8.3. Паналогия

Дальше: 8.4. Каким образом люди так быстро учатся?

Мы уже убедились, что чрезвычайно полезно знать разные способы достижения одной и той же цели. Однако необходимость переключаться могла бы замедлить нашу реакцию, если бы мы не умели делать этого быстро. В данном разделе будут описаны некоторые механизмы, которые наш мозг может использовать для почти мгновенного переключения.

Скажем, читая в разделе 6.1 «Чарльз дал книгу Джоан», вы можете рассматривать «книгу» в разных плоскостях – например, как физический объект, как собственность или как хранилище знаний. Однако при переключении между этими плоскостями одно и то же предложение расскажет вам три разные истории, поскольку «Джоан» из точки в пространстве превратится в получателя подарка, а затем в человека, который, вероятно, прочитает эту книгу. Более того, вы переключитесь между этими значениями так быстро, что почти не заметите этого. В разделе 6.1 мы ввели термин «паналогия», служащий для описания схемы, в которой соответствующие характеристики разных значений связаны с одними и теми же частями единой более крупной структуры.

Точно так же вы можете думать об автомобиле как о транспортном средстве, о сложном механизме или о ценной собственности, а город можно рассматривать как место, где живут люди, как сеть социальных служб или как объект, которому требуется вода, пища и энергия. В главе девятой высказывается предположение, что всякий раз, думая о своем «Я», мы на самом деле размышляем о паналогии психических моделей себя самих.

Ту же технику можно использовать для понимания сложных визуальных образов. Например, входя в комнату, вы всегда ожидаете увидеть стену напротив двери, но знаете, что не увидите саму дверь, через которую вошли в комнату.

Теперь подойдите к западной стене, которая находится слева от вас, и повернитесь направо; вы окажетесь лицом к востоку.

Теперь вам видна южная стена, а западная находится у вас за спиной. И все же, хотя она сейчас вне поля зрения, вы не сомневаетесь, что она по-прежнему существует. Что мешает вам предположить, что южная стена только что возникла в пространстве или что западная на самом деле исчезла? Наверняка причина такова: вы все это время предполагали, что находитесь в обычной комнате, похожей на коробку. Поэтому, конечно же, в точности знали, чего ожидать: что все четыре стороны комнаты никуда не денутся.

Теперь задумаемся о том, что, когда вы перемещаетесь, каждый уже виденный до того предмет проецирует вам на сетчатку новое изображение – и все же вам не кажется, что они изменились! Например, хотя визуальная форма северной стены изменилась, вы по-прежнему видите в ней прямоугольник. Почему эти значения остаются прежними? Точно так же вы видите образ стула, из которого следует, что он вроде бы повернулся вслед за вами, но обычно вы этого даже не замечаете, ведь ваш мозг знает, что переместились именно вы, а не стул. Кроме того, теперь вы видите дверь, в которую вошли, – и ничто из этого вас не удивляет!

Что, если повернуться теперь направо, к югу? Тогда северная стена и стул исчезнут, а западная стена снова покажется в поле зрения – как и ожидалось.

Вы постоянно делаете подобные прогнозы, абсолютно не осознавая, как ваш мозг справляется с потоком меняющихся образов: Откуда вы знаете, какие из предметов еще существуют? Какие из них в самом деле изменили форму? Какие действительно переместились на новое место? Откуда вы знаете, что все еще находитесь в той же комнате?

Ученик: Возможно, эти вопросы не приходят нам в голову, потому что мы видим эти объекты постоянно. Если бы они внезапно изменились, мы бы заметили.

На самом деле наши глаза все время находятся в движении, поэтому картинку едва ли можно назвать постоянной. Все эти факты, по-видимому, свидетельствуют о том, что еще до того, как войти в комнату, вы уже каким-то образом сделали немало предположений, что может вас там ожидать.

Минский, 1986: Секрет в том, что зрение сочетается с памятью. Лицом к лицу с человеком, с которым только что познакомились, мы как будто реагируем почти мгновенно – но все же не настолько быстро, как реагируем на мысленную картину, «напоминающую» это зрелище. В тот момент, когда мы ощущаем присутствие некоего человека, в уме возникает целый мир предположений, которые обычно верны в отношении людей в целом. Одновременно ряд мимолетных «подсказок» вызывают в памяти образы знакомых. Мы бессознательно предполагаем, что этот недавний незнакомец также должен напоминать их – не только обликом, но и по другим признакам. Никакая самодисциплина не способна помешать строить провоцирующие допущения, которые могут повлиять на ваши суждения и решения.

Что, если бы каждый раз, двинувшись, вы были бы вынуждены заново распознавать все объекты в поле зрения? Вам нужно было бы обо всем догадываться и искать доказательства для каждой гипотезы. При этом ваше зрение стало бы настолько невыносимо медленным, что вы оказались бы практически парализованы! Но очевидно, что этого не происходит, поскольку:

Минский, 1974: Когда мы входим в комнату, нам кажется, что мы видим всю картину почти мгновенно. Но на самом деле на то, чтобы увидеть – воспринять все детали и проверить, подтверждают ли они наши ожидания и убеждения, – требуется время. Первые впечатления часто приходится корректировать. И все же как возможно, чтобы такое множество визуальных сигналов столь быстро превращалось в последовательные образы? Чем можно объяснить ослепительную быстроту зрения?

Ответ: нам не нужно постоянно «видеть» все эти вещи, потому что мы мысленно выстраиваем виртуальные миры. Послушайте одного из моих любимых нейробиологов:

Уильям Г. Калвин: Кажущаяся стабильной картина, которую вы обычно «видите», по факту является созданной вами ментальной моделью – на самом деле глаза то и дело перескакивают с одного на другое, отбрасывая на сетчатку изображение столь же дерганое, как любительское видео, и часть того, что, как вам кажется, вы увидели, мозгу приходится добавлять по памяти.

Мы строим эти ментальные модели с такой легкостью, что нам не нужно спрашивать себя, как наш разум создает и использует их. Однако здесь нам требуется теория о том, почему, когда мы двигаемся, объекты вокруг нас как будто бы остаются на месте. При первом взгляде на три стены вышеупомянутой комнаты вы, возможно, построите вот такую их репрезентацию:

Однако еще до того, как войти в эту комнату, вы ожидали, что в ней будет четыре стены, – и уже знали, как репрезентировать «типичную комнату-параллелепипед с четырьмя стенами». Исходя из этого, вы «предположили по умолчанию», что ее грани, углы, потолок и пол будут частью более крупной неподвижной структуры, на которую не влияет угол вашего зрения. Другими словами, «реальность», которую мы воспринимаем, основана на ментальных моделях, в соответствии с которыми вещи обычно не меняют форму и не исчезают несмотря на то, что меняются их образы. Мы в основном реагируем на то, чего ожидаем, и наши репрезентации объектов чаще всего предполагают, что те никак не меняются по мере нашего передвижения.

При использовании подобной масштабной структуры вы можете, бродя по комнате, сохранять каждое новое наблюдение в одном из уголков этой относительно стабильной конструкции. Например, если вы запоминаете, что стул стоит у северной стены, а дверь является частью южной стены, то эти объекты получат фиксированную «ментальную локацию» – независимо от того, где вы находились, когда заметили их, – и останутся там же, даже когда будут скрыты от взгляда. (Что, конечно, может привести к определенным казусам, если их переместят без вашего ведома!)

Что касается зрения, это демонстрирует, как окружающее нас пространство кажется неизменным, когда мы видим его с разных точек – путем связывания характеристик в разных плоскостях со сходными ролями в более масштабной конструкции.

Совершенно новые идеи являются нам довольно редко; обычно мы модифицируем уже существующие или сливаем в одно разрозненные части нескольких старых. Ибо, прежде чем записывать в память что-то новое, вполне вероятно, вы вспомните о каком-то подобном предмете или случае и сможете, скопировав его, внести модификации в уже имеющуюся структуру. Это особенно полезно, потому что, если бы вы построили совершенно новую ментальную структуру, вам также понадобилось бы наладить будущий доступ к ней и связать ее с новыми или существующими навыками, необходимыми для ее использования. Однако если этот более старый предмет или инцидент уже входит в паналогию и вы добавляете новую концепцию как дополнительный листок, тогда она унаследует методы, с помощью которых извлекалась и применялась ваша прежняя идея.

Например, о стуле можно думать как о физической конструкции, состоящей из спинки, сиденья и ножек. Если смотреть с этой физической точки зрения, ножки стула поддерживают его сиденье и вместе те и другие поддерживают спинку. Однако на стул также можно смотреть как на возможность удобно устроиться. В этом случае сиденье предназначено для поддержки вашего веса, спинка служит опорой для спины, а ножки держат вас на высоте, оптимальной для комфортного отдыха.

Аналогичным образом вы можете считать тот же самый стул вашей собственностью, или произведением искусства, или примером плотницкого мастерства – и каждый из этих различных контекстов может повлечь за собой собственную репрезентацию стула. В таком случае, если окажется, что ваше текущее представление о стуле не имеет смысла, критики посоветуют вам переключиться на другую ментальную плоскость – и, если вы объединили сходные черты в паналогии, переключение будет происходить очень быстро.

Ученик: Как мы создаем эти паналогии? Трудно ли их строить и поддерживать? Это врожденное или заученное умение? Как мы учимся их использовать? В какой части мозга они хранятся?

Я подозреваю, что «заучивать» все эти навыки нам не нужно, потому что в процессе эволюции в архитектуре нашего мозга появились структуры, которые помогают связывать каждый новый фрагмент знаний с уже известными. Мы делаем это автоматически, поэтому нам кажется, что процесс вовсе не требует размышлений. Однако в разделе 8.5 утверждается, что в интеллектуальное научение вовлечено гораздо больше механизмов, чем предполагалось в большинстве старых психологических теорий.

Ученик: Но разве это не заставило бы вас принимать то, что вы видите, за то, о чем оно вам напоминает? Вы бы вечно все со всем путали.

Да, и мы постоянно совершаем такие «ошибки» – но парадоксальным образом они часто спасают нас от путаницы! Ведь если бы вы принимали каждый стул за нечто совершенно новое, он был бы для вас абсолютно бесполезен. Но если каждый новый стул напоминает вам о других стульях, то вы найдете ему множество применений.

Репрезентация знаний с помощью паналогий имела бы существенные преимущества. Паналогия служит для использования одной и той же структуры в нескольких разных целях путем изменения контекстов или плоскостей знаний, сохраненных в аналогичных «ячейках». Мы уже убедились, как это позволяет быстро переключаться между разными значениями одних и тех же объектов и как каждая такая точка зрения помогает преодолеть недостатки других. В общем и целом это был бы простой способ репрезентации самых разных метафор и аналогий. Все это заставляет меня предположить, что наш мозг, вероятно, хранит значительную часть житейских знаний в виде паналогий.

Если воспоминания в основном состоят из паналогий, то большинство наших мыслей всегда будут неоднозначными. Однако это достоинство, а не недостаток, потому что человеческая находчивость во многом основывается на использовании аналогий, вытекающих из этой неоднозначности.

Назад: 8.2. Оценка расстояния

Дальше: 8.4. Каким образом люди так быстро учатся?