Осенью 1791 года события в далеком, казалось бы, Сан-Доминго болезненно отозвались во Франции, вызвав нехватку колониальных продуктов, входивших в рацион многих горожан. Цены на сахар и кофе, производимые в этой колонии и оказавшиеся теперь в дефиците, резко пошли вверх, потянув за собой и цены на другие продовольственные товары. В городах вновь то и дело стали вспыхивать голодные бунты плебса, недовольного дороговизной.

Трудности со снабжением городов усугубила новая волна «жакерии», накрывшая сельские районы Франции. Движение началось еще летом 1791 года, однако после того, как Законодательное собрание подтвердило обязанность крестьян платить выкуп сеньорам за отмену поземельных повинностей, масштаб беспорядков многократно увеличился. Недовольные селяне разоряли замки, а порой расправлялись и с их хозяевами. Особенно громкую огласку получил инцидент с сеньором Полеймьё в департаменте Эн. Взбунтовавшиеся крестьяне не только разгромили его замок, но и убили самого сеньора. Его тело бросили в огонь, а затем… частично съели. Узнав об этом, депутаты Законодательного собрания уже привычно ужаснулись, но никого не наказали, так как убийцы попали под ранее объявленную амнистию. Марат же и вовсе похвалил в своей газете крестьян-каннибалов: мол, поделом сеньору. «Другу народа», похоже, вообще нравилось все то, что у других вызывало ужас и отвращение, – например, жестокие расправы восставших рабов Сан-Доминго над белыми колонистами.

Помимо общенациональных причин, массовые волнения в разных частях страны имели еще и свои, сугубо локальные. Так, в западных департаментах и на юге, в Севеннах, где позиции традиционной культуры были особенно сильны, крестьяне активно выступали против церковной реформы и гонений на неприсягнувших священников.

Наиболее же мощный резонанс осенью 1791 года получили трагические события в Авиньоне. Ранее эта область принадлежала римскому папе, хотя и была окружена со всех сторон французской территорией. 18 августа 1791 года собрание местных «патриотов» проголосовало за присоединение Авиньона к Франции. Участников собрания никто не выбирал, и они никого, кроме себя, не представляли, однако вооруженное и хорошо организованное меньшинство способно навязать свою волю безоружному и аморфному большинству. 21 августа «патриоты» силой изгнали прежний муниципалитет и учредили свой, революционный. Новые власти назначили военным комендантом Матьё Жува Журдана, личность весьма примечательную. Сын парижского ремесленника, он за свои 45 лет побывал и мясником, и солдатом, и бандитом, получил до Революции смертный приговор за уголовные преступления, но сумел выкрутиться. В июле 1789 года он стал «героем взятия Бастилии». Лично отрезав голову коменданту крепости, маркизу Делоне, Журдан заслужил прозвище Головорез и с гордостью его носил. Участвовал он и в кровавом инциденте в Версале ночью с 5 на 6 октября 1789 года, после чего покинул Париж и перебрался в Авиньон.

14 сентября, перед самым своим роспуском, Учредительное собрание приняло решение об аннексии Авиньона в соответствии с «желанием его народа». Впрочем, муниципалитет города не стал дожидаться прибытия из Парижа представителей центральной власти и по своей инициативе приступил к «революционным» мерам, а именно к изъятию ценностей из церквей. Это очень не понравилось населению. Оно отличалось большой набожностью, что для бывших подданных папы было совсем не удивительно. По городу поползли зловещие слухи о творимых революционерами святотатствах. 16 октября в Авиньоне начались массовые волнения. Пытавшийся успокоить горожан чиновник революционного муниципалитета Лекюйе был растерзан толпой. Журдан-Головорез прибыл с отрядом национальной гвардии на место преступления, когда собравшиеся уже почти рассеялись. Похватав без разбора тех, кого он счел виновным в смерти Лекюйе, в том числе женщин и стариков, Журдан отправил их в тюрьму папского дворца. Этим же вечером задержанных отдали на расправу молодым «патриотам» – 16-летнему сыну Лекюйе и его друзьям. Те всю ночь напролет, подкрепляя свои силы алкоголем, мучили и убивали пленников в башне Гласьер, выбрасывая трупы в ров. Заодно они прикончили и тех арестантов, которые находились в камерах по другим делам. Всего погибли 62 человека.

Известие о резне в Гласьер наделало много шума в Париже. Законодательное собрание ее осудило и постановило провести расследование. Марат же, напротив, и на этот раз с восторгом приветствовал «акт правосудия, который пришлось совершить авиньонским патриотам». В ходе расследования некоторых из убийц задержали, и какое-то время они провели под арестом, но уже в марте 1792 года их всех освободили от ответственности по очередной амнистии.