Наконец я собрался подступить к вершине – одиноко стоящей каменной пирамиде Ан-Теллах на северо-западе Хайленда. Это пик в составе горной гряды, протянувшейся от Лох-Ассинт до Лох-Торридон. Если бы Генри Мур вместо матерей-богинь ваял горы, на его авторство указывал бы облик этих: Квинег, Силлвен, Канисп и Ан-Теллах. Когда-то местные фермеры считали их обителью фей и великанов, и мне понятно, почему. Это место, безусловно, является наиболее пригодным на планете для созерцания “затерянного мира”.

Когда зашло солнце, вершину Ан-Теллах скрыл туман. Наутро пелена рассеялась, и наша небольшая экспедиция решила взойти на пик. Тропа пролегала мимо слоев с кремневой галькой, и мы разделили трепет Дарвина: “В Кордильерах я наблюдал массу конгломерата толщиной в 10 тыс. футов [ок. 3 км]”. Эти красные слои – торридонские песчаники – столь же мощные, и они украшают дорогу вверх четкими полосами (как спина тигра). Мы знали, что каждая горизонтальная полоса таит историю древнего речного русла, изменившегося тысячи раз. Действительно, здешние реки столь часто поворачивали, что галька в итоге образовала слой в 6,4 км. Присев перевести дух, я попытался представить, каково это было: сидеть у древней реки и наблюдать за суровым миром с грозами и бурными паводками. Я также попытался оценить масштаб геологического времени. Хотя к этой игре я привычен, он меня ошеломил.

Дойдя почти до вершины, мы разглядели на северо-западе сильно изрезанную береговую линию с островками. К северу виднелся неясный контур Квинега и гор, поглотивших время. Поблизости мы заметили блестящий Мойнский надвиг и стоящую вверх ногами гору. Кажется, что бесплодные мойнские породы облокотились на кембрийские породы с окаменелостями, словно пытаясь преподать юным выскочкам урок. Над всем этим (неподалеку от Аллапула) виден дернесский известняк, оставленный исчезнувшим океаном.

Прямо перед собой мы видели очень старые – 3–1 млрд лет – породы. Древнейшими же были кристаллические гнейсы Льюис – почти такие же старые, как и пилбарские породы из Западной Австралии. Однако льюисские породы в Шотландии так спрессованы и сжаты, что они ощетинились серебристой слюдой и винно-красным гранатом, осевшим в массе серого кварца и полевого шпата цвета слоновой кости. Едва ли железные ножны Экскалибура, отделанные серебром и гранатами, выглядели внушительнее.

Мы шли над озером Торридон, и нас ожидало еще одно сокровище. У воды мы воображали себя Путешественниками по времени, блуждающими у древних лагун. Темные склоны над головой, сложенные из льюисских гнейсов, были иссечены ветрами и дождем задолго до возникновения медуз и червей. Маленькие долины среди гор, заваленные теперь галечником, более 1 млрд лет назад служили домом для речушек. Даже современный Торридон лежит на дне гораздо более старой лагуны, которую я называю “озером Жизни”. Его миллиардолетние берега (как и сам Торридон) вымыты волнами, иссушены солнцем, увлажнены дождями. Мы пришли сюда слишком поздно и потому не можем почувствовать ил между пальцами ног, учуять запах сочащегося из глубин метана. Но нельзя ли воскресить давно исчезнувших обитателей “озера Жизни”?

Когда-то здесь был пейзаж, достойный древнего мифа. И, как старый Артур на далеком острове Авалон, пейзаж казался задумчивым, ожидающим чего-то.