Сэми Нотек не только умело маскировала синяки у себя на теле, но и прекрасно сознавала, как это важно.

Если кто-нибудь заметит на ней следы побоев, оставленные матерью или отцом, может последовать очень неприятный разговор. Или, еще хуже, случится нечто, способное разрушить их семью. Несмотря на все безумие, которое творилось дома, он был ее укрытием, и временами Сэми казалось, что там все нормально, и ей стоит бороться за него.

Внешне она была привлекательной девушкой, блондинкой, очень популярной. Настоящей королевой выпускного бала. Умная, забавная – такие всегда привлекают парней своим обаянием. Однако в последний год в школе она как будто махнула рукой на собственную жизнь. Сэми устала покрывать выходки матери и наказания, которым подвергались они со старшей сестрой. По опыту Никки она поняла, что даже если не раскачивать лодку, издевательства не прекратятся. Наоборот, будут продолжаться и дальше.

– Ты поздно сдала домашнюю работу, – говорил ей учитель.

– Мама выкинула мою тетрадь, – отвечала Сэми.

И так раз за разом. Опять и опять.

– Ты опоздала на урок.

– Мама заставила меня спать на улице прошлой ночью и только утром пустила в дом, чтобы я оделась.

– Тебя оштрафуют за потерю книг из библиотеки.

– Ну и пожалуйста, – следовал ответ. – Моя мама сожгла их в камине.

И тому подобное.

Через некоторое время Сэми вызвали к школьному психологу.

– Мы решили прислушаться к тебе, – сказал он ей. – У тебя маленькая сестра, мы очень обеспокоены и за нее тоже. Мы собираемся все сообщить властям.

Сэми испытывала смешанные чувства. Ей поверили, и это прекрасно. Но теперь вся их жизнь может рухнуть.

Наступал решающий момент.

Осознав это, Сэми испугалась. Радость и облегчение от того, что все узнают, как мать в течение долгого времени издевалась над ними, быстро померкли.

– Мы устроим так, чтобы твою сестру забрали из дома, – продолжал психолог. – Я прямо сейчас звоню вашей матери.

Он потянулся за телефонной трубкой, и Сэми запаниковала.

Годы спустя она не могла сказать, почему в тот момент все-таки отступила, но именно так и произошло.

«Внезапно, – вспоминала она, – …я даже не знаю. Правда показалась мне очень страшной. И я отказалась от своих слов. Сказала, что все выдумала. Что все время врала. Думаю, я не хотела, чтобы они разозлили мою мать».

Сэми и ее бойфренд, Кейл Хансон, поздно вернулись с вечеринки. Сэми знала, как Кейл поступит дальше. Будет сидеть в машине, не выключая фар, и ждать, пока она благополучно зайдет в дом. Если ее не пустят внутрь – а такое происходило уже не раз, – он будет жать на гудок, пока Шелли не поймет, что в дверь стучатся, и не откроет Никки.

Шелли впускала ее в гостиную… до тех пор, пока Кейл не уедет. А потом отсылала спать обратно на крыльцо.

Однажды ночью Шелли встретила ее с большим стаканом воды в руках и сказала убираться из дома.

– Ты будешь спать снаружи.

– Нет, не буду. Там холодно. Ты меня не заставишь.

Размахнувшись, Шелли запустила стаканом в дочь и вытолкала ее за дверь. Сэми побежала к Кейлу. Она решила, что с нее хватит. Нельзя это больше терпеть. До дома Кейла было около мили, но Сэми отлично бегала – ставила рекорды в забегах на четыреста метров и на милю.

Каждый раз, когда темноту прорезал свет фар, она пряталась в кювете, уверенная, что мать последует за ней, чтобы вернуть домой. Наконец Сэми добралась до дома на Симетери-роуд, где жил Кейл.

Конечно, машина матери, бросившейся следом за дочерью, через несколько минут, словно акула, проплыла мимо в темноте. Сэми, перепуганная, спряталась в гараже у Хадсонов.

Она просидела там некоторое время, боясь попасться Шелли на глаза и надеясь, что не сделала себе же хуже.

Дэйв Нотек позднее говорил, что редко бывал в доме на Монахон-Лэндинг и поэтому понятия не имел о том, как далеко там все зашло. Он настаивал, что Шелли никогда, никогда бы не подняла руку на Сэми или Тори. Он любил девочек, но защищал жену. Сэми, думал он тогда, обычная врушка – все, что она говорит, надо «делить на два». В действительности ничто не могло его убедить, что в их доме творится насилие.

«Не могло такого быть, чтобы Шелли избивала Сэм или Тори, – говорил он годы спустя. – Она могла шлепнуть Никки. Я и сам ее шлепал, что тут такого? Но больше ничего. Никакому насилию наши дети не подвергались».

Даже после того как его слова были полностью опровергнуты, Дэйв продолжал свои попытки обелить Шелли. Никакие доказательства не могли его переубедить. На церемонию в честь окончания старшей школы Сэми пришла со следами побоев, которые нанесла ей мать – за такую незначительную провинность, что никто не мог точно вспомнить. Может, она плохо вымыла посуду? Или не напоила вовремя животных? Или одолжила подружке свой свитер? Дэйв ставил те синяки и раны в вину самой Сэми – она, мол, всегда была сорвиголовой и наверняка разбилась при очередном падении.

Когда на него надавили, он придумал новую историю.

«Шелл одолжила Сэм на что-то деньги, а взамен попросила покрасить амбар. Сэм тогда только пришла из школы и была очень усталая, но все равно пошла и стала красить. Она жаловалась, что у нее все тело ломит, болит и тут, и там, и Шелл сказала, что девочка упала, когда занималась покраской. Даже не знаю – я никаких синяков у нее не видел».