Древесина. Устрицы. И десятилетия спустя марихуана.

Дождливый и туманный округ Пасифик в штате Вашингтон всегда выживал за счет природных ресурсов. Его история шла зигзагами с тех самых пор, как первые белые поселенцы обосновались в этом сыром и ветреном уголке на юго-западной границе штата в 1850-х. Кажется чуть ли не оскорбительным называть его жителей суровым племенем, но таковы они есть. Изобилие в краях, где река Уиллапа со своими многочисленными притоками вливается в Тихий океан, никому не давалось даром – его требовалось заслужить. Триада городов – местная столица Саут-Бенд, Реймонд и Олд-Уиллапа – образует костяк округа. Большие особняки высятся на холмах над бухтой, открывающейся в океан. Они напоминают о временах былого процветания, сменившегося упадком, который рано или поздно наступает везде, где экономика строится на природных ресурсах. Только здание суда в изысканном стиле изящных искусств, с витражами, до сих пор собирает массу народа – там выдаются пособия по безработице.

Земли вокруг реки Уиллапа, хоть и неуютные, не чужды популярной культуре. Многие их обитатели оставили в ней свой след. «Нирвана», образовавшаяся в Абердине, по соседству, свой первый концерт сыграла в Реймонде – городке с населением меньше трех тысяч человек. Поэт Роберт Уэллс, написавший «Рождественскую песню» для Мела Торме и главную тему для телевизионного «Шоу Пэтти Дьюк», вырос в этих местах. Писатель Том Роббинс написал свой первый роман, «Новый придорожный аттракцион», в Саут-Бенде.

Тем не менее большинство тех, кто здесь живет – кто вырос среди опилок и устричных раковин, – ничем не знамениты. Скорее, наоборот. Они с трудом сохраняют достоинство, сражаясь за выживание на своих скудных почвах.

Дэйв Нотек был местным мальчишкой, уроженцем округа Пасифик, и первые четыре года жизни провел в близлежащем Лебаме, пока его родители, Эл и Ширли, не переехали вниз по Элк-Крик, в небольшой деревянный дом в Реймонде. Эл был лесорубом, но даже для него работа находилась не всегда. Жили Нотеки небогато. Дэйв, его брат и сестра сами мастерили себе игрушки – луки и стрелы из щепок и куриных перьев. Деревенские ребятишки, как Нотеки, сразу выделялись в школах Реймонда – их одежда была поношенной и обычно не в лучшем состоянии.

«Пару раз в начале учебного года я являлся в школу в том же, в чем проходил весь прошлый год, – вспоминал он. – Не в упрек моим родителям – они трудились изо всех сил. Просто у нас не было денег».

Дочь работника с лесопилки, Ширли, сначала подрабатывала на устричном заводе, а потом устроилась в универмаг «Си Джей Пенни».

Из трех детей Эла и Ширли Дэйв был самым строптивым: затевал драки, таскал отцовские окурки, а в четвертом классе даже попытался с приятелем сбежать из дома. Отец за это наказывал его так, как когда-то наказывали его самого, – ремнем для правки бритвы. Дэйв не раз испытал на себе его хлесткие удары, но на отца не сердился – наказания были заслуженные. Так уж полагалось в их краях.

Жизнь в Реймонде в те времена кипела: лесопилки работали в три смены и бесконечные караваны грузовиков с древесиной день и ночь текли по дорогам. Река была запружена громадными бревнами, которые сплавляли по воде.

В 1971 году Дэйв закончил старшую школу Реймонда – именно там образовалась знаменитая команда «Чаек» – и решил, что пойдет по отцовским стопам и станет лесорубом, хотя отец и пытался его переубедить. «Папа не хотел, чтобы я этим занимался. Очень уж тяжелая работа. Но все закончилось тем, что я все-таки пошел рубить лес». Он проработал на лесоповале около года, а потом ушел в армию. «Мне не советовали становиться лесорубом, как отец, но я записался в армию, как он, и научился водить тяжелую технику. И этим занимался потом двадцать два года – ездил по лесу на бульдозере».

Служба в армии придала Дэйву уверенности в себе. По возвращении домой после контрактов на Гавайях и на Аляске Дэйв Нотек вдруг стал завидным женихом. Он был симпатичный, крепкий, освоил на Гавайях серфинг. Добродушный и покладистый, Дэйв умел и повеселиться. И, самое главное, работал на гиганта лесной промышленности, компанию «Вейерхаузер». Вернувшись из армии, он вступил в несколько студенческих братств, в том числе «Лосей» и «Орлов», и его популярность взлетела до небес. У него были романы с парой местных красоток, но они ни к чему не привели. «Девушки были чересчур настойчивы», – с улыбкой вспоминал он позднее.

Тогда он еще не знал, насколько опрометчивый выбор ему предстоит сделать.

Не было никакой особой причины, по которой в одну из суббот, в конце апреля 1982 года, Дэйв Нотек решил прокатиться на пляж Лонг-Бич в штате Вашингтон. Погода была не пляжная – тепло приходит на побережье Вашингтона не раньше августа. Дэйву, недавно порвавшему с подружкой, хотелось выпить пива и немного отвлечься. Садясь в Реймонде в свой оранжевый «Фольксваген-серф-багги» и катя по шоссе, он все еще решал, куда лучше свернуть – направо в Вестпорт или налево на Лонг-Бич. Лонг-Бич победил.

В пляжном баре «Белая ворона» сидели парни, привыкшие слоняться без дела. Болтали про волны. Болтали про серфы. Болтали про все на свете.

И среди них была самая красивая девушка, которую Дэйв когда-либо видел в жизни.

Хоть Шелли и не очень удачно выбирала мужчин, красота ее была неоспорима: светлые глаза, роскошные рыжие волосы и фигура, которую мечтает иметь каждая девочка, когда подрастет. Со всеми положенными округлостями и изгибами. Шелли понимала, что мужчинам нравятся женщины, не стесняющиеся показать, чем их наградила природа, и в молодые годы она именно так и поступала.

Дэйву Нотеку сразу стало ясно, что Шелли Уотсон Ривардо Лонг – птица не его полета. Он хорошо это понимал. И просто любовался ею со стороны. Ее летящими по ветру огненными волосами и потрясающим телом. Дэйв не имел большого опыта с девушками. В старших классах ни с кем не встречался, был стеснительным и робким. Даже после армии продолжал держаться скромно. Он сидел, попивал свое пиво, и пытался набраться мужества, чтобы пригласить рыжеволосую красавицу потанцевать.

«Она была похожа на кинозвезду из старых фильмов. Просто огонь! Другие парни то и дело к ней подкатывали, а я только смотрел. И тут вдруг, когда я уже собирался пригласить ее на танец, она сама подошла к моему столу».

Шелли рассказала Дэйву, что у нее две дочери и что она живет на юге, в округе Кларк, в уютном доме, который завещала ей бабушка Анна.

– Можно мне твой телефон? – спросил он Шелли, когда они потанцевали с ней пару раз.

– Ладно, – с наигранным равнодушием ответила она.

Вечером они разъехались каждый в свою сторону. Дэйв не рассчитывал увидеться с Шелли снова, но все время думал о ней. Случайно повстречаться еще раз в баре они не могли – «Белая ворона» сгорела дотла в ночь после их встречи.

Наконец он набрался мужества и набрал ее номер – спросил, можно ли приехать встретиться с ней в Ванкувере. Она сказала «да». Он стал ездить к ней каждую неделю. Он отчаянно влюбился в Шелли и в ее дочек. «Они были такие чудесные. Очень-очень славные. Им нужен был отец. Я это видел. Все это видели».

В то время Шелли очень нуждалась в мужчине – таком, которым могла бы пользоваться. С Дэнни давно было покончено. С Рэнди тоже. У нее начались неприятности с домом, завещанным бабушкой, – она не заплатила вовремя налоги, и дом собирались у нее отнять за неуплату. Шелли хотела передать права на него Дэйву Нотеку.

«Дэйв хочет постараться спасти дом для меня, – писала она в обращении к судье, – но его еще нужно отремонтировать. Я едва свожу концы с концами с моими двумя детьми. Думаю, лучше будет передать права на дом Дэйву».

Шелли упирала на то, что дом принадлежал ее семье уже три поколения.

Дэйв пообещал, что со временем вернет Шелли ее дом. Но пока что его выставили на торги.

Постепенно они сближались, и однажды, явившись от врача, Шелли в слезах сообщила Дэйву, что у нее есть проблемы еще серьезней, чем сводить концы с концами и кормить двоих дочерей.

– У меня рак, – сказала она. – Скорее всего, я не доживу до тридцати.

Дэйв пришел в ужас. Шелли выглядела совершенно здоровой. Он успел по-настоящему ее полюбить. И теперь, узнав о ее болезни, чувствовал, что уже не сможет с ней расстаться.

«Помню, я тогда подумал, – вспоминал он много лет спустя, – что она, скорее всего, умрет. А если ее не будет, то кто позаботится о Никки и Сэми? У них никого не было. Все время, что мы жили вместе, она разыгрывала эту карту, с раком. Мне надо было обо всем догадаться, но я не догадался».

Прожив с месяц в маленькой квартирке Дэйва, они вчетвером перебрались в кирпичный дом на Фаулер-стрит в пригороде Реймонда, Ривервью.

«Я женился на Шелли не только потому, что ее дети нуждались во мне, – говорил Дэйв, – но, должен признать, это стало серьезным аргументом в пользу нашего брака».

28 декабря 1987 года они официально стали мужем и женой. Свидетельницей со стороны невесты на свадьбе была девушка по имени Кэти Лорено – парикмахер и лучшая подруга Шелли. Никто тогда не знал, какую роль она сыграет в дальнейшей судьбе супругов Нотек.

Лес Уотсон был только рад выдать дочь замуж – уже в третий раз. У него словно гора свалилась с плеч. Это означало, что она перестанет наконец бегать к нему за деньгами. Он так до конца и не простил ей историю с выдуманным изнасилованием, хоть и привык это скрывать. Пускай ее обвинения его не разорили, шрам на сердце остался все равно.

Шелли продолжала порочить отца у него за спиной, хотя в лицо говорила, что очень сожалеет и обещает исправиться. Она хотела лично сообщить ему о своем диагнозе, а не прибегать к посредничеству Лары, воевавшей с ней за возможность видеться с внучками. Лес на звонки дочери не отвечал, поэтому она написала ему письмо:

С любовью, Шелл».