Страница воспоминаний (рассказ духовной дочери старца Симеона, жительницы города С.)

<…> Как-то я увидела на столе у своей подруги среди иконок и фотографий фото этого батюшки, о котором слышала от нее много рассказов. Я сказала: «Как бы я желала с ним познакомиться, или хотя бы получить от него фотографию». – «А он тебе пришлет; я верю, что пришлет», – убежденно ответила она. «Но ведь я с ним не знакома», – возразила я. «Если имеешь сердечное желание, то он все знает и обязательно пришлет снимок», – сказала подруга, исполненная детской, наивной, как я считала, верой в то, что так точно и будет. И действительно, желание мое вскоре осуществилось. Прошло некоторое время… Однажды мы приехали в Печоры вдвоем с моей дочерью Л. Батюшка исповедал нас у себя в келье. На прощанье он вдруг сказал: «А отец-то ведь у вас больной». – «Нет, не больной, батюшка, – возразили мы. – Он ни на что не жалуется». – «Как же не больной, – продолжал батюшка, – ведь у него грыжа справа в паху. Она бывает и слева, а у него – справа». И как бы в подтверждение своих слов батюшка рукой слегка показал, где находится грыжа. «Скажите ему, – говорил наставительно старец, – пусть операцию не делает, а то умрет. Пусть носит бандаж». С этими словами, получив благословение, мы и вышли из кельи старца.

Домой возвращались взволнованные. Находясь под впечатлением от слов батюшки и боясь за судьбу мужа, я по дороге купила бандаж, веря в предсказание старца. Приехав домой, мы рассказали мужу о своей поездке, не забыв, конечно, упомянуть и грыжу, о которой все толковал что-то батюшка. «Ты разве болеешь? – спросила я мужа. – Вот я купила тебе и бандаж, как велел батюшка».

Можно себе представить, каково же было удивление моего мужа, какое впечатление произвели на него последние слова старца, раскрывшего нам глубокую мужнину тайну. Скрывавший от нас свою болезнь, потрясенный прозорливостью батюшки, он сознался нам в своем тайном намерении лечь на операцию, страдая грыжей справа в паху. Так была предотвращена возможная его смерть, предвозвещенная старцем, жившим от нас за десятки сотен километров. Мой муж после этого носил бандаж и благодарил Бога и старца, избавивших его от неминуемой смерти. Мы тогда строились, и ему одному приходилось поднимать тяжелые бревна, но, по милости Божией, с мужем ничего не произошло…

Другим характерным случаем было предсказание батюшки о моем сыне. Признаться, в своем материнском сердце я хотела бы видеть его в каком-нибудь духовном сане. С таким желанием я и обратилась тогда к батюшке: «Батюшка, помолитесь о моем сыне. Мне очень хочется, чтобы он учился в семинарии». Батюшка, посмотрев на меня, кротко ответил: «Ты хоть и хочешь, чтобы он был попёнком (так батюшка ласково называл молодое священство), но этого ему власти не дадут». Предсказание батюшки исполнилось. Сын мой тогда изредка прислуживал у архиепископа Н. В тот же год, узнав о его желании учиться в духовной школе, сам Владыка, по весьма важным мотивам, касавшимся самой судьбы семинарии, отговорил моего сына от учебы в ней, и последний поступил в один из городских институтов.

…Хочу рассказать еще об одном случае.

Был у меня родной брат. Сильно обижал он нас – и словом, и делом. Да к тому же еще и пристрастился к вину. Как трезвый – так вроде бы и ничего, а как пьяный напьется – беда с ним. Все грозился убить или сжечь меня. Придя с фронта, он не нашел счастья семейной радости, стал пить, гулять с женщинами, пропадать днями из дому, дебоширить.

Я как сестра просила его отстать от всего этого и начать трезвую христианскую жизнь. Мои наставления, горькие упреки сильно озлобили и раздражили его: пьяный, он приходил в бешенство и, грозно размахивая кулаками, обещал убить меня или искалечить всю мою жизнь. Не раз, держа за пазухой бутылку с керосином, он в таком состоянии намеревался поджечь наш дом, но всякий раз милость Божия спасала нас.

Я начала свою печальную повесть о моем брате, ныне уже покойном, только потому, что конечная судьба его тесно была связана в своем исходе с батюшкой. После того как мы много претерпели от брата, я, приехав в Печоры, сказала отцу Симеону: «Батюшка, что нам с ним делать? Пьет много, ночует с женщинами, грозится убить. Я боюсь, как бы он не спился: ведь тогда за него как за сущего самоубийцу и молиться нельзя будет».

Батюшка ответил: «А ты молись, молись за него, не давай ему гибнуть. Бесы ходят за его душой. Прилепись и ты к нему всей душой. Проникни к нему туда, где он живет, напиши молитву “Живый в помощи”, 90-й псалом, и заложи ее за косяк над дверью, чтобы он входил и выходил через сию молитву – защитницу нашу от бесов: и нигде его не убьют, не задавят и не опьется он. Господь не даст ему погибнуть». И батюшка сказал мне, какие читать псалмы за брата. Я все так и делала, как велел мне добрый старец.

Шло время… По благословению батюшки мой сын поехал в Печоры, чтобы укрепиться духом веры, освятиться благодатью, почерпнуть нового, интересного для своей духовной жизни. С ним мы послали письмо батюшке, где упоминали о моем брате и о его прежней пьянке и распутной жизни, просили святых молитв и ответа, что делать дальше? Но, приехав в монастырь, сын все затягивал исполнение наказа побеседовать с батюшкой. Пролетали дни монастырской жизни, неслось время среди трудов и молитв. Незаметно прошли две недели, и надо было уже думать о возвращении домой, а письмо наше по-прежнему лежало в кармане, непрочитанное старцем.

Не получив от сына ответа из монастыря на наш вопрос, мы тогда послали сыну другое письмо, где было и прямое обращение к батюшке: «Дорогой батюшка! Сколько нам еще от моего брата терпеть и ждать? Или бы уж он умер скорее, или же бросил свою дикую распутную жизнь! Сил моих больше нет видеть и терпеть все это. Помолитесь». Я сделала и приписку к сыну: «Сыночек, почему ты ничего нам не сообщаешь о письме и ответе старца – что тебе батюшка сказал?»

А в то самое время, когда письмо было еще в пути, батюшка как-то похлопал нашего сына по плечу и сказал: «Ты сегодня на братскую трапезу не ходи, а придешь обедать в мою келью. Мне нужно тебе кое-что сказать». После обеда старец посадил сына рядом с собой и ласково сказал: «Ну, пиши матери, что брат ее скоро умрет. Довольно уж, скоро он освободит ее». Потом, как бы в задумчивости, спросил сам себя: «Обопьется он или умрет своей смертью?» И с твердостью ответил: «Нет, умрет своей смертью».

«Батюшка, – встрепенулся сын, – а я и не сказал еще вам, что мама велела спросить о нем, просила передать и письмо – простите меня!» – «Ничего, ничего, Бог простит тя, чадо мое!», – сказал старец. Получив благословение, сын уже вышел из кельи старца на площадь, когда навстречу ему попался монастырский почтальон. Последний спросил юношу: «А ты не знаешь, кто здесь из С.?» – «Я», – ответил сын и, взяв конверт, вскрыл его. Но ответ на это письмо был уже получен всего несколько минут назад!

Удивительная история и удивительный конец… Через месяц мой брат вдруг умирает неопределенной смертью: его нашли на третий день в закрытой комнате, в ужасном виде. Осмотрев тело, врачи дали заключение, что брат умер якобы от запоя – противоестественной смертью; и лишь при вскрытии тела обнаружилась его еще фронтовая болезнь, непосредственно и приведшая к смерти. Медицинская экспертиза установила, что он умер от тотального воспаления правого легкого. Крайне расстроенная смертью брата, особенно из-за первого врачебного заключения, я тут же послала батюшке в монастырь срочную телеграмму с вопросом: «Что делать? Как хоронить? Не знаем, какой смертью он умер. Отпевать его или не отпевать?»

Два дня брат лежал непогребенным – ожидали ответа из святой обители. И вот ответ пришел. «Он умер своей смертью», – ответил старец. Так кончились мои мучения. Правда, по молитвам батюшки, в самое последнее время своей земной жизни мой брат как-то ко мне изменился: стал ласков, услужлив и тих. Помню, дней за семь до смерти он где-то ночевал, рано утром перелез к нам через забор – весь замерз, сжавшись, дрожит. Подошел ко мне и тихо сказал: «Нюра, а какая ты у нас хорошая, – и, словно сконфузившись своих слов, добавил, имея в виду моего мужа, – он-то дома? Выпить, помириться бы с ним надо». Видно, болело сердце его, предчувствуя вечную разлуку с землею.

В последние дни сильно беспокоили его бесы в образах женщин. «Замучили они меня до смерти, еле остался жив», – жаловался он. «Исповедаться в грехах, причаститься тебе надо. Я позову батюшку, ведь ты больной», – говорила я. «Нет, не надо, – категорически возражал брат. – Я не хочу, чтобы ко мне, такому, шел батюшка. Поганый я, Нюра, – сквозь слезы шептал он. – Я, как выздоровлю, сам схожу в церковь». Тогда он уже был плох здоровьем. Но так и не осуществилось его тайное сердечное желание – принести глубокое покаяние, примириться, соединиться навеки со Христом, милующим великих грешников, спасающим блудников, мытарей, пьяниц и разбойников. Одним из них сознавал себя и мой брат.

Молитву «Живый в помощи» я нашла уже за полкой. Покойный, видимо, найдя ее, вынул из-за косяка и по внушению злого духа положил ее за полку, а на прежнем ее месте лежал густой слой пыли.

…Великим светильником веры, всегда горящим и светящим, предстает перед нами батюшка иеросхимонах Симеон, благодатный старец Псково-Печерского монастыря. Господу нашему слава во веки веков. Аминь.

О способности старца к духовному видению (иногда моментальному) человеческой личности сохранилось немало воспоминаний его современников: несколько записей сохранились в монастырском архиве; некоторые сведения удалось получить от его ныне здравствующих духовных детей. Так предоставим же слово этим благодарным свидетелям.