Насосная была самой маленькой из хозяйственных построек на территории фермы, где стояли еще старый амбар, сарай, курятник и несколько навесов. Она была темная, пыльная и холодная. Шелли решила, что это хорошее место для Кэти – той якобы следует подумать о своем поведении. Никки с Шейном тоже периодически оказывались в этом крошечном закутке площадью полтора на полтора метра.

Кэти запирали там на несколько дней, а то и недель.

Сэми принесла из сарая подушки от старого коричневого дивана, чтобы Кэти было удобнее. Когда Шелли увидела их, то велела Сэми немедленно убрать обратно.

– Мы хотим, чтобы она исправилась! – заявила Шелли. – Ей не нужны тут удобства. Она должна обо всем подумать и понять, за что наказана. Мы хотим, чтобы она вернулась назад в дом, а не жила здесь.

Сэми не видела ничего плохого в том, чтобы помочь Кэти, но ей пришлось послушаться матери. Помогать Кэти означало навлечь гнев Шелли на себя.

Шелли использовала тактику пассивного насилия, заставляя Дэйва или Шейна делать всю грязную работу, что лишний раз демонстрировало ее равнодушие к другим людям.

Однажды Сэми шла за Кэти и своей матерью по дорожке к сараю, когда по какой-то причине без всякого предупреждения Шелли сильно пнула Кэти в спину. Та упала и приземлилась лицом на голый бетон. Она даже не попыталась смягчить падение. Просто рухнула лицом вниз. Кэти начала плакать, обхватив голову руками, и сжалась в комок, словно раненое животное. Сэми увидела, как мать на минуту заколебалась, а потом подошла к Кэти, помогла ей подняться и затолкала назад в насосную.

Никки казалось, что она понимает, почему мать запирает Кэти там. Дело было не в промахах, которые та совершала. Это, вообще, не было наказанием. Просто матери надоело следить, чтобы Кэти не убежала. Шелли не говорила этого напрямую, но Никки подозревала, что мать боится, как бы Кэти обо всем не рассказала.

Мать уверяла Сэми, что наказывает Кэти ради ее же блага, и то же самое внушала своей жертве. Например, в насосной ее запирали, чтобы она могла спокойно подумать.

– Мне кажется, в насосной ей гораздо лучше, – говорила Шелли, ведя Кэти за руку по двору. – Ей требуется спокойствие и уединение.

У нее всегда имелось оправдание тому, что она творила с Кэти.

Время от времени Никки помогала матери отводить Кэти в насосную и запирать там. Здоровье Кэти быстро ухудшалось. Ложь матери выглядела просто смешной. Кэти нуждалась в медицинской помощи. А не в «уединении» в тесном сарае.

Шейн с Никки тоже не нуждались в том, чтобы их там запирали, но время от времени и они оказывались в насосной, когда Шелли уставала их избивать и хотела, чтобы наказание продлилось подольше.

Чтобы она успела насладиться контролем над домочадцами.

«Так она могла избавиться от нас – от меня, Кэти и Шейна, – говорила Никки впоследствии, объясняя причины, по которым они сидели взаперти. – Ей не надо было следить, где мы и что делаем. Особенно Шейн и Кэти».

Со временем Кэти полностью смирилась со своим положением. Точно так же, как с тем, что ее возили в кузове пикапа.

Как-то раз Сэми, проходя мимо насосной, услышала голос Кэти.

– Кто там?

Она подошла к запертой двери и приложила ухо к щелке. Девочка не решалась открыть дверь. Кэти знала, что нет смысла ее об этом просить. Шелли ясно дала всем понять, что Кэти сидит там не просто потому, что наказана, а ради того, чтобы исправиться.

– На улице идет дождь? – спросила Кэти.

– Был, недавно. А сейчас нет.

– О, – хрипло вздохнула Кэти, – а мне кажется, я слышу, как он стучит.

Как обычно, Дэйв был на работе на Уиндбей-Айленде, когда Шелли понадобилось съездить в город по делам. Прежде чем уехать, она велела Шейну сторожить Кэти. Ему надо было следить, чтобы она сидела тихо и не звала на помощь.

– И чтобы не сбежала, – сказала Шелли. – Смотри, чтобы сидела в насосной, где ей и место. Мы не можем сейчас ей доверять, Шейн. У нее не в порядке с головой.

Шейн сделал вид, что согласен.

– К черту все! – сказал он Никки, как только Шелли отъехала от дома. – Я выпущу Кэти.

Никки невыносимо было думать о том, как Кэти сидит взаперти. Она знала, что той надо к врачу. Кэти слабела на глазах. Лицо ее опухло, последние оставшиеся зубы почернели и грозили вот-вот выпасть.

Шейн отодвинул засов и распахнул дверь.

Свет залил темную насосную, и Кэти поморщилась. Она сидела неподвижно и даже не сразу подняла на него глаза.

– Выходи! – скомандовал Шейн.

Она не шевелилась.

Никки знала, что Кэти боится Шейна, хоть у нее не было причин опасаться его, когда матери не было рядом.

Сначала Шейн уговаривал ее, потом начал сердиться от того, что Кэти просто смотрит на него и молчит.

– Ну же, Кэти, давай, выходи. Тебе надо выбираться отсюда.

Кэти начала плакать. Она была бледная. Обессиленная. Вся в крови. Волос на голове почти не осталось. Из одежды – только тоненькая ночная рубашка, и больше ничего.

– Да что с тобой такое? – возмутился Шейн. – Тебе надо бежать! Черт побери, спасайся отсюда! Это же твой последний шанс.

Кэти забилась в угол крошечной насосной. Когда она заговорила, голос ее звучал хрипло.

– Если я убегу, они меня найдут. Ты сам знаешь. Найдут. Она найдет.

Шейн был вне себя. Он не мог понять, почему Кэти не убегает. Дверь открыта. Дома только дети, им некуда идти. А она взрослая.

– Кэти, это же единственная возможность! Ну не будь ты такой дурой!

Но Кэти умоляла оставить ее в покое.

Шейн в сердцах захлопнул дверь, бросив ее в темноте.

– Она умрет, если не убежит, – сказал он, обернувшись к Никки.

– Я знаю.

Позднее они вдвоем долго сидели у Никки в комнате наверху. Оба понимали: случай Кэти безнадежный. Когда Шейн отпер дверь и предложил ей сбежать, это был ее последний шанс. Но ее дух оказался сломлен. Она просто сдалась.