Баррас осознал, что сделал ставку не на того военачальника и что лучше было бы попытаться заручиться поддержкой Бонапарта. Ларевельер-Лепо отмечал в мемуарах, что принять такое решение его заставило недовольство Советов слишком самостоятельным поведением генерала в Италии: Бонапарт опасался обвинительного декрета. Карно, Бартелеми и члены Клуба Клиши предпочли бы заключить мир без столь вызывающих аннексий: это позволило бы вписать Францию в европейскую систему международных отношений, вместо того чтобы противопоставлять ее всей Европе, поощряя создание республик-сестер.

Договорившись с Баррасом, «генерал вандемьер» отказался явиться в Париж лично: Бонапарт справедливо полагал, что в случае успеха аналог 13 вандемьера ничего не добавит к его популярности, тогда как провал может оказаться для нее фатальным. Однако командующий Итальянской армией согласился прислать вместо себя генерала Ожеро, который в итоге сыграл примерно ту же роль, что ранее отводилась Гошу, – с той лишь разницей, что Ожеро прибыл без собственных войск и был назначен командующим вооруженными силами Парижа. Впрочем, это было не принципиально, поскольку значительная часть приведенных Гошем солдат и офицеров оставалась поблизости от столицы, а часть из них в гражданской одежде и вовсе была размещена в городе.

Теперь «триумвират» ждал лишь окончания полномочий Карно в качестве председателя Директории. Когда 6 фрюктидора (23 августа) они истекли и настал черед Бартелеми занять этот пост, «триумвират» неожиданно потребовал голосования, по итогам которого победил проголосовавший сам за себя Ларевельер-Лепо. Совет пятисот ответил на это созданием комиссии по расследованию финансовых злоупотреблений Директории. Депутаты знали, что Директория ждет прибытия Ожеро и что готовятся проскрипционные списки, но в Законодательном корпусе не оказалось человека, который мог бы организовать противодействие планам правительства. Обсуждались прожекты убийства Барраса и Ребеля, думали, не опереться ли на верные Советам войска, по Парижу даже ходили слухи, что на 18 фрюктидора (4 сентября) в Совете пятисот назначено выступление с разоблачением заговора Директории. Но депутаты опоздали.

«Триумвиры» нанесли удар первыми. 18 фрюктидора, на рассвете, войска заняли залы заседаний Советов, лидеров Законодательного корпуса и Бартелеми арестовали, Карно удалось бежать. По Парижу было расклеено обращение к народу с сообщением об измене Пишегрю и раскрытии широчайшего роялистского заговора. Оно чрезвычайно напоминало те апокалиптические картины, которые Конвент рисовал после 13 вандемьера; все развивалось по уже отработанной схеме:

В то же время Директория приняла постановление: «Любой, кто позволит себе потребовать [восстановления] королевской власти, Конституции 1793 года или Орлеанов, будет в соответствии с законом расстрелян на месте».

19 фрюктидора был одобрен пространный «Закон, касающийся мер общественного спасения, принятых в связи с роялистским заговором». Целью его было нанесение «правым» такого удара, от которого они уже не оправились бы. Он аннулировал результаты голосований в первичных собраниях и собраниях выборщиков в 49 департаментах, что означало автоматический отзыв всех депутатов от этих департаментов и аннулирование полномочий всех избранных на прошедших выборах местных властей. Возобновлялось действие закона, касавшегося родственников эмигрантов. Все эмигранты и неприсягнувшие священники, «которые посягали внутри страны на общественное спокойствие», подлежали депортации. Также высылались из страны и все родственники Бурбонов, включая Орлеанов, однако в этом случае предусматривалось, что Директория сама определит им место ссылки и позаботится выделить им средства к существованию из их собственных имуществ. Любой голосующий в первичных собраниях должен был прежде принести «клятву в ненависти роялизму и анархии, верности и преданности Республике и Конституции III года». Принятый незадолго до того закон о запрете частных обществ отменялся, предполагалось закрытие лишь тех, в которых будут выступать против Конституции III года. Предписывалось в течение года проинспектировать все газеты и журналы и прекратить выпуск тех из них, которые злоупотребляют свободой печати.

Два Директора (Карно и Бартелеми), равно как и 53 депутата (включая Пишегрю), приговаривались к ссылке с конфискацией имущества. Такая же участь ждала бывшего министра полиции Шарля Кошона, участников заговора Бротье и нескольких генералов. Всего по итогам переворота Законодательный корпус не досчитался 197 депутатов.

Через несколько дней два выбывших Директора были заменены. На место Бартелеми избрали Филиппа-Антуана Мерлена, которого, чтобы отличать от Мерлена из Тионвиля, обычно называют Мерлен из Дуэ. Юрист, депутат от третьего сословия в Генеральных Штатах, в Конвенте Мерлен сидел на скамьях Равнины, хотя и голосовал за казнь короля. В основном он работал в Комитете по законодательству, но после Термидора избирался и в Комитет общественного спасения. Член Института. Избрание его Директором было благодарностью за поддержку переворота в должности министра юстиции.

Место Карно занял человек с куда менее ярким политическим прошлым – Николя Франсуа де Нёфшато. Юрист, но одновременно ученый, переводчик, публицист и поэт, чья поэма, написанная в 13 лет, привлекла внимание Вольтера. Он был избран депутатом Законодательного собрания, а затем и членом Конвента, однако подал в отставку и тогда же отказался от назначения министром юстиции. Причины этих отставок не очень понятны, историки полагают, что Франсуа предпочел вернуться к литературной деятельности. При монтаньярах он провел 10 месяцев в тюрьме за постановку пьесы, которую сочли контрреволюционной. После Термидора при поддержке Ларевельера-Лепо он становится членом Института, министром внутренних дел и наконец Директором.

Историки нередко пишут о том, что 1795–1799 годы четко делятся на две части: до переворота и после. В обиход вошли даже термины «первая Директория» и «вторая Директория». На первый взгляд это действительно так: с 1797 года режим все чаще прибегает к корректировке выборов. Однако, по сути, в перевороте 18 фрюктидора не было абсолютно ничего нового: сама история Директории началась с нарушения конституции, с «декретов о двух третях».

Другое дело, что после 1797 года режим все чаще начал применять силу: в судах снизилось число оправдательных приговоров, в 53 городах Республики работали военные комиссии, вынесшие за два года 289 смертных приговоров и осудившие 91 человека на высылку из страны. Были высланы и около 10 тысяч священников (подавляющее большинство – с территории Бельгии), а около 1400 священников были приговорены к депортации в Гвиану. В ряде регионов для подавления волнений стала использоваться армия.

Однако самым важным было то, что, несмотря на все усилия правительства Директории, Революция продолжалась.