Встреча с Николаем Вторым в рейхстаге

Рассказывает иеромонах Феодорит (Феодор Иоаннович Валиков, р. 1924), священник храма в г. Локня Псковской области (декабрь 1996):

Наступил 1945 год. Однажды, как только бои у рейхстага закончились, на автомашине, полуторке, он со своим начальником (полковником) подъехал к зданию рейхстага. Попутчик остался в кабине, а Феодор попросился: «Я схожу, в рейхстаг-то?» – «Ладно, сходи». Прошел Феодор первые ступени рейхстага, «приступочки четыре», и вдруг увидел: перед ним «Царь Николай Второй во весь рост встал». Одет был Царь как военный, в форму полковника, на боку была шашка, на плечах погоны. «А у меня, – говорит отец Феодорит, – соображения-то такого не было… и я… прошел на второй этаж». А когда спускаться стал, Государя уже не было. Батюшка сожалел, что не остановился перед Государем и не стал перед Ним на колени. Тогда Государь, может быть, сказал слово ему. Отец Феодорит объясняет причину явления так, что тогда у нас вели борьбу против царизма, и вот явился Государь, чтобы показать, кто он есть, что он начальник войска.

Источник: Ганина Н. Чудо о сухих ветвях: [Электронный ресурс] // Правая. ru. URL: http://www. pravaya.ru/look/15358. (Дата обращения 16.05.2019).

Рассказ Евгения о том, что ему пришлось испытать вплоть до 1944 года

Рассказ Евгения о том, что ему пришлось испытать вплоть до 1944 года, поведала Таисия Ивановна: «Когда был прорыв немцев под Харьковом летом 1942 года, нас, летчиков, для которых не было самолетов, направили в пехоту в противотанковые части. Немецкие бомбы сыпались на нас как град. Нас, маленькую кучку солдат, и меня, курсанта, окружили, взяли в плен. Перед тем, как вести на расстрел, допрашивали. У меня была прическа, и немцы стали говорить мне – ты партизан. А я им в ответ – я не партизан, а лейтенант Красной армии. И вот я оказался первый раз в плену, но не был расстрелян. Считайте, по милости Божией, первый раз избежал верной гибели на войне. Немцы гоняли нас, пленных, на тяжелые работы. Слабых красноармейцев, с трудом передвигающих ноги и падающих, они добивали, а крепким пленным запрещали им помогать под угрозой расстрела. И все-таки я поддержал одного падавшего старого человека и помог ему шагать в общем строю. Увидев это, конвоиры оттащили старика и добили его, а меня раздели, бросили на землю и жестоко избили. Моя спина была – сплошное месиво кровоточащее. Так я пролежал ничком три месяца, чудом, во второй раз, оставшись живым в плену. Нас немцы погнали дальше. Наступил момент, когда они уже отступали, и было решено провести уничтожение пленных, прежде всего молодых. Всех привели в место, где людей убивали с помощью замораживания в специально оборудованном помещении. Мне удалось на мгновение увидеть раздетых донага пленных, на нарах замороженных, уже мертвых. Заводили туда поодиночке. Меня встретил немец, который принимал пленных для раздевания и затем замораживания. Когда я разделся, он начал меня почему-то спрашивать, есть ли у меня мать, отец, братья, сестры. Я коротко ответил на все вопросы – да. Тут послышались голоса других немцев, и он толкнул меня в холодное помещение, но не на нары, где шла заморозка, и закрыл за мной дверь. Немец быстро поговорил с пришедшими, и те ушли, поняв, что очередной пленный отправлен «по назначению». Тут он выпустил меня, дал немецкую форму и показал, куда идти, где меньше немцев. Это было третье чудесное мое избавление от смерти в плену. Я долго пробирался к линии фронта, но снова был взят в плен. И через какое-то время изо всех пленных немцы отобрали четыреста человек на расстрел. Заставили нас копать самим себе ров. Потом повели на расстрел первую сотню, затем вторую сотню, третью сотню и под конец – четвертую. Я с товарищем по плену попал в четвертую сотню. Были уже сумерки. Договорились попытаться упасть раньше, чем пули до нас долетят. Немцы начали стрелять, и я со всеми оказался во рву, но не задетый пулями. Немцы пинали сапогами расстрелянных красноармейцев и тех, кто стонал, добивали. Я лежал вниз головой, притворился мертвым. Рука моя была подложена под голову, чтобы сохранить пространство для воздуха, когда начнут засыпать убитых землей. Товарища ударили сапогом, но он, раненный в ногу, не застонал. Немцы лишь слегка присыпали ров землей и ушли. Я с товарищем выбрались изо рва. Из четырехсот пленных, выведенных на расстрел, в живых остались только мы двое. Это было четвертое чудесное спасение мое. Я на себе потащил товарища прочь от этого места. Через некоторое время я снова попал в плен. Наши войска освободили нас в 1944 году, и меня направили на передовую. Я провоевал до конца войны и пришел с фронта домой без единой царапины». Добавим, что это возвращение Евгения невредимым с фронта было очевидным пятым чудом, явленным ему по молитвам отца, матери и его сестер. Отец его, Иван Иванович, молившийся за сына всю войну, сам испытал тяготы фронтовой жизни в войне 1914 года.

Источник: Заступничество Богородицы за русских воинов в Великую войну 1914 г. Августовская икона Божией Матери / авт.-сост. А. Фарберов. М.: Ковчег, 2010.

Часть 4. Явление на войне Божией Матери

«Матерь Божия меня перекрестила»

– В 1984 году я был отправлен служить в Афганистан. До этого окончил курсы парашютистов и три с половиной месяца служил в Фергане в 7-й разведроте учебного полка ВДВ. Оттуда нас, восьмерых разведчиков, срочно командировали осваивать новые танки Т-62Д, а потом отправили в Кабул, в 103-ю дивизию ВДВ, в отдельный батальон.

В Афганистане Божью помощь я ощущал постоянно, но не по моим заслугам, а по молитвам мамы. Когда я был ребенком, мама, когда заходила в детскую, всегда крестила нас с сестрой, и я сразу ощущал покой. Перед моим отбытием в Афганистан мама дала мне написанную на бумажке молитву. Я храню ее до сих пор. А вот крестиков мы в Афганистане из-за замполитов не носили.

На День Победы в 1986 году в дивизию приезжал Иосиф Кобзон. После концерта мы пришли в палатку, отдыхаем. Гитара, песни… Ведь отслужили уже два года, дембели. Но уехать я пока не мог – ждал партбилета, который должен был прийти только в августе.

Вдруг в палатку входит капитан Яренко, начальник политотдела полка, и говорит: «Виктор, тут такая ситуация… Идем на войну, нужны два дембеля». Отвечаю: «Товарищ капитан! Павел Грачев, командир дивизии, сказал: дембелей не брать!» Причины объяснить не могу, но очень часто погибали именно дембели. Капитан молча развернулся и направился к выходу. Но воевавшие в Афганистане знают, что если кто-то, прикрываясь болезнью или другой причиной, уклонялся от войны, его не уважали. Поэтому вслед спрашиваю капитана: «Где будет операция?» Он отвечает: «Там, где твой земляк погиб, Корниенко. На Чирикаре». И я понял, что смалодушничать – значит предать память друга. Говорю капитану: «Я пойду». Он: «Надо еще одного». Оглянулся – все в палатке молчат… И тут Саша Саникович из Белоруссии вызвался: «Я с тобой».

Ночью с 10 на 11 мая 1986 года мне снится сон: я бегу и вижу маму: она едет на «Волге» с моей сестрой. Я пытаюсь догнать их, кричу: «Мама, мама!..» А они удаляются, не слышат меня. Тут я спотыкаюсь, падаю и разбиваю лицо – вся челюсть с зубами падает мне в руки, кровь льется… Я проснулся – 3 часа ночи. Пришла четкая мысль: «Это будет моя последняя война». И тут же подумал: «Эх, маму увидеть бы…»

Вдруг зашаталась, зашевелилась палатка. У меня по коже мурашки побежали. Входит Женщина в темно-фиолетовом монашеском одеянии, нет слов даже описать, насколько красивая. Это была какая-то особая, внутренняя красота. В ней нежность, любовь… Женщина молча подошла к моей постели, перекрестила меня один раз. Я смотрю ей в глаза, Она тоже смотрит мне в глаза. Второй раз меня перекрестила. А справа от меня спал Костя Шевчук. Я его бужу: «Костя, Богородица, Божья Матерь пришла!» Он глаза открыл, никого не увидел и говорит: «Витя, тебе на войну скоро, спи…» Женщина постояла немного, перекрестила меня в третий раз и, как бы плывя, вышла из палатки. Я понял, что буду жить!

Через 30 минут посыльный зашел, говорит: «Виктор, вставайте! Идем на операцию», и мы пошли на Чирикар…

В колонне было 40 единиц техники. Впереди шел БТС, за ним – разведка, следом – командир роты Чернышев, потом – я.

Заехали в Чирикар. У меня резко сжалось и екнуло сердце. Особое дембельское чувство обычно меня не подводило. Вдруг – подрыв первой машины, вслед за ней – последней. Нашу колонну плотно зажали в кишлаке.

У нас два «двухсотых», два «трехсотых» (то есть уби тые и раненые). По рации вызвали вертолет. Когда он начал садиться прямо в поселке, у меня опять екнуло сердце! Я был командиром танка, но пересел на место заряжающего, к ДШК. Говорю наводчику: «Наведи пушку туда, где садится вертолет». Рядом с этим местом был дувал. На него и навел пушку наводчик.

Вертолет забрал убитых и раненых и начал подниматься. Внезапно из-за дувала высовывается треножник с ДШК и целится в лобовое стекло вертолета! Я мгновенно, не запрашивая у командира подтверждения, командую: «Огонь!» Снаряд в клочья разнес дувал и ДШК. Сразу вижу, как справа, напротив танка Чернышева, выбегает «душара» с гранатометом и целится в нас! Мы смотрим друг другу в глаза. Все решают доли секунды… Он не успел нажать на спуск, и я снял его из ДШК. Вмиг начался невероятный непрекращающийся обстрел со всех сторон! Не разобрать, где свои, где чужие… Кричу по связи, чтобы сдвинули подорвавшуюся машину. Выходим на открытое место. Снова обстрел… В этом бою мы расстреляли весь боекомплект.

Утром вернулись в часть. Ко мне подошел заместитель командира дивизии Бочаров. Говорит: «Сынок, я все видел. Фамилия?» – «Старшина Чередниченко, 3-я рота». Он похлопал меня по плечу и ушел.

На следующий день начальник политотдела полка Яренко говорит мне: «Виктор, вас с Сани- ковичем срочно вызывают в политотдел дивизии!» Там нам выдали партбилеты и сразу отправили в Союз. 13 мая 1986 года я был уже дома и наконец-то увидел маму…

Мы пошли во Владимирский собор. Старенький священник, отец Николай, внимательно посмотрел на меня и говорит: «Сынок, запомни! Твоя мама тут два года каждый день на коленях просила, чтобы ты остался живым…» И я понял, что молитва матери может вывести со дна ада.

Мне очень хотелось найти икону Божией Матери, на которой бы Она была изображена такой, какой я видел Ее в палатке. Мы с мамой объехали множество храмов и монастырей, где были собраны многочисленные образы Богородицы, но того, который искал я, среди них не было.

В 1992 году отец Роман, мой духовник, благословил меня поехать на Афон. Я встретил там просто ангелов во плоти! Однажды стою в храме. Темно, только свечи вокруг горят… Поворачиваю голову и… вижу Божию Матерь в том образе, в каком Она явилась мне в палатке! Я упал на колени, у меня ручьем полились слезы – первые слезы в моей взрослой жизни. Я был очень жестким, но в этот миг в моем жестокосердии образовалась первая трещина. Оно, как скорлупа от ореха, стало отпадать от моего сердца, и внутрь прошел свет…

Я подошел к иконе, обнял ее и говорю: «Мама!..» Мне так не хотелось ее отпускать!.. Это было похоже на то, как будто ребенок потерял свою мать и наконец нашел ее.

Отец Макарий из Пантелеимонова монастыря Афона завел меня в свою келью и благословил этой иконой. Я взял ее в руки и долго-долго не выпускал…

Я многое могу рассказать про Афганистан. За полтора года службы я пять раз подрывался: на фугасах и на противотанковых минах. Голова гудит, в ушах звенит, не можешь ничего сказать, тошнит. Но ты отчетливо понимаешь, что чья-то рука тебя спасла, чья-то сила сохранила живым. Поэтому я свидетельствую о силе материнских молитв и о помощи Божией по этим молитвам. Я никогда не отойду от Православной веры и призываю всех веровать, ибо Христос победитель смерти!

Источник: Галицкий С. Из смерти в жизнь. Ч. 3. М.: Град духовный, 2014.