Гостинец отца Симеона (из воспоминаний рабы Божией Е. П.)

В 1959 году раба Божия Е. П., 63 лет, вероятно, жительница Печор, рассказывала:

«В Таллине, в Эстонии, тяжело болела моя молодая подруга – уже доживала свои последние дни. По ее вызову я поехала с ней проститься. Перед отъездом я зашла к батюшке попросить благословения на дорогу. Моя подруга была его духовная дочь. Батюшка дал просфору и, завертывая ее, все говорил: “И чего же у нее нет? И чего-то ведь там у нее нет?” Потом взял пачку чая: “Отдай ей!” Дело было зимой; я приехала к подруге вся замерзшая. Л. сказала: “Вам надо бы выпить горячего чая с дороги. А у меня все есть, а вот только чая нет”. Посланный батюшкой чай она приняла с благоговением, как от рук Самого Господа».

Обличение старцем неизвестной паломницы (рассказ рабы Божией Анны)

Раба Божия Анна, жительница Печор (с Овражной улицы) рассказывала:

«Мне довелось быть свидетельницей следующего случая. Однажды летом, выйдя из Михайловского собора, мы, все молящиеся, увидели около храма лежащую на камнях и рыдающую женщину. На наш вопрос, что с ней и о чем она так горько плачет, она рассказала следующее:

“Я приехала в Печоры и пошла к отцу Симеону на благословение. Постучала раз и слышу ответ: ‚Выйди вон!’ Я постучала второй раз и заглянула в келью. Отец Симеон стоял у аналоя и, не глядя на меня, крикнул вторично: ‚Выйди вон!’ А когда я постучала еще раз, отец Симеон опять сказал: ‚Выйди вон!’ – и добавил: ‚У тебя полон рот головешек’. Тут я сразу вспомнила свой тяжкий грех. Сознаюсь перед вами, что я в жизни совершила большое злодеяние: обидевшись на соседа, я подожгла его баню, а от нее сразу сгорела и вся деревенька”. И тут она залилась еще пуще слезами. Мы были потрясены и удивлены прозорливостью отца Симеона и тут же начали молиться Господу, прося Его простить великую грешницу, оплакивающую свой грех».

Рассказ рабы Божией Антонины из Санкт-Петербурга (бывшего Ленинграда), посетившей старца в 1950-х годах

Была я маловерная грешница, но, по милости Матери Божией и Господа нашего Иисуса Христа, прибыла в Печерскую обитель. Помолилась, простояла литургию и пошла на благословение к старцу Симеону. Вошла в коридор со страхом, подошла к двери прихожей перед его кельей и сотворила молитву на вход, но ответа не было. Подождав немного, я повторила молитву – опять никакого ответа. Было тихо, но до слуха доносился откуда-то глухой разговор.

Приоткрыв дверь в прихожую, я увидела, что там перед батюшкиной кельей сидят люди. Я подумала: какие скромные – сидят, молчат, боясь нарушить тишину, чтобы ответить мне. Отец Симеон был в своей келье и с кем-то разговаривал. Кроме этих людей здесь никого не было. Я у них спросила: «Вы тоже к старцу на очереди?» – но ответа от них не получила. Удивилась я такому странному их поведению и начала более пристально вглядываться в их лица.

Комната, где находились эти люди, была без окон и освещалась только керосиновой лампой, так что я не сразу смогла их рассмотреть, а когда посмотрела внимательно, не могла понять: не то женщины, не то мужчины; мрачны были их лица, какие-то горбоносые. Лица некоторых походили на головы хищных птиц с клювами, со злым выражением, с опущенными глазами – и показалось мне, что их ресницы и брови как бы шевелились. Я даже подумала, что, верно, эти люди иностранцы и что не знают они русского языка, а потому на мой вопрос и не отвечают.

Тогда я решилась и подошла к той двери, откуда доносился разговор. Прочитав молитву и не дожидаясь ответа, я приоткрыла дверь и быстро вошла – страшно мне стало от этих людей. Прикрыв за собой дверь, я остановилась на пороге и, боясь помешать старцу, беседовавшему со старушкой, тихо стояла, ожидая конца разговора, а потому невольно и слышала его. Старушка все роптала на свою жизнь, обижалась на детей за то, что они не платят ей алименты. Живет она у одного сына, а с остальными хочет судиться (чтобы содержали ее на старости лет).

Старец ей говорит: «Ведь ты сыта, одета, обута; по силе возможности помогай сыну, у которого живешь. Живи и не судись со своими детьми». Но старушка продолжала свой ропот и перечисляла обиды, а потом еще что-то говорила, но тихо. Старец немного помолчал и сказал: «Видишь, как тебя грехи-то мучают, сколько ты их за собой привела!» Я же не могла понять, кого она за собой привела, да и она тоже, видимо, не соображала, о каких таких грехах говорит старец и как это она их за собой привела. Тогда старец встал и говорит ей: «Пойдем, я покажу тебе, кто тебя мучает, и отгоню их от тебя: ты отдохнешь и успокоишься».

Направляясь к двери, старец заметил меня и, удивясь, спросил: «А ты зачем здесь?» Я же от страха и стыда не могла вымолвить и слова. Но он вдруг открыл дверь, и мне было видно, что те люди все так же еще сидели, не поднимая голов и не встав при появлении старца, так и продолжали сидеть и молчать.

Старец же Симеон сказал старушке: «Видишь, сколько их с тобой пришло?» А потом, топнув ногой, прикрикнул на сидящих: «Вон отсюда!»

Я не могла понять, что произошло после этих слов батюшки – эти люди как бы растаяли и исчезли; и дверь не открывалась для выхода, а страшных людей этих не стало. Тогда батюшка обратился к старушке и сказал: «Ну, теперь ты свободна от твоих преследователей. Иди и живи с Богом». Стояла я, как столб, и не могла ничего сообразить, и потому ничего не сказала и не спросила у старца. Поклонилась ему и вышла в раздумье…

* * *

Господь творил знaмения руками батюшки. Многие и не подозревали, что даже через его обычное прикосновение они уже получали исцеление от того или иного недуга.

А нередко бывало, старец предлагал своим близким духовным чадам выпить стакан чая. Они, по его молитвам, через освященную монастырскую воду также очищались от скверн души и тела, даже не помышляя об этом (сам старец именно так разъяснял смысл подобных скромных чаепитий).