылках ярлыки с надписью, обозначающей число месяца и место корабля, их выкинувшего. Если бутылки эти будут вынуты из воды каким-нибудь другим судном, то по месту, в котором они найдены, и по времени, протекшему со дня и часа их опущения в море, можно легко вычислить скорость движения бутылки. Направление течения указывается и морскими растениями: их продольная ось направлена всегда по направлению течения. Для определения границ его служит термометр: вода, текущая от экватора, всегда теплее воды, текущей от полюсов.

Во время своих путешествий по Атлантическому океану и Антильскому морю Гумбольдт, познакомившись с их течениями, оставил нам в первом томе своего Relation historique целую монографию о них. Исследуя Тихий океан у берегов Перу, он открыл там течение, направляющееся от южного полюса к экватору и получившее впоследствии в честь его название Гумбольдтова.

Между задачами, поставленными на очередь современной географией и соединяющими в себе одновременно научный и практический интерес, занимают одно из первых мест открытие новых или возобновление старых путей сообщения. С тех пор, как человек стал перемещаться, известно уже, что из двух путей, водяного и сухопутного, преимущество остается за первым. Этим объясняется и исторический факт, не представляющий почти исключения, что все торговые народы древнего и нового мира были островитяне или жители побережий. При современном распределении материков и вод на обитаемой части земного шара мы имеем три большие мировые пути, океаны: Атлантический, Великий и Индийский. До открытия Америки древние исторические народы знали кроме Атлантической системы, известной им впрочем далеко не полно, еще другую, Индийскую. Стремление открыть водяной путь из одной в другую повело к открытию пути вокруг мыса Доброй Надежды, затем – к открытию Америки, а в окончательном результате – к открытию Южного океана. Сообщения между этими тремя системами, образованные природой, далеко не везде одинаково развиты. Самое благоприятное существует между системами Индийского и Великого океана; оба они представляют два сообщения: одно неподалеку от экватора, близ Индийского архипелага; другое – в умеренном поясе, южнее Новой Голландии, находясь не в значительных широтах и в сравнительно не бурном море, представляет известные удобства для мореплавателя. Гораздо неудобнее сообщения Атлантического океана, в особенности северных частей его берегов, т. е. европейских и северо-американских. Между Атлантическим и Индийским океаном, равно как между последним и Тихим, находятся два прохода, которые можно избрать путем сообщения между ними, но один из них заставляет мореплавателя совершить путешествие вокруг целой части света, вокруг Африки; другой же прерывается, между Азией и Африкой, материком. Между Атлантическим океаном и Тихим существуют, собственно говоря, четыре пути, но два из них через северное полярное море – северо-восточный и северо-западный проход – недоступны мореплаванию. Третий путь, вокруг мыса Горна или через пролив Магеллана, принуждает мореплавателя совершить путешествие еще большее, чем вокруг мыса Доброй Надежды, да кроме того по морю весьма бурному у южной оконечности Америки, где дует круглый год западный ветер. Подводные же камни Магелланова пролива делают этот путь тоже очень опасным. Последний путь не представляет открытого водяного сообщения; он прерывается материком.

Пока большая часть западного полушария находилась под властью Испании, ревниво оберегавшей свое достояние от всякого соприкосновения с иностранцами; пока Китай и Япония не допускали никого в свои пределы; пока, наконец, Новая Голландия оставалась ссылочным местом Англии, до тех пор, конечно, Великий океан был водяной пустыней, на которой появлялось ежегодно очень ограниченное число кораблей. Но обстоятельства теперь изменились, в особенности со времени отпадения испанских колоний. Теперь только можно было задаться мыслью – и честь ее первого проявления принадлежит Гумбольдту (в Essai politique sur la Nouvelle Espagne [1814]), – исправить недостаток природы искусством, посредством проведения канала между обоими океанами. Необходимость и важность этого предприятия с тех пор увеличилась, в особенности от времени открытия золотых приисков в Калифорнии и Австралии. Хотя мысль Гумбольдта и не перешла до сих пор в область совершившегося факта; хотя до настоящего времени отыскивается в низких широтах Америки самое удобное место для осуществления ее, но Гумбольдт более шестидесяти лет тому назад указал девять пунктов, которые отличаются тем, что реки, текущие в Атлантический океан, в этих местах приближаются значительно к рекам, изливающимся в Тихий. Семь из этих пунктов, точно им обозначенных на карте, находятся в центральной Америке; два – в северной. Из первой категории один только пункт, именно – между реками Атрато и Сан-Хуан – представляет удобство, что при проведении через него канала нет надобности устраивать шлюзы, так значительно увеличивающие издержки сооружения и содержания, проводя же каналы через все остальные, пришлось бы прорезывать Кордильеры, между тем как тут об этом позаботилась сама природа. Мысль об этом канале занимала Гумбольдта почти всю его жизнь со времени возвращения его из американского путешествия, что доказывается его статьями об этом предмете, опубликованными в 1827, 1851, 1856 и 1857 годах. В них он распространяется о выгодах канала Атрато, не нуждающегося ни в туннелях, ни в шлюзах. Он надеялся, что когда планы и профили всех им обозначенных местностей, представляющих возможность для проведения каналов, будут опубликованы, специалисты-инженеры и общественное мнение будут одинаково за осуществление указанного им канала Атрато. К этому же результату пришел и известный мореплаватель капитан Фицрой, который в особом мемуаре о перешейке центральной Америки утверждает, что после сравнения им всех предложенных направлений соединить Тихий океан с Атлантическим он принужден высказаться в пользу линии Атрато-Купика для проведения канала и в пользу линии Панамской – для железной дороги. Хотя вопрос этот не решен до сих пор, но можно предполагать, что практические исследования доведут до того, что направление, указанное Гумбольдтом, будет осуществлено в действительности.