Иоанн Грозный
Весть о рождении Иоанна Грозного как громом поразила Москву. Птицы и звери попрятались в лесах. Рыба со страху сделалась еще более мокрой и притаилась на дне океана. Люди совсем потеряли головы и были этому очень рады, ибо рассуждали так:
— Иоанн Васильевич все равно их отрубит. Лучше уж сами потеряем головы. Когда придут палачи, они останутся в дураках — нечего будет рубить.
Родившись, Иоанн Грозный осмотрелся кругом и спросил, метнув глазами на стонавшую родильницу:
— Это кто? Ему ответили:
— Твоя мать. Она родила тебя.
Иоанн Грозный милостиво улыбнулся и сказал:
— Она прекрасно сделала, что родила меня… Но… — Грозный нахмурил брови:
— Но… Мавр сделал свое дело, пусть мавр уйдет… Г-жа Глинская! Назначаю вас царской матерью. Теперь можете идти.
Елена поклонилась и удалилась в свои покои.
— А это кто?
Царь указал на женщину, возившуюся с пеленками.
— Акушерка. Она помогла тебе увидеть свет.
— Не люблю акушерок и зубных врачей.
Царь поморщился и велел отрубить голову акушерке. Акушерка была очень рада, что так легко отделалась.
— Зачем акушерке голова? — рассуждала она вполне здраво. — Акушерке нужны только руки и инструменты.
Покончив с акушеркой, Иоанн Васильевич приказал спустить на народ московский несколько медведей.
— Остальные милости, — заявил при этом Грозный, — совершу после. Теперь беру отпуск на год. Править же Московской землею будет мать и дяденька Телепнев-Оболенский.
После этих слов царь затворился со своей кормилицей и целый день не выходил.
Воспитание Иоанна
Воспитание Иоанн Васильевич получил по Фребелю:
В восемь часов утра он уже был на ногах и для развития мускулов делал гимнастику — остроконечным жезлом бил своего спальника.
Потом приступал к гимнастике, развивающей мускулы ног, — около часа топтал ногами стольника.
В десять начинался урок русского языка — царь ругал бояр.
В одиннадцать Иоанн Васильевич приступал к занятию чужими языками — вырезал языки у провинившихся приближенных, а оставшиеся части тела бросал в темницу.
После завтрака маленький Грозный выезжал из дворца изучать народ.
Изучал он народ не поверхностно, как это делается теперь, а основательно, анатомически: каждого изучаемого разрезал на несколько частей, и каждая часть подвергалась изучению.
Однажды Иоанну Васильевичу передали известные слова Калигулы:
«Как бы мне хотелось, чтобы у всех людей была одна голова и чтобы я отрубил эту голову».
Молодой Иоанн, вздохнув, сказал:
— Я не утопист: я знаю, что сколько людей, столько голов и работы будет много.
И, подняв очи горе, прибавил со смирением:
— Что ж, будем трудиться. Терпение и труд все перетрут.
Так рос молодой Грозный.
Совершеннолетие
Спустя год после рождения Иоанн Васильевич объявил себя семнадцатилетним.
— Теперь начну царствовать! — заявил он. — Кто еще не казнен?
Неказненные бояре стали подходить к Иоанну.
— Не толпитесь! — закричал на них Иоанн. — Тут вам не театральная касса. Станьте в очередь.
— Сколько вас развелось! — с досадой сказал Грозный.
Бояре виновато опустили глаза. К вечеру все было кончено. Оставшиеся после казненных боярские шапки Грозный раздал своим новым приближенным. Так как приближенных оказалось меньше, чем боярских шапок, то любимцы получили по две шапки.
Отсюда пошли двойные боярские фамилии: Голенищев-Кутузов, Сумароков-Эльстон, Витте-Витте, Кафталь-Гандельман. Булацель-Булацель, Гинцбург-Гинцбург и др.
Забавы Иоанна Грозного
Любимейшей забавой молодого царя было жениться.
У Иоанна, в сущности, было очень нежное сердце, и единственной причиной его жестокости было любопытство. Женившись и пожив некоторое время с женой, он начинал думать: «Любопытно было бы посмотреть, какова будет моя вторая жена?»
Несколько месяцев Иоанн Васильевич боролся со своим любопытством, но потом не выдерживал и постригал жену в монахини, а сам брал другую жену.
— Ничего не поделаешь! — говорил он. — Уж очень я любопытен.
Игрушки молодому царю заменяли бояре, молодые и старые.
Поиграв с боярином, Иоанн начинал томиться мыслью:
— Что у моей новой игрушки делается внутри? Любопытство до тех пор мучило царя, пока он не распарывал боярина и не узнавал, что делается у него внутри. Сначала Иоанну Васильевичу нравились бояре Глинские.
— Славные игрушки! — восхищался он. — Вот интересно было бы знать, какие там у них пружины внутри? Должно быть, заграничные!
Недолго крепился Грозный и велел распороть Глинских. Потом то же самое он сделал с Шуйскими, потом — с Вольскими. Каждый год Иоанн Васильевич производил набор новых любимцев.
Родные любимцев оплакивали их, как покойников. Перед отправкой любимцев во дворец матери и жены голосили:
— На кого ты покинул нас, сиротинушек! Знакомые с грустью жалели любимца:
— Так молод и уже в любимцы попал. Поистине, смерть не разбирает.
В Москве люди больше умирали от внезапной любви Иоанна Васильевича, чем от других заразительных болезней. Характера Иоанн Васильевич был веселого и любил шутить. Однажды он велел в шутку бросить псам своего любимца Андрея Шуйского.
К сожалению, псы не поняли шутки и загрызли бедного боярина…
В другой раз Иоанн обратил внимание на длинные бороды новгородских купцов.
— Вы бы побрились, — посоветовал им царь.
— Рады побриться! — отвечали купцы. — Да парикмахерской поблизости нет.
— Это пустяки! — сказал Иоанн Васильевич. — Можно и без парикмахера.
Он приказал облить бороды купцов дегтем и поджечь. В одну минуту подбородки у них стали чистенькими, как ладонь. Купцы похвалили царя за находчивость и были очень рады, что им не пришлось платить за бритье.
К сожалению, современники Иоанна Грозного ложно истолковывали шутки царя и придавали им какой-то мейерхольдовский оттенок.
После пожара
Однажды от сальной свечи загорелась Москва. Во время пожара во дворец ворвался неизвестный человек в рясе, впоследствии оказавшийся священником Сильвестром, и крикнул Иоанну:
— Ты во всем виноват!
— Я не поджигал! — сказал твердо Иоанн. — Напраслину возводишь, батюшка.
— Это за твои грехи! — грозно закричал Сильвестр. — Покайся!
Иоанн покаялся и велел убить Сильвестра. «Надо созвать Земский собор! — подумал Иоанн Васильевич. — Пусть правит, как знает».
Земский собор был созван.
«Чего-то еще не хватает», — подумал Иоанн.
И вспомнил:
«Знаю! Нужен еще Духовный собор».
Духовный собор был созван.
— Что бы еще созвать? — задал себе вопрос Грозный. И, подумав немного, решил:
— Надо созвать опричнину.
Когда опричники были созваны. Грозный приказал им:
— А ну-ка, ребятки, разгоните мне Земский собор.
Опричники разогнали.
— А теперь Духовный собор. Опричники разогнали Духовный собор. Иоанн Грозный позвал к себе членов Земского собора и спросил их:
— Наговорились?
— Наговорились досыта! — ответили земские люди.
— Все высказали?
— Все.
— Значит, языки вам больше не нужны.
Иоанн Васильевич приказал вырвать у них языки.
Потом он призвал членов Духовного собора и спросил:
— А вы что сделали?
— Вот что сделали!
Члены Собора подали Иоанну «Стоглав». Иоанн рассмеялся.
— Думаете, что если он о ста головах, так и ничего с ним сделать нельзя?
Он велел обезглавить «Стоглав».
Еще дальше пошедши по пути реформ, Иоанн Васильевич велел сочинить судебник. Чрез некоторое время он спросил сочинителей:
— Готов Судебник?
— Готов, — ответили ему.
Иоанн велел сжечь Судебник и утопить сочинителей.
— Любопытно, — сказал он, — посмотреть, как будут гореть законы и тонуть законники.
И еще много прекрасных деяний совершил под благотворным влиянием добрых советников раскаявшийся Иоанн Грозный.
Взятие Казани
Между тем в Казани начались беспорядки. Стали произносить слова против начальства. В университете пели недозволенные песни.
— Все это инородцы мутят! — говорили в Москве. И говорившие так не ошибались. Татарская партия овладела умами молодежи и мутила их. На улице то и дело раздавалось:
— Отрече-о-омся от старого мира…
Хожалые из сил выбивались, получая взятки и арестовывая кого надо, а еще больше кого не надо.
— Надо примерно наказать бунтовщиков! — сказал, разгневавшись, Иоанн Васильевич.
Он собрал войско, пошел на Казань и осадил ее. Комендантом крепости не был Стессель, и осажденные упорно защищались. Однажды перед самым солнечным восходом взорвало большой подкоп, где находилось 48 бочек с порохом.
Из того факта, что бочки не были до подкопа раскрадены, а порох сразу взорвался, историки выводят заключение, что интенданты и инженер, руководивший подкопом, были немцы.
Казни
Наконец не стало бояр на Москве. Все были казнены. Грозный опечалился, но скоро решил:
— Выпишем из других городов. Думаю, что на наш век бояр хватит.
Он велел собрать войско и во главе его двинулся к Новгороду. Овладев городом, Иоанн Грозный приказал снять с веревки вечевой колокол. Последний висел долго и уже задыхался.
— В Москве поправится! — сказал царь.
Вечевой колокол увезли в Москву. Потом Грозный приступил к новгородским боярам. Когда были истреблены новгородские бояре, Иоанн Васильевич пошел искать бояр в Псков, а тем временем в Москве успели вырасти новые бояре на место казненных, и Грозный вернулся в Москву.
Покорение Сибири
При Иоанне Грозном случилось странное событие. Однажды во дворец пришел человек и отрекомендовался:
— Иван Кольцо, вице-покоритель Сибири. Иоанн Васильевич пронизал пришельца глазами и произнес:
— Скажи прямо, жиган! Беглый из Сибири!
Кольцо с достоинством ответил:
— Я не беглый, а покоритель.
— Отлично! Расскажи, что ты там покорил? Кольцо стал рассказывать:
— Казаки мы, т. е. что ваше, то наше, а что не ваше, то тоже наше. Мы люди простые и неученые. По-неученому и живем.
— Это мы слыхали. Дальше!
— Сейчас будет и дальше.
Кольцо погладил усы и самодовольно продолжал:
— Некого стало на Руси грабить. Много ли после опричника награбишь? Мы и пошли дальше за Урал. Смотрим — земли много, а народу столько, сколько у Пуришкевича волос на голове.
— Прошу не трогать Польшу, — прервал Иоанн, — говори без международной политики.
— Могу и так. А царствует над этим, прости Господи, народом слепой царь и предводительствует глухонемой воевода. Мои люди, как львы, бросились на этот народ и разбили его. Слепой царь не увидел, а глухой воевода не услышал, как мы подкрались к народу и покорили его. Вот я и твоей милости подарки привез.
Иван Кольцо вынул несколько соболей и лисиц и разложил их перед Иоанном Васильевичем.
— Стибрили? — кратко спросил Грозный.
— Никак нет. «Настреляли»…
Иоанн Васильевич стал рассматривать подарки.
— Заграничные! — сказал он с видом знатока.
— Без фальши! — подтвердил Кольцо. — Вот и таможенные пломбы.
— Спасибо! А кто вами предводительствовал?
— Предводительствовал наш атаман Ермак Тимофеевич.
— Почему же он сам не явился? Кольцо замялся.
— Как бы тебе сказать… Ссылка не кончилась… Еще годков двадцать ему ждать надо…
Чтобы замять неприятный разговор, Иван Кольцо стал на колени и торжественно произнес:
— Кладем к твоим ногам завоеванное нами царство по имени Сибирь.
— Принимаю его! — ласково произнес Иоанн Васильевич.
В тот же день «золотопромышленные» понизились до половины их стоимости. Больше десятка банкиров разорились, присвоили деньги вкладчиков и были сосланы в Сибирь.
Смерть Грозного
Умер Иоанн Васильевич от игры в шахматы. Чигориным он не был, но в шахматы играл недурно. Постоянным партнером Грозного был боярин Вольский, которому он все забывал отрубить голову.
— Ты уж извини, боярин, — говаривал он Бельскому. — Вчера Малюта снова был занят, никак не мог урвать для тебя несколько минут. Уж подожди. Ты ведь свой человек.
— Подожду! — добродушно отвечал Бельский. — Не велик барин. Могу и подождать, пока господин Малюта освободится. За свою забывчивость Иоанн Васильевич и поплатился.
Однажды он по обыкновению сел играть в шахматы. Бельский заявил:
— Шах королю!
В эту минуту Иоанн Васильевич упал на спинку кресла и умер. Шахматному королю немедленно отрубили голову, а королеву, именуемую ферзем, сослали в дальний монастырь.
Много времени спустя после похорон Иоанна Грозного оставшиеся в живых москвичи не верили, что они живы.
— Неужели мы уцелели! — удивлялись они. Многие на улице подходили к знакомым и просили:
— А ну-ка, ударь меня по уху. Хочу знать, жив я или не жив?
Летописцы уверяют, что остаться живым при Иоанне Грозном было так же трудно, как выиграть двести тысяч.
