В последний раз Никки виделась с матерью в ресторане «Оливковая роща» в Олимпии, в 2002 году, после смерти Мака. Никки сомневалась, стоит ли им встречаться, но решила, что ничего не теряет. Может, все как-то наладится? Сэми продолжала сообщать сестре, что с Тори все в порядке.

«Она говорит, что мама по-прежнему странная, но с ней обращается хорошо. Не так, как с нами».

Шелли принарядилась для такого случая и выглядела очень хорошо. Но Никки сразу же стало ясно, что все это – только камуфляж.

Ее мать осталась точно такой же, какой была.

«Она нагрубила официантке, – рассказывала Никки. – Обозвала ее и отправила свое блюдо на кухню. Помню, я думала: Мне все это не нужно. Я не хочу в этом участвовать. Встретиться с ней было огромной ошибкой».

Никки ничего не рассказала Шелли о своей жизни. И ушла из ресторана, даже не доев десерт. «После этого мы с ней больше не виделись».

Тори Нотек старалась держаться мужественно. Ни слова не говорила сестрам о том, что творится у них дома. Не потому, что не хотела, чтобы мать привлекли к ответу, а потому, что боялась будить спящего тигра.

С учетом того, что ей приходилось видеть, Тори представляла, что мать может сделать с ней. И считала, что сама отчасти виновата.

Вот что она писала в дневнике, обращаясь к матери:

«Я знаю, что иногда может показаться, будто я тебя не понимаю или не хочу понимать, но это не так. Совсем не так. Я всегда могу тебя понять и всегда хочу. Мне ужасно жаль, что я так разочаровываю вас с папой. Я знаю, это моя вина».

Хотя Тори и не знала, как выразить это в словах, в глубине души ей было ясно, что ее матери доставляет удовольствие наблюдать за чужими страданиями. Как назвать человека, который наслаждается, причиняя другому боль? Должно быть какое-то слово… Но Тори его не знала. Кто улыбается, когда другой кричит? Приходит в восторг, когда кого-то жжет или режет?

В паре случаев Тори слышала, как мать приказывала Рону забираться под большой обеденный стол в гостиной, прилегавшей к ее спальне. Однажды она решила посмотреть, что там происходит.

Хотя бы раз.

– Ты будешь сидеть здесь, – приказала Рону Шелли, – пока я не услышу твой плач.

Рон под столом сжался в комок.

– Прости меня, Шелли, дорогуша! – просил он.

– Ничего не выйдет, ты, бесполезный сморчок!

Рон начал издавать хнычущие звуки.

От этого Шелли разозлилась еще сильнее.

– Ты чертов притворщик! – заорала она. – Я знаю, что ты прикидываешься!

Тори попросила мать отпустить Рона.

– Нет, – равнодушно отрезала та. – Он наказан. Оставь его. Рон плохо себя вел. Я не собираюсь вдаваться в детали. Просто оставь его.

Немного погодя Тори увидела, что Рона отпустили. Но ненадолго. Вскоре он опять сидел под столом и плакал.

Она была уверена, что слезы его искренние.