Из Большого зала опять раздались рёв и грохот, и слуги во внутреннем дворе испуганно переглянулись. Все спешили по делам, не смея остановиться, чтобы перекинуться словечком, и только на ходу шёпотом обменивались новостями о последней вспышке гнева Осборна. Мало кто смел задерживаться во дворе или тем более в Большом зале, если не заставляли дела. Поварята и служки тащили соломинки, чтобы жребием определить того бедолагу, кому придётся следующим явиться туда с вином или мясом — повезёт, если отделаешься разбитой о голову миской или получишь бутылкой по черепу. Даже вояки Осборна искали повод оставаться при лошадях или соколах.

Накануне вечером Осборн узнал об убийстве Хью и с тех пор так и кипел от ярости. Но если он и пролил хоть слезинку о брате — никто этого не увидел.

Посланник из Норвича прискакал на заходе солнца. Он спешил обогнать запряжённую волами повозку со свинцовым гробом, подготовить Осборна и поместье к тому, что вскоре прибудет печальная ноша. Несмотря на молодость, посланник привык доставлять нежеланные вести, и потому сообщал свою новость самым подходящим по его мнению тоном — торжественным и прочувствованным. По опыту посланник знал — сначала родня не в силах поверить. Потом женщины в доме начинают вопить, рыдать или даже падают в обморок, а скорбящий отец или брат обычно склоняет в печали голову или бормочет молитвы, или просто сидит в молчаливом потрясении.

Однако Осборн ничего такого делать не стал. Вместо этого он с яростным рёвом вскочил, опрокинув тяжёлый дубовый стол, так что тот слетел с помоста и раскололся. Посланник ловко отпрыгнул, и только это спасло от обломков стола его ноги. Осборн шагнул к посланнику, схватил за рубаху и потребовал объяснить как, когда и прежде всего — кем было совершено это злодейство. Трясущийся от страха посланник смог довольно легко ответить на первые два вопроса, но относительно третьего, по его словам, никто не имел ни малейшего представления, хотя шериф прямо сейчас разыскивает преступника и не успокоится, пока...

Но Осборн не стал дожидаться объяснения, когда успокоится шериф. Он отшвырнул посланника, потребовал лошадь и поскакал навстречу повозке, медленно тащившейся в сторону поместья. Посланник бросился догонять Осборна. Ему были даны твёрдые указания потребовать с него стоимость перевозки тела и гроба, ибо свинцовые гробы нынче недёшевы, а шериф не намеревался опустошать собственную казну.

Но даже несчастный посланник сообразил, что ярость Осборна куда опаснее гнева шерифа. В конце концов Раф сжалился над юношей и заплатил ему из казны поместья, хотя и не добавил к оплате щедрого подношения, а ведь шериф так рассчитывал на него, желая подсластить долгие часы, которые придётся потратить на поиски убийцы.

Теперь гроб, всё ещё запечатанный, стоял в подвале поместья. Придёт время, дороги затвердеют от мороза, и его отправят на родину Хью, на юг Англии, но сейчас дороги раскисли в грязи и пропитались водой после шторма, и впредь станут только хуже, ведь наступала осень. Не время везти столь тяжёлый груз, да и мысли Осборна сейчас занимало только одно — схватить убийцу Хью и лично проследить, чтобы негодяй испытал все мучения ада ещё до того, как отправится туда навеки.

Осборн собрался уехать в Норвич, как только будет готов. Он не слишком обольщался насчёт шерифа, неспособного даже кролика в садке отыскать, не говоря уже об убийце. Поэтому в поиске Осборн мог рассчитывать лишь на себя.

Конюхам он приказал проследить, чтобы лошади были как следует подкованы, а копыта крепкие. Повара и служанки навьючивали лошадей мешками с вином и провизией, неуклюже возились с ремнями, торопясь сделать свою работу и скрыться из вида до появления Осборна.

Люди испуганно смотрели на Рафа, поднимавшегося по ступеням в Большой зал, но тот махнул им, чтобы вернулись к работе, стараясь их успокоить. Он понимал — все в поместье вздохнут с облегчением, как только затихнет стук копыт и Осборн со свитой исчезнут, но с его собственным облегчением ничто не сравнится.

Он сделал глубокий вздох, толкнул тяжёлую дверь — и в живот ему едва не уткнулась выбегающая из зала молоденькая служанка. В глазах девушки стояли слёзы, а на бледной щеке горели тёмно-красные отметины пальцев. В голову девушки полетел оловянный кубок, но Раф перехватил его, прежде чем кубок достиг цели. Один из людей Осборна, должно быть, тот, кто швырнул кубок, сердито взглянул на Рафа.

Осборн выплёскивал гнев на свою свиту, а те вымещали унижение на слугах. Слуги орали на младших помощников, злость переходила по цепи вниз, до самого младшего поварёнка, которому для облегчения страданий оставалось только пнуть какое-нибудь дерево. Внезапно Раф снова вспомнил ту ночь, когда Джерард нашёл его бьющего кулаком оливу, и улыбнулся.

— Думаешь, это весело? — сказал человек Осборна. — Ну, так тебе недолго осталось смеяться. Он зовёт тебя, — он ткнул пальцем в сторону покоев.

Стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, Раф отодвинул портьеру, прикрывающую вход. Осборн расхаживал по комнате взад-вперёд, между открытыми маленькими дорожными сундуками метался слуга, укладывая бельё, любимый кубок Осборна и даже свёртки трав и бутыли со спиртным. Осборн явно не доверял никому и, боясь яда, брал с собой даже собственного повара и его помощника.

Осборн обернулся к Рафу.

— Ты не спешил. Слушай внимательно, мастер Рафаэль. Проследи, чтобы у гроба моего брата день и ночь стояла охрана. Я слыхал о ворах, что уносят свинцовые гробы, не зарытые в землю, и продают, а тела выбрасывают в канаву.

— Только те гробы, что из-за интердикта остались у запечатанных церковных дверей, — ответил Раф. — Никто не посмеет...

— Его посмели убить — его, дворянина, — перебил Осборн. — Так почему не посмеют осквернить тело? Ты сделаешь, как я сказал. И если, вернувшись, я увижу малейший признак, что его пытались коснуться — лично отмечу твою шкуру так, что ты не забудешь об этом до самой могилы, понятно?

— Его будут стеречь, — мрачно сказал Раф.

— Если я не вернусь до следующего дня платежей — проследишь за сбором долгов и ренты, а как соберёшь, доставь всё мне, в Норвич. Там потребуется платить. Чтобы развязался язык, кое-кому нужны веские доводы, и к сожалению, чаще всего в виде золота. Кроме того, я знаком с их шерифом. Даже если над его задом окажется мой сапог, он не побеспокоится выполнить свой долг, пока хорошенько не подмажешь лапу.

Помня о замечаниях посланника, высказанных накануне, Раф не мог отделаться от мысли, что для жадных ладоней шерифа понадобится целая бочка жира.

— Сколько времени вас не будет, милорд?

Раф задавал вопрос с необычной почтительностью, поскольку он знал, всё поместье бросится спрашивать об этом, как только Осборн уедет. Все молились, чтобы это длилось недели, даже месяцы, хотя подобные чудеса редко даруются людям.

— Ровно столько, сколько потребуется, чтобы найти убийцу брата, так что будь начеку, мастер Рафаэль, я могу вернуться, когда ты меньше всего этого ждёшь. — Он сжал плечо Рафа, холодные серые глаза буравили управляющего. — И если я обнаружу хоть малейший намёк, что кто-то из усадьбы приложил руку у смерти Хью, этот человек будет долго кричать, умоляя о смерти, очень долго, пока я её не дарую.

Раф спокойно встретил его взгляд.

— У вашего брата был талант наживать врагов. В Норвиче не будет недостатка в подозреваемых. У любого, кто имел неосторожность хотя бы словом перекинуться с Хью, были веские основания его прикончить.

Раф услышал испуганный возглас слуги Осборна, но не ожидал нападения. Хью немедленно набросился бы на него с кулаками, но Осборн всегда тщательно продумывал месть и любил её смаковать.

Осборн смотрел в глаза Рафа твёрдым, как гранитный булыжник, взглядом.

— Насколько мне известно, брат следил за тобой. Он в чём-то тебя подозревал и собирался доказать. И когда я узнаю, что это — даю клятву, мастер Рафаэль, ты пожалеешь, что твоя голова не осталась гнить на сарацинской пике, что ты выжил и перешёл мне дорогу.

— Возможно, — невозмутимо сказал Раф,— вам следовало бы приглядывать за своим братом.

— Что ты хочешь этим сказать? — возмутился Осборн.

Раф смутился.

— Я просто хотел сказать, милорд, что если бы вашего брата получше охраняли, то, может, его и не убили бы.

По мнению Рафа, предателем был как раз Хью. Но это не доказать, не выдав Элену, которая подслушала разговор. И даже если бы он попытался, Осборн всё равно не стал бы ничего слушать, сейчас он не в том настроении. Осборн должен сам обнаружить измену брата.

Двое продолжали смотреть друг другу в глаза, никто не желал первым отводить взгляд, но слуга больше не мог терпеть напряжение. Он поспешил к своему господину, заверяя, что сундуки для поездки собраны. Осборн тут же включился в сборы и заорал на свою свиту, требуя немедленно приготовиться к отъезду, неважно, готовы они или нет.

Раф стоял в воротах и наблюдал, как лошади, уже по колено заляпанные грязью, с грохотом исчезают из вида за поворотом дороги. Старый привратник Уолтер дождался, пока копыто последней лошади не скроется из виду, и смачно плюнул на дорогу.

— Они так скачут по этакой грязи. Какая-нибудь лошадь непременно сломает ногу, а заодно и шею всадника.

— Будем надеяться, что это окажется шея лорда Осборна, — пробормотал мальчишеский голос за спиной Рафа, но он не стал оборачиваться, чтобы пожурить парнишку. Он был уверен, что каждый слуга в усадьбе желал господину того же, как и он сам.

Он хлопнул Уолтера по спине.

— Что скажешь насчёт подогретого эля? Думаю, теперь все мы сможем дышать спокойно по крайней мере неделю, но было бы не лишним привязать к гробу Хью одного из твоих псов, просто чтобы никто не посмел приблизиться. Не думаю, что кому-то придёт в голову заявиться сюда и украсть свинцовый гроб, но я не уверен, что не заберут тело. Труп с таким злобным сердцем станет желанной добычей для любителей чёрной магии.

— Ага, знал бы я, кто убил ублюдка, обнял бы его и назвал своим cыном. Только пусть Господь будет милостив к всадившему этот кинжал — если Осборн найдёт бедолагу, он уж точно над ним не сжалится.

Уолтер вздрогнул, бросил последний взгляд на дорогу - удостовериться, что Осборн и впрямь уехал, и поковылял к кухне, намереваясь раздобыть эля.

Раф уже было собирался отправиться вслед за ним, когда услышал длинный, низкий свист. Он обернулся и увидел знакомый кривоногий силуэт Тальбота - тот стоял у берёзовой рощи на другой стороне дороги. Раф поспешил навстречу и, не сбавляя шаг, повёл Тальбота за деревья, к краю глубокой канавы. Несколько мёртвых листьев, ещё цеплявшихся за ветки, плохо их прикрывали, но по крайней мере, там никто не подслушает.

— Что ты здесь делаешь? — возмутился Раф. — Почему не отправить весточку и встретиться после наступления темноты?

— Нет времени ждать, — проворчал Тальбот. — Значит, он отправился в Норвич?

— Осборн? Да, хочет найти убийцу брата. — Раф прищурился. — Тебе об этом что-нибудь известно?

— Да побольше, чем что-нибудь. Это Холли, твоя девчонка... Элена. Она это сделала... прикончила Хью, — добавил он, увидев недоуменный взгляд Рафа.

— Элена? Нет! Как ты можешь так говорить? — закричал Раф. — Безумие даже думать, что она убила Рауля, но Хью — никогда!

— Давай-ка потише. — Тальбот беспокойно взглянул на ворота усадьбы, но слуги были слишком заняты празднованием отъезда Осборна, чтобы торчать у ворот. — Ты прекрасно знаешь, что она убила Рауля. Она сама сказала тебе, что помнит, как перерезала ему глотку. А если она смогла прикончить его, почему и не Хью? Он узнал Элену. Поэтому она это и сделала. Матушка спрятала её в своих покоях. Остальные девушки думают, что Элена сбежала. Дело в том, — продолжал Тальбот, — что Хью явился на праздник, который Матушка устроила в Михайлов день. Все его там видели, видели, что он уходит в спальню с Холли. Наши девочки не проболтаются, они знают, что лучше помалкивать, но той ночью там была орава мужчин из города. Очень скоро один из них явится к Осборну и расскажет, где его брат провёл свои последние часы.

Рафа это настолько ошеломило, что он едва мог дышать. Несомненно, Хью заслуживал смерти. Раф охотно и сам прикончил бы мерзавца, если бы мог, но думать о том, что Элена хладнокровно совершает убийство, и не в первый раз — во второй, может, даже и в третий... Раф до сих пор помнил Элену, как она стояла на ступенях в усадьбе, глядя на него широко открытыми невинными глазами. Он разрывался между ужасом от того, в кого она теперь превратилась и отчаянным желанием защитить её, даже сейчас.

Он ухватил Тальбота за рукав, в голосе сквозила паника.

— Нужно сейчас же забрать её оттуда, пока Осборн не взялся за поиски.

— Как я сказал, Матушка хорошо её спрятала, и все девочки поклянутся, положа руку на святое распятие, что она просто исчезла, они и сами в это верят. Безопаснее оставить её там. Попытаешься перевезти её, пока Осборн переворачивает весь город вверх тормашками — и вас обоих схватят. Но я пришёл не из-за девчонки. Нет смысла волноваться, что лиса в овчарне, когда волк на пороге. А это волк из свирепых.

Тальбот порылся в недрах плаща и извлёк кожаный мешочек. Он неуклюже попытался залезть в него своей лапищей, но после продолжительного царапания и ворчания наконец вынул и протянул Рафу что-то маленькое, на порванном кожаном шнурке, поблёскивающее в водянистом солнечном свете.

— Узнаёшь?

Раф, поглощённый мыслями об Элене, едва взглянул на него.

— Посмотри сюда, Бычок!

Раф взглянул вниз. Он не ошибся, второго такого нет во всём свете. Перед ним лежало золотое кольцо с жемчужиной. То самое, что он отдал моряку, доставившему французского шпиона.

Тальбот внимательно наблюдал за ним.

— Оно твоё, так ведь?

Раф кивнул. Даже в темноте он узнал бы каждый изгиб этого золотого плетения.

— Как ты его получил?

— Хозяйка таверны, где ты провёл ночь в Ярмуте. Она его узнала.

— Тот моряк возвратился? — спросил Раф.

Ничего удивительного. Возможно, он пытался продать кольцо в той таверне. Это как раз подходящее место для таких нелегальных сделок, однако вряд ли хозяйка настолько богата, чтобы его купить, а если купила — зачем бы ей возвращать кольцо?

Тальбот бросил кольцо в ладонь Рафа.

— Той ночью, после шторма, там нашли тело.

— Я там был, — сказал ему Раф. — Несчастная женщина была уверена, что это её мёртвый муж, но труп так разложился, что никто не смог бы точно его опознать.

Раф пожал плечами. Голос за дверью, который просил и умолял впустить внутрь, до сих пор звенел в ушах. Может, это и в самом деле был призрак покойного мужа хозяйки, неупокоенный выходец с того света?

Тальбот фыркнул.

— То тело вовсе не её мужа. Когда его подняли, нашли серебряный амулет на цепочке, ещё висевший на шее. Косточка в серебре. И кто-то узнал этот знак. Святой Иуда, или святой Юлиан, как-то так. Но всё дело в том, что он слишком дорог для таких, как хозяйкин муж. Той же ночью на берег вынесло ещё одно тело. Только он не успело разложиться, было свеженькое, как устрица. Услышав об этом, хозяйка таверны настояла на том, чтобы на него посмотреть — вдруг узнает, хотя все говорили ей, что он не из Ярмута. Вот на том теле и нашли твоё кольцо.

Раф взглянул вниз, на кружок золота на ладони.

— Должно быть, это и был тот моряк. Должно быть, пытался на лодке в шторм вернуться на свой корабль и утонул.

Тальбот покачал головой.

— Тот покойник был не моряк, и он вовсе не утонул. Его зарезали. Трактирщица заметила, что кольцо он сжимал в руке, как будто схватил его в драке и верёвка порвалась.

— Может, после того, как доставил француза ко мне, тот моряк ушёл в другую таверну и ввязался там в драку?

— Может быть, — задумчиво сказал Тальбот. — Но на его теле нашли ещё кое-что — знак, эмблему святой Катарины.

Рафа внезапно прошибла холодная дрожь.

Тальбот прищурился, пристально глядя на Рафа.

— Как выглядел тот человек, которого ты привёл?

— Маленький, тощий... Я бы принял его за монаха, будь у него тонзура. Силён. Умеет сражаться, — уныло добавил Раф, вспоминая сильный и меткий удар. — Ещё у него сухая рука. Вполне живая, и хватка крепкая, но я бы сказал, что когда-то давно кости были сломаны и плохо срослись.

Тальбот мрачно покачал головой.

— Я отыскал одного парня из команды "Духа дракона". Загулял в Ярмуте. Не захотел возвращаться, по крайней мере, на этот корабль. Он сказал, что у них был единственный пассажир. Но не с сухой рукой — парень сказал бы об этом, а пухлый и толстопузый. Моряки всё шутили насчёт его китового брюха, говорили, что если корабль пойдёт ко дну, вскарабкаются на его живот и доберутся до берега. Человек, чьё тело нашли в Ярмуте был точно такой, как описал тот парнишка.

Раф побледнел.

— Кого же я тогда притащил в Норвич?

— Думаю, одного из людей Иоанна. Может, кто-то другой ждал француза, либо тот моряк понял, что происходит, и решил выбить деньжат с обеих сторон. И сообщил о своих подозрениях, когда корабль бросил якорь. Мы знаем, что люди Иоанна шпионят в Ярмуте, хоть это и свободный порт. Тот, кому он сообщил, скорее всего заплатил моряку, чтобы тот прикончил француза вечером, во время шторма, как только тот сойдёт с корабля, а человек Иоанна занял его место.

— Боже! — Раф прижал кулаки к голове. — Чёрт бы меня побрал, какой же я дурак. Вот почему тот моряк вернулся один, без товарищей. Почему я не был внимательнее? Я должен был удостовериться, задать побольше вопросов. Если Мартин — человек Иоанна, то ему лишь нужно пройти по цепочке, пока не выявит всех вовлечённых, чтобы поймать их в сеть.

— Если его не заставить умолкнуть, — сказал Тальбот. — Ты его знаешь. Найди мерзавца. И лучше бы побыстрее, пока он не передал весточку королю. Если он обнаружит, что ты из поместья, скорее всего, предупредит Осборна при первой же возможности. Тебе лучше позаботиться, чтобы у него такой возможности не появилось.

Хильда встала прямо в дверном проёме комнаты леди Анны, перекрывая проход.

— Она отдыхает, бедняжка. Всю ночь почти не смыкала глаз, тот тип до рассвета кричал и бесился из-за убийства брата. Она так измучилась после возвращения от кузины. Никогда не видала её такой изнурённой. Знаю, здоровье кузины слабое, но не стоило ей вынуждать леди Анну отправляться в такую поездку и сидеть рядом с ней. У кузины, небось, достаточно горничных, ей хватило бы и их компании. Это убьёт мою бедную хозяйку, вот увидите.

Леди Анна вернулась от больной кузины всего за пару часов до того, как явился посланник из Норвича, и тут же ушла в свою комнату. Но когда Осборн вернулся с телом, он впал в такую ярость, что не мог ни отдыхать, ни уснуть, и постарался не дать покоя ни единой душе в поместье. Он не стал, как следовало бы, молча бдеть над телом умершего брата. Вместо этого, он до поздней ночи бушевал, проклиная и Бога, и дьявола, и убийцу Хью, яростно глотал вино кубок за кубком, пока, наконец, воздействие вина не пересилило даже ярость и он не свалился в постель.

На этот раз Раф почти сочувствовал Хильде — глаза у неё покраснели, как и у других слуг, и выглядела она так, будто вот-вот свалится с ног. Поэтому он подавил желание оттолкнуть Хильду в сторону и попробовал договориться с ней.

— Мне известно, что леди Анна устала. Но я должен с ней поговорить. Я не стал бы её беспокоить, если бы это не было срочно. Поверь мне, Хильда, ей следует узнать это прямо сейчас, и хозяйка не скажет тебе спасибо, если ты меня не пропустишь. — Увидев, что губы Хильды сжались туже, чем завязка на кошельке скряги, он добавил: — Леди Анне может грозить опасность.

Хильда испуганно прижала ладонь к губам. Раф понял, что нашёл единственный аргумент, способный убедить эту вечно недовольную старуху. Несмотря на все её недостатки, Хильда позволила бы продать себя кровожадным сарацинам, если бы решила, что это спасёт её госпожу.

Она кивнула и поспешила в комнату. Раф слышал, как она что-то бормотала леди Анне, потом Хильда вернулась и кивнула ему, приглашая войти. Леди Анна сидела в кресле с высокой спинкой, запахнувшись в халат из кроличьего меха и утомлённо подпирая рукой голову.

— Хильда, не могла бы ты подождать снаружи, последить, чтобы никто на слонялся там, откуда нас могут услышать? — попросил Раф.

Хильда вопросительно взглянула на леди Анну, та кивнула в ответ, и Хильда неохотно поплелась прочь. Леди Анна выглядела очень усталой, и на фоне чёрного дерева резной спинки кресла казалась ещё более бледной и слабой. Рафу хотелось поднять её, снова уложить в постель и дать отдохнуть, но он понимал, что нельзя. Он оглянулся на дверь.

Хильда лучше сторожевой собаки умела заставить слуг держаться подальше, но могла постараться подслушать сама. Раф знал, что она скорее отрежет себе язык, чем по доброй воле предаст госпожу, однако она слыла сплетницей, а сейчас нервничала, как пойманная певчая птичка. Раф не мог быть уверен, что Хильда не проболтается в приступе паники.

— Прошу вас, миледи, не могли бы мы сесть у окна...

Это кресло располагалось дальше других от двери. Раф предложил Леди Анне руку, и она тяжело оперлась на неё — на сей раз ей действительно требовалась поддержка. Натянутая пожелтевшая кожа, тёмные сухие мешки под глазами говорили о том, что она провела немало бессонных ночей, ухаживая за больной кузиной. Теперь Раф понимал, почему Хильда так волновалась.

Леди Анна разместилась на сиденье и нетерпеливым жестом указала Рафу сесть рядом. Она выглянула из окна во двор, где несколько слуг, сбившись по двое и трое, без умолку болтали о ночных событиях, не проявляя усердия к работе.

Должно быть, слух об убийстве Хью уже дошёл до деревни — Раф видел, как несколько деревенских жителей пробирались через ворота усадьбы, чтобы выяснить, правда ли это.

— В чём дело, Рафаэль? — устало спросила леди Анна, не поворачивая головы. — Ещё один священник оказался в беде?

Раф прокашлялся.

— Боюсь, дело хуже. Священник, что просил вашей помощи, которому я помог перебраться во Францию, прислал сообщение. Он требовал, чтобы я помог одному французу попасть в Норвич, а иначе, он грозил выдать нас обоих.

Леди Анна резко обернулась.

— Но я уверена, он не сделал бы этого, он ведь служит Богу. Он хотел только припугнуть тебя, чтобы заручиться твоей помощью.

— Возможно, но я не мог рисковать. Не мог подвергать риску вашу безопасность.

На самом деле Раф хорошо понимал, что священник исполнил бы угрозу, но не хотел причинять леди Анне боль, рассказывая, что случилось той ночью в подвале для заключённых.

Губы леди Анны задрожали, она порывисто сжала руку Рафа.

— Мой сын хорошо умел выбирать друзей.

— Видимо, всё же не так хорошо. Я сделал то, о чём меня попросили, доставил, как мне казалось, посланника в Норвич, но только что узнал, что ошибся. Настоящий посланник погиб, а тот, кого я привёл в Норвич, оказался самозванцем, человеком Иоанна. Думаю, он намерен выявить всех, с кем был связан посланник, а потом выдать их Иоанну. Если он обнаружит, что я служу управляющим в этой усадьбе, сможет раскопать, что вы оказывали помощь священникам. А возможно, он уже знал о нас обоих ещё до того, как я его встретил. Если так, он наверняка сообщит это Осборну, ему ведь известно, что Осборн — вассал короля.

Раф ожидал, что леди Анна выкажет какие-то признаки тревоги от этой новости, но её лицо оставалось таким же непроницаемым. Нужно внушить ей, что она подвергается опасности.

— Сейчас, когда мы говорим, Осборн уже скачет в Норвич. В ближайший час я намерен уехать, попытаюсь найти этого шпиона Иоанна, прежде чем он разузнает, что Осборн в городе и встретится с ним. Но я должен был вас предупредить. Думаю, вам стоит снова отправиться к кузине. Если всё сложится хорошо и можно будет безопасно вернуться в поместье, я пришлю весточку. Если нет — возможно, придётся попробовать увезти вас из Англии.

Леди Анна опять посмотрела в окно, словно Раф обсуждал с ней цены на пшеницу. Может, она и понимала, о чем он говорит, но на её лице ничего не отразилось.

— Ведь ему всё равно, верно? — она не отводила взгляд от двора за окном. — Я думала, в мире был один человек, о котором Осборн мог горевать — его брат. Я думала, от этой потери он почувствует что-то хотя бы напоминающее боль, но его волнует лишь унижение и оскорбление, нанесённое роду и имени.

— Я... я полагаю, это горе и проявляется в гневе, — сказал Раф, совершенно ошеломлённый тем, как равнодушно отнеслась леди Анна к встревожившей его новости. — Осборн — рыцарь. Он сражался во множестве битв на Святой земле и во Франции, видел много смертей. Такой человек проявляет чувства не в слезах, а в действии.

— И отдавал много приказов убить, — леди Анна крепко стиснула руки.

— Это тоже. Но миледи, вы поняли, что я сказал? Ваши жизнь и свобода в опасности, вам следует...

— Я знаю, что мне следует делать! — Она обернулась к Рафу. Глаза, по-прежнему утомлённые, ярко блестели от гнева, на запавших щеках проступили два красных пятна.

— Ты считаешь, Осборн что-нибудь чувствует? Думаешь, его волнует, что брат перед смертью не получил ни минуты, чтобы вознести молитву или сказать слова покаяния? Из этой жизни он ушёл со всеми своими грехами на шее, прямо в ад, где ему и место.

Раф был потрясён горечью, звучавшей в голосе леди Анны, яростью, пылающей на лице. Он знал, как не нравились ей Осборн и Хью, эти варвары, занявшие её дом и угрожающие ей, но никогда не слышал, чтобы хозяйка говорила о ком-то с подобной ненавистью. Раф не думал, что она на такое способна.

Леди Анна встретилась с ним взглядом.

— Мне известно, что сделал Осборн, Раф.

— Миледи?

— Он сказал мне в тот день, когда угрожал запереть в подвале. В тот день сбежала Элена. А ночью я говорила с ним о смерти несчастного Атена. Я сказала ему тогда — пусть грозит мне и делает всё, что хочет, но я не допущу убийства ни в чём неповинных людей. Я сказала — мне известно, что Иоанн даровал ему это поместье, но я лично обращусь к королю, расскажу, что Осборн творит, и попрошу правосудия. Он рассмеялся в ответ.

Раф поморщился. Он слишком хорошо знал, как Осборн реагирует на подобные вызовы, и был поражён тем, что тот лишь рассмеялся. Раф ожидал, что Осборн жестоко накажет её за то, что осмелилась угрожать. Он отомстил бы сполна, даже если бы ему угрожал мужчина, не говоря уж о женщине.

Леди Анна помассировала пальцами виски. Раф видел, что ей больно, но должен был убедиться, что она покинет усадьбу, прежде чем он отправится в Норвич, и каждое уходящее мгновение только усиливало опасность.

— Миледи, вам нужно готовиться к отъезду. Я прикажу Хильде собрать ваши вещи.

Он встал и пошёл прочь, однако его остановил голос леди Анны.

— Осборн засмеялся, а потом сказал: "Думаешь, твой драгоценный сын был так благороден и чист? Думаешь, он не убивал невиновных? Твой сын был насквозь пропитан кровью, кровью невинных, праведной кровью. Что значит в сравнении с этим смерть одного крестьянина? Можешь искупать грехи сына тысячу лет, госпожа, ты и на день не уменьшишь кару. Сейчас он кричит в аду, и ты ничем не можешь облегчить его страдания. Взгляни на свой дом, госпожа, прежде чем посмеешь осуждать мой".

Раф в ужасе уставился на неё. Но леди Анна смотрела прямо перед собой, словно всё ещё видела говорящего с ней Осборна.

— И тогда он рассказал мне, Раф. Он рассказал, что ты и мой сын натворили четыре года назад в Гаскони. Про это злодейство мой сын говорил на смертном одре? Ты боялся, что этот грех Джерард понесёт с собой в иной мир?

Леди Анна обернулась к Рафу, взглянула в глаза.

— Говори, — приказала она.

Лицо Рафа застыло от горя.

— Нет, нет, пожалуйста, не просите меня об этом. Я не могу. Я не... Джерард не хотел, чтобы вы узнали. Я не хочу, чтобы вы помнили его таким. Он был добрым, замечательным человеком.

— Я уже слышала это от Осборна. А теперь я должна услышать правду от тебя. Мне нужно знать. Он был моим сыном.

Раф опустился на пол, прислонился спиной к стене и плотно закрыл глаза. Теперь придётся ей рассказать. Что бы она ни услышала от Осборна, всё это подлая ложь. Он не мог позволить ей в это поверить. Прошло несколько минут, прежде чем Рафу удалось заставить себя говорить.

— Мы дважды служили под началом Осборна. Первый раз при осаде Акры, где погиб отец Джерарда.

— Я знаю, что оба — мой муж и сын — убивали много неверных, — сказала леди Анна, — но сам Папа провозгласил — прощено будет всё, совершённое теми, кто сражается под знамёнами Святого Креста, даже то, что сделано прежде. Расскажи о втором походе с Осборном, расскажи мне о Монтобане.

— Прошу вас, миледи, — с несчастным видом начал Раф.

Глаза леди Анны вспыхнули на бледном лице.

— Рассказывай!

— Во второй раз... это произошло, когда король Иоанн попытался вернуть Аквитанию. Мы высадились в Ла-Рошели, и Иоанн повёл нас маршем на замок Монтобан, близ двух рек — Гаронны и Дордони. Иоанн поклялся отбить замок у мятежников, но не мог допустить, чтобы осада затянулась. Он поставил все осадные машины пробивать стены замка и наконец взял его. Но некоторым мятежникам удалось ускользнуть во время штурма. Иоанн приказал схватить их любой ценой. Знать брали в плен ради выкупа, а простолюдинов калечили и вешали. Осборн решил заслужить благосклонность Иоанна, изловив тех мятежников. Он обнаружил, что некоторые из них попросили убежища в близлежащем Клюнийском монастыре.

Осборн приказал Джерарду возглавить отряд и найти мятежников. Джерард воспротивился, заявил, что закон о неприкосновенности храмов нарушать нельзя, это против всех правил ведения войны и против Святой Церкви. Но Осборн сказал — если Джерард не уговорит мятежников сдаться, он предаст это место огню вместе с монахами.

Вам следует знать — Джерард часами беседовал с монахами, пытаясь уговорить их выдать мятежников, но монахи поклялись, что среди нет предателей. Он сообщил это Осборну, но тот не поверил. Он велел Джерарду взять своих людей и обыскать то место, святое или нет, а иначе он не оставит там камня на камне и сожжет всех монахов заживо.

Джерард понимал, что монахи просто так не распахнут перед ним двери и не позволят войти, поэтому дождался темноты. У них был лишь один стражник. Полагаю, монахи думали, что никто не посмеет посягнуть на монастырь. В конце концов, это было строго запрещено. Джерард попытался разоружить стражника и взять в плен. Но переживая из-за того, что его поступок — зло в глазах Господа, Джерард был нерасторопен, и страж поднял крик. Джерарду пришлось убить его, просто не было иного выбора.

Как только мы оказались внутри, все рассыпались в поисках мятежников, но в том лабиринте зданий было такое множество комнат, лестниц и переходов, что мы могли бы искать целыми днями, а монахи за нашими спинами просто перемещали беглецов с одного места на другое. Некоторые люди Осборна, опасаясь, что мы так и не найдём их, стали грабить монастырские сокровища, ничуть не сомневаясь, что если вернутся с золотом и серебром, Осборн смягчится. Джерард пытался призвать их к порядку, но его не слушали. Монахи старались помешать грабителям забирать их святые реликвии, завязалась потасовка, и Джерард... в общем, люди словно сорвались с цепи.

Мы обнаружили, что несколько мятежников укрылись в склепе под часовней, облачившись в монашеские одеяния, но они отказались сдаваться, понимая, что с ними сделает Иоанн. Поэтому там началось сражение — и в часовне, и в галереях. Там было темно... всё смешалось. В свете немногих ещё горевших свечей нельзя было разглядеть почти ничего, кроме мечущихся и тут и там тёмных фигур. Среди всех тех криков и лязга клинков невозможно было отличить мятежника от монаха.

Потом вопли наконец прекратились. Все мятежники были мертвы, и многие монахи тоже. Люди Осборна отступили со всеми награбленными сокровищами, что могли унести, в качестве компенсации за потерю выкупа, который могли бы взять за живых пленников. А я никак не мог найти Джерарда, не мог отыскать его среди мёртвых и раненых. Я уже начал подозревать самое худшее, но в итоге всё же нашёл его. Он сидел на полу монастырской церкви и держал на руках старого умирающего монаха. У их ног лежал убитый. Руки Джерарда были в крови. Он снова и снова умолял пожилого монаха простить его, но монах... я не знаю... может, он был уже при смерти и не слышал. Но он ничего не сказал.

А потом сквозь открытую дверь я увидел красные отблески и почувствовал запах дыма. Люди Осборна подожгли монастырь, может, чтобы скрыть следы бойни и грабежа, а может, и просто для развлечения. Не знаю. Я пытался вытащить Джерарда из церкви, но он отказывался оставлять старого монаха. Он продолжал молить о прощении, как будто не мог сойти с места, пока монах не даст какого-либо знака, благословения. Крыша уже занялась пламенем, и как скоро она обрушится — был лишь вопрос времени. В конце концов я подхватил старого монаха на руки и понёс. Мы с трудом пробирались через боковой неф, сквозь дым и падающие балки, спотыкались о перевёрнутые алтари и разбитые статуи в поисках двери.

Она оказалась открытой, но строй воинов Осборна ждал там с мечами наготове, чтобы убить любого, кто попытается спастись. Узнав нас, они опустили мечи — все, кроме одного. Кроме Хью. Он приказал мне бросить монаха назад, в горящую церковь. Я попытался пробиться мимо него, я пытался... но мои руки были заняты. Хью поднял меч. И как будто почувствовав, что происходит, старый монах открыл глаза и посмотрел на него. Он проклял нас, проклял каждого, осквернившего дом Божий, а потом стал молиться. Но Хью не дал ему закончить. Джерард закричал, но слишком поздно. Голова старика свисала с моей руки, Хью опустил меч на его шею и отрубил голову. Кровь плеснула мне в лицо, как раскалённый металл, я почти ослеп и упал на колени, всё ещё сжимая уже мёртвое тело монаха. Я слышал, как отрубленная голова подпрыгивает по каменным ступеням, а люди Осборна смеялись, глядя, как она катится к ним. Позади раздался оглушительный грохот, и крыша монастырской церкви обрушилась, охваченная потрескивающим пламенем.

Рафа трясло. Он прижал ладони к ушам, пытаясь не слышать воплей умирающих, ударов мечей, крушащих кости, яростного хохота и треска пламени. Он заставил себя опустить ладони, засунув их между сжатыми коленями, чтобы унять дрожь.

Леди Анна закрыла руками лицо. Плечи вздымались, но она не издала ни звука. Долгое время оба молчали. Потом леди Анна тихо сказала:

— И мой сын так в этом и не исповедался.

— Джерард не мог заставить себя даже заговорить об этом. Насколько я знаю, его мучили кошмары. Много ночей я слышал, как он кричит, видел, как просыпается в поту. Иногда он был слишком испуган, чтобы уснуть, и тогда пил, гораздо больше любого, но едва проваливался в сон, как кошмары опять возвращались. Кто стал бы его исповедовать? Кто выслушает любого из нас? Какой священник в Англии смог бы понять нас и освободить от греха убийства благочестивых монахов в том Божьем доме? Даже король Генрих не получил отпущения грехов за убийство Томаса Бекета в Кентербери, а ведь был убит лишь один человек и король не держал в руке меч.

— Да, — горячо ответила леди Анна. — Но ведь это король отдавал приказ, и Господь сочтёт его более виноватым, чем рыцарей, наносивших удары. — Леди Анна резко обернулась, её лицо пылало.

— Я рада, что ты рассказал мне об участии Хью в том деле. Я хотела заставить Осборна страдать, забрать близких ему людей и отправить в ад прежде, чем они исповедаются в грехах, но теперь я вижу — в убийстве Хью была своя справедливость.

Рафа всё еще слишком беспокоили собственные воспоминания, но наконец ему удалось собраться, он поднялся на ноги.

— Вы должны покинуть усадьбу сегодня же днём, миледи. Я намерен поехать в Норвич и найти шпиона Иоанна, прежде чем станет слишком поздно и погибнут невиновные. Пообещайте мне, что вы уедете ещё до заката.

Леди Анна кивнула.

— Я слышала, что ты сказал, и сделаю это. У меня есть друзья, которые меня приютят. Ты хороший человек, Рафаэль, верный друг моего сына и мой тоже. Если хочешь оказать мне последнюю услугу, дай мне ещё немного времени на сборы, и я всегда буду у тебя в долгу.

— Я сделаю всё, что в моих силах, госпожа, и если будет угодно Господу, я найду того человека вовремя, прежде чем он доберётся до Осборна или короля, и тогда вы очень скоро вернётесь. Я отправлю вам весточку, где бы вы ни находились.

Он церемонно поклонился, чего долгое время не делал, и уже пересёк половину комнаты, как вдруг ему в голову пришла мысль, от которой он замер на полушаге. Раф обернулся к леди Анне. Она неподвижно сидела там, где он её оставил.

— Вы сказали, что хотели заставить Оборна страдать?

Она посмотрела на него. Гнев, оживлявший её лицо, прошёл, и оно снова стало безжизненным, как деревянная маска.

— Да, конечно... — она глубоко вздохнула. — Ты признался мне, и поэтому будет справедливо, если я признаюсь тебе. Кроме того, я могу не прожить достаточно долго, чтобы найти священника и исповедаться. Понимаешь, моя кузина... она не больна, по крайней мере, надеюсь, что милостью Божьей это так, ведь я много месяцев её не видела. Я была не у неё, а в Норвиче, там я отправила на суд Божий сначала Рауля, а после и Хью. Рауля — потому что знала, он шпионит для Иоанна, и лишь вопрос времени, когда он обнаружил бы, что я помогала священникам. Но ты можешь спросить меня, почему я выбрала следующим Хью, а не Осборна. Смерть избавила бы Осборна от наказания, которого он заслуживал. Я хочу, чтобы он страдал в этой жизни, прежде чем будет страдать в иной. И не хочу, чтобы он этого избежал. Пусть поймёт, каково жить дальше, когда люди, любимые тобой всей душой, терпят вечные муки в адском пламени, а ты ничем не можешь помочь, даже каплей холодной воды на горящие языки. Я хотела, чтобы он жил с этим. Хотела, чтобы он познал, перед тем как умрёт, это единственное наказание, которое даже ад не может наслать на проклятых грешников.

Теперь её глаза блестели от слёз, но она не позволила упасть ни одной слезинке.

— Признаться, я думала, что нелегко убить человека. Мужчины всегда твердят, сколько нужно для этого силы и храбрости. Но потом вспомнила, что Осборн сделал с моим любимым сыном, как разрушил и погубил душу Джерарда. И что даже сейчас... даже сейчас не раскаивается, он смеётся, как будто это одна из великих побед. Поверь, Рафаэль, когда так ненавидишь, убить человека совсем не трудно.