Чарльз Лайель, карабкаясь в 1869 г. на Квинег, прекрасно помнил о проблеме отсутствия окаменелостей ниже глауконитов со следами-трубочками. Хотя в других местах в породах широко понимаемой кембрийской системы обнаружилось несколько сгустков и борозд, ни один геолог не нашел следов жизни в древнейших породах. Понятно, почему загадка казалась Дарвину “необъяснимой”: “Он [критик] может спросить – где же остатки тех бесконечно многочисленных организмов, которые, должно быть, существовали задолго до того, как отложился первый слой силурийской системы? Я могу ответить на этот вопрос лишь предположительно”. Некоторые коллеги Дарвина понимали это буквально. Так, для Седжвика и Мерчисона появление в глауконите следов червей и трилобитов могло бы послужить отметкой возникновения жизни. Но формулировка (ни один геолог не нашел следы жизни в древнейших породах), как и во всякой хорошей загадке, содержит отгадку.

Отгадка связана не со следами жизни. Чтобы найти “затерянный мир”, ученым еще предстояло расширить предел видимости, отделяющий сравнительно молодой мир – как правило, видимый невооруженным глазом – от более старого “затерянного мира”, который обнаружить труднее: ведь он был и остается микроскопическим. Чтобы преодолеть разрыв, геологам пришлось применить самое ошеломляющее свое оружие – шлифованное стекло.

Чтобы увидеть эволюцию линзы, нужно на время оставить горы и отправиться в Оксфорд. В восточном конце улицы Брод-стрит стоят три внушительных палладианских здания, которые студенты каждый день охотно игнорируют по пути на лекции. Первое здание – Олд-Кларендон – напоминает римский храм с лестницей и портиком. Это здание, где напечатали миллионы Библий. Здесь Уильям Бакленд с гордостью демонстрировал свои обширные коллекции: окаменелости слева, минералы справа. И именно здесь студенты Оксфорда когда-то клялись хранить Бодлианскую библиотеку от окисления, то есть от огня. Несколько восточнее находится Шелдонианский театр. Этот театр, похожий на знаменитый “Глобус” (но в меньшей степени вентилируемый), предусмотрительно накрыт крышей, чтобы уберечь преподавателей от простуды. По соседству с театром стоит старое здание Эшмоловского музея, в котором теперь Оксфордский музей истории науки. Приподнятое над уровнем улицы здание может казаться несколько отчужденным. Лестница ведет к портику, а за ним лежит обшитый дубовыми панелями зал, где все еще пахнет деревом и воском. Здесь некогда проходили университетские собрания для представителей естественных наук, а теперь хранится коллекция старейших научных приборов, в том числе некоторые из первых шлифованных линз.

Линза является типичным продуктом научного мира и, следовательно, восходящего (все в мире самоорганизуется “снизу вверх”) мышления. В этой системе малое, например протоны, электроны и бактериальные клетки, порождает большое, например циркуляцию вод в океане, геоиды и галактики. Но чтобы увидеть в отдалении большое, нужен телескоп, а чтобы рассмотреть малое – микроскоп.

Как ни странно, непосредственно за изобретением линзы грандиозных наблюдений не последовало. Увеличительные стекла изготавливались из кварца в самой чистой форме (горный хрусталь) уже в древности. Хрустальные линзы найдены в Египте в могилах строителей пирамид (ок. 2500 г. до н. э.). От римских авторов мы знаем, что Нерон (ок. 65 г.) наблюдал за зрелищами сквозь кристалл изумруда. Однако не совсем понятно, почему эти предметы не применялись для получения ответа на более важный вопрос: каков мир вблизи? Возможно (как предположил Дэвид Хокни), знание о линзах считалось тайным и скрывалось ото всех, потому что “знание – сила”. Но вероятно и то, что линзы редко встречались или были низкого качества.

Лишь после 1500 г. линзы попали в руки людям смелым и любопытным, таким как Николай Коперник, Галилео Галилей и Антони ван Левенгук. Особое значение имело здесь изобретение шлифованных линз, приведшее к оптике, микроскопам, телескопам и, следовательно, к новым методам наблюдения. К 1650 г. стали доступны станки с ножным приводом, пригодные для шлифования линз и изготовления тубусов. К 1665 г. Роберт Гук смог воспользоваться сложным микроскопом для изучения современных и ископаемых клеток. (Сам термин “клетка” также предложил Гук.) Именно он понял, что современные и ископаемые материалы связаны процессом, который мы называем фоссилизацией. Гук первым экспериментировал с фоссилизацией раковин и дерева.

Я пришел в музей, чтобы взглянуть на микроскопы: среди них хранится тот, которым пользовался Роберт Гук. Прибор представляет собой короткий тубус из древесины вишневого дерева и кожи, прикрепленный к металлической подставке. Но при помощи этого устройства Гук и его коллеги вызвали грандиозный переворот в мышлении. Так, до изобретения этого способа обработки стекла “восходящее” научное мышление неизбежно ограничивалось стенами кабинета философа. А после изобретения шлифованной линзы, а затем (ок. 1760 г.) промышленных токарных станков, микроскопы перестали быть сокровищем, доступным немногим ученым с деньгами. Как только были усовершенствованы методы обработки стекла и машинной обработки, расцвело и начало изменять наш взгляд на мир “восходящее” мышление.