Глава восьмая

Сая Джон плавал не только по Иравади. Его работа часто приводила его еще дальше на восток, вниз по реке Ситаун и на Шанские холмы. В дне пути вглубь страны от речного города Пьинмана стояла деревня под названием Хвай Зеди. Много лет назад, когда тиковые компании только начали исследовать эти леса, Хвай Зеди сама была временным лагерем заготовщиков тика, как любой другой. Но со временем ежегодные лагеря мигрировали всё выше и выше по склонам, так что снабжать их припасами стало чрезвычайно сложно. В свое время, из-за преимущества своего положения у подножия холма, где горы переходили в равнину, Хвай Зеди превратилась в нечто вроде узловой точки на пути к холмам. Многие лесорубы и погонщики слонов, который отправились для компании в этот прежде малонаселенный регион, решили осесть в этой деревне и окрестностях.

Лишь немногие живущие в Хвай Зеди оо-си, пе-си и пакьейки были бирманцами. Некоторые были каренами, некоторые - из народности кая, некоторые - па-о, были падаунги, каду-кананы, несколько семей даже из индийских махаутов, погонщики слонов приехали из Корапута в восточных Гатах . Обитатели деревни держались замкнуто и имели мало общего с жителями равнин. Хвай Зеди была полностью автономным местом, частью нового жизненного цикла, который возник благодаря тику.

Деревня стояла чуть выше песчаной отмели, где изгибалась широкая излучина чаунга. Ручей был здесь мелким, тек тонким слоем по галечному дну, и большую часть года вода поднималась не выше, чем до колена, идеальная глубина для деревенских ребятишек, которые целый день бегали по ней с маленькими луками. В ручье было полно легкой добычи - серебристой рыбы, шныряющей в заводях и оглушенной внезапной переменой в скорости течения. В Хвай Зеди жили главным образом женщины: большую часть года все способные работать мужчины в возрасте от двенадцати лет отправлялись в один из тиковых лагерей вверх по склонам гор.

Поселение обрамляли огромные стройные деревья, растущие так густо, что выглядели стеной из листвы. За стеной скрывались стаи длиннохвостых попугаев и обезьян - лангуров с белыми мордочками и макак-резусов со шкурой медного цвета. Даже обычных бытовых звуков из деревни - скрежета черпака из кокосовой скорлупы о металлический котел, скрипа колеса детской игрушки - оказывалось достаточно, чтобы в пестрой тени распространился сигнал тревоги: обезьяны разбегались врассыпную, а птицы поднимались с верхушек деревьев колышущейся массой, как сдутый ветром листок.

Жилища в Хвай Зеди отличались от хижин в тиковых лагерях лишь высотой и размером, по форме и внешнему виду он были такими же и построены их тех же материалов - плетеного бамбука и тростника, все похожим образом воздвигнуты над землей на тиковый столбах по плечи высотой. Лишь несколько строений выделялись из окружающей зелени - деревянный мост, пагода с белыми стенами и церковь с крышей из бамбука, увенчанная крашенным тиковым крестом. Последним зданием пользовались не многие жители Хвай Зеди, в большинстве своем карены и каи, которых обратил американский миссионер-баптист, преподобный Адонирам Джадсон.

Проезжая через Хвай Зеди, Сая Джон обычно останавливался у пожилой вдовы бывшего хсин-оука, кая-христианина, которая держала магазинчик на увитом лианами балконе своего таи. У женщины был сын Дох Сай, ставший лучшим другом Раджкумара.

Дох Сай был долговязым застенчивым юношей с широким плоским лицом и коротким, как черута, носом, на пару лет старше Раджкумара. Когда Раджкумар встретился с ним в первый раз, его наняли в качестве син-пакьейка, помощника пакьейка, который управлялся с цепями: эти люди накидывали на слонов сбрую и тащили бревна. Дох Сай был еще слишком юн и неопытен, чтобы позволить ему крепить сбрую самостоятельно, его работа заключалась в том, чтобы держать тяжелые цепи для босса. Но Дох Сай был трудолюбивым и старательным работником, и когда Раджкумар с Саей Джоном вернулись в следующий раз, они обнаружили, что он уже стал пакьейком. Годом спустя он уже работал в качестве пе-си - наездника в отряде, который занимался расчисткой ручьев.

В лагере Раджкумар держался поблизости от Дох Сая, следуя за ним по пятам, стараясь оказаться полезным, разжигая костер или вскипятив котелок воды. От Дох Сая Раджкумар научился готовить чай, как это делали оо-си - крепкий, горький и кислый, сначала котелок до половины наполнялся листьями, а потом добавлялись всё новые порции. По вечерам он помогал Дох Саю плести тростниковые циновки для стен, а по ночам сидел на лестнице его хижины, жуя бетель и прислушиваясь к разговору, который вели оо-си. По ночам за слонами не нужно было присматривать, их стреноживали цепью и отпускали на вольный выпас в окружающие джунгли.

В лагере люди чувствовали себя одинокими, и Дох Сай часто рассказывал о своей возлюбленной Но Да, девушке-подростке, стройной и цветущей, одетой в белую тунику с бахромой и домотканую лонджи. Они должны были пожениться, как только Дох Сай станет оо-си.

- А что насчет тебя? - спрашивал Дох Сай. - Ты думаешь о какой-нибудь девушке?

Раджкумар обычно просто пожимал плечами, но однажды Дох Сай настоял, и Раджкумар кивнул.

- Кто она?

- Ее зовут Долли.

Раджкумар впервые заговорил о ней, прошло уже так много времени, что он с трудом мог вспомнить, как она выглядела. Она была лишь ребенком, но тронула его как никто другой. Он видел, как проступает в ее затуманенных страхом, широко открытых глазах его собственное "я", выходит наружу и прорастает сквозь кожу.

- Где она живет?

- Наверное, в Индии. Я точно не знаю.

Дох Сай почесал подбородок.

- Однажды тебе придется отправиться на ее поиски.

Раджкумар засмеялся:

- Это очень далеко.

- Но тебе придется туда поехать. Другого пути нет.

От Дох Сая Раджкумар узнал, как много обличий может принимать смерть, забирая жизни оо-си: гадюка Расселла, выбившееся из общего потока бревно, нападение дикого буйвола. Но больше всего Дох Сай опасался не этих хорошо узнаваемых инкарнаций смерти, а скорее самую мстительную из них. Антракса , самой смертоносной слоновьей болезни.

Антракс был обычным делом в лесах центральной Бирмы, и эпидемии сложно было предотвратить. Болезнь могла пребывать в спячке в траве до тридцати лет. Дорога или тропа, спокойная с виду и считающаяся безопасной после того, как многие годы ее не использовали, могла внезапной оказаться дорогой смерти. Самые заразные формы антракса могли убить слона за несколько часов. Гигантское животное высотой в пятнадцать футов в сумерках мирно паслось, а на заре уже погибало. За несколько дней можно было потерять всё рабочее стадо из сотни слонов. Взрослые слоны стоили много тысяч рупий, и цена эпидемии становилась такой, что сказывалась на Лондонской фондовой бирже. Не многие страховщики решались сыграть против подобной болезни.

Слово антракс имеет то же происхождение, что и антрацит, разновидность угля. Когда антракс поражает тело человека, сперва он проявляется в маленьких язвочках, похожих на угри. Эти воспаления растут, в их центре становятся видны маленькие черные точки, микроскопические гнойнички угольного цвета, отсюда и название болезни. Когда антракс высыпает на боку слона, раны развиваются с молниеносной быстротой. Сначала язвы появляются на задней части слоновьего корпуса, они размером с человеческий кулак, буро-красного цвета. Они быстро раздуваются и у самцов переходят на пенис.

На заду слона нарывов бывает больше всего, и по мере роста они запечатывают анус животного. Слоны поглощают огромное количество пищи и постоянно опорожняют желудок. Работа их пищеварительной системы не прекращается и во время болезни, кишечник продолжает производить навоз и после того, как закрывается путь к его выходу, и вся масса фекалий давит на закрытый анальный проход.

- Боль настолько ужасна, - объяснил Дох Сай, - что больной слон бросается на всё, что попадается на пути. Он выдирает с корнем деревья и сносит стены. Прирученное животное становится обезумевшим убийцей, нежные детеныши нападают на матерей.

Когда разразилась эпидемия, они вместе находились в лагере. Сая Джон с Раджкумаром остановились, как обычно, у местного хсин-оука - низкорослого сутулого человека с длинными тонкими усами. Поздно вечером появился Дох Сай и рассказал хсин-оуку, что не хватает одного оо-си, решили, что его убил собственный слон.

Хсин-оук не понимал, как такое могло случиться: Оо-си заботился об этом слоне уже пятнадцать лет, и раньше не причинял проблем. Но незадолго до смерти оо-си отвел слона в сторону от стада и привязал к дереву. Теперь слон стоял на страже тела хозяина, и никто не осмеливался приблизиться. Что слон, что оо-си повели себя необычным образом. Что пошло не так? Сая Джон и Раджкумар решили пойти с ними.

Так вышло, что управляющий лагерем был на пару дней в отъезде, остановившись в помещениях компании в Проме. В его отсутствие в лагере не осталось огнестрельного оружия. Оо-си были вооружены лишь горящими факелами и своим привычным оружием - пиками и да.

Раджкумар услышал слона издали. Звук стал громче по мере приближения. Раньше Раджкумар часто удивлялся, какие разные звуки может производить слон: он может трубить и визжать, громко выпускать газы и ломать ветки и подлесок. Но сейчас слышалось нечто иное, чем обычный гам добывающего корм слона - среди привычных звуков проскакивали нотки боли.

Они прибыли на место и обнаружили, что слон расчистил вокруг себя большое пространство, смяв всё в пределах досягаемости. Мертвый оо-си лежал под деревом, заляпанный кровью, всего в паре ярдов от привязанных цепью ног.

Сая Джон с Раджкумаром наблюдали издали, пока хсин-оук со своей командой ходили кругами вокруг разгневанного животного, пытаясь определить, что случилось. Потом хсин-оук вскрикнул и поднял руку, указав на зад слона. В тусклом свете факела Раджкумар разглядел там вздутия ярко-красного цвета.

Хсин-оук со своими людьми немедленно развернулись и нырнули в лес, устремившись обратно тем же путем, что и пришли.

- Саяджи, что это? Почему они бегут?

Сая Джон торопился через подлесок, пытаясь держать факелы оо-си в поле зрения.

- Из-за антракса, Раджкумар, - бросил Сая Джон через плечо, сбив дыхание.

- Из-за чего?

- Из-за антракса.

- Но Сая, почему они не попытались вытащить тело?

- Никто теперь не приблизится к животному из страха заразиться, - объяснил Сая Джон. - В любом случае, теперь есть и более срочные дела.

- Более срочные дела, чем спасение тела товарища?

- И гораздо. Они могут потерять всё - животных, работу, средства к существованию. Мертвец отдал жизнь, пытаясь помешать слону заразить остальных. Ради его памяти они обязаны увести стадо подальше от беды.

Раджкумар видел много эпидемий - тиф, оспу, холеру. Он даже выжил во время одной из них, которая убила всю семью. Для него болезнь скорее была вызовом, чем опасностью, угрозой, с которой предстояло жить день ото дня. Он не мог поверить, что оо-си с такой легкостью бросили труп товарища.

Раджкумар засмеялся.

- Они побежали, как будто за ними гонится тигр.

На это Сая Джон, обычно такой спокойный и уравновешенный, обернулся к нему в гневе.

- Осторожней, Раджкумар, - медленно проговорил он.

- Антракс - это чума, которую Господь наслал на нас, чтобы усмирить гордость.

Его голос стал медленным и тихим, как всегда, когда он цитировал Библию:

- И сказал Господь Моисею: скажи Аарону: простри жезл твой и ударь в персть земную, и сделается персть мошками по всей земле Египетской .

Раджкумар понял из этих слов только некоторые, но тона Саи Джона было достаточно, чтобы заставить его замолчать.

Они вернулись обратно в лагерь и обнаружили, что он опустел. Дох Сай и другие ушли со спасенным стадом. Остался только хсин-оук, дожидаться управляющего. Сая Джон решил тоже остаться, чтобы составить ему компанию.

Рано утром на следующий день они вернулись на место происшествия. Зараженный слон теперь вел себя тише, оглушенный болью и ослабленный борьбой с болезнью. Вздутия стали размером с ананас, а кожа на заду слона начала растрескиваться и расслаиваться. По мере того, как тянулись часы, нарывы выросли еще больше, а трещины углублялись. Вскоре из язв потек белый гной. Через короткое время зад животного стал мокрым от выделений. Струйки кровавого гноя потекли к земле. Почва под ногами слона превратилась в вязкую грязь, покрытую кровью и гноем. Раджкумар больше не в состоянии был на это смотреть. Он согнулся пополам, подтянув лонджи, и его вырвало.

- Если это зрелище произвело на тебя такой эффект, Раджкумар, - сказал Сая Джон, - подумай, что оно должно значить для оо-си, которые наблюдают, как подобным образом умирают их слоны. Эти люди заботятся о животных как о собственных родственниках. Но когда антракс достигает этой стадии, оо-си не могут сделать ничего, лишь смотреть, как огромные горы плоти исчезают у них на глазах.

Вскоре после полудня зараженный слон умер, а потом хсин-оук со своими людьми вытащили тело товарища. Сая Джон с Раджкумаром смотрели издалека, как скорчившееся тело несли в лагерь.

- Они взяли пепла из печи и предстали пред лице фараона, - тихо произнес Сая Джон, едва дыша. - Моисей бросил его к небу, и сделалось воспаление с нарывами на людях и на скоте. И не могли волхвы устоять пред Моисеем по причине воспаления, потому что воспаление было на волхвах и на всех Египтянах .

Раджкумар жаждал наконец-то уехать из лагеря, устав от событий последних нескольких дней. Но Сая Джон оставался глух к его просьбам. Хсин-оук - его старый друг, сказал он, и он составит ему компанию на то время, пока не похоронят мертвого оо-си и не закончится беспорядок.

Обычно в таких случаях похороны устраивали сразу после получения тела. Но из-за отсутствия управляющего возникло непредвиденное препятствие. По традиции, умерший освобождался от всех земных обязательств после подписания специальной бумаги. Никто не соблюдал этот ритуал строже, чем оо-си, которые ежедневно рисковали жизнью. Нужно было выпустить бумагу, освобождающую мертвеца от обязательств, и лишь управляющий, как его наниматель, мог ее подписать. К управляющему послали гонца, ожидалось, что он прибудет на следующий день с подписанной бумагой. Осталось переждать лишь одну ночь.

К закату лагерь опустел. Раджкумар с Саей Джоном были среди немногих оставшихся. Раджкумар долгое время лежал без сна на балконе хсин-оука. В центре поляны лагеря ярко светился таи. Луга-леи управляющего зажег лампы, и в темноте джунгли зловеще нависали над пустым таи.

Поздно ночью Сая Джон вышел на балкон, чтобы выкурить черуту.

- Сая, хсин-оуку и правда нужно столько ждать до похорон? - спросил Раджкумар с ноткой раздражения. - Что плохого случится, если похоронить тело сегодня и оставить подписание бумаги на потом?

Сая Джон затянулся черутой, чей кончик отбрасывал красные отблески на стекла его очков. Он молчал так долго, что Раджкумар начал думать, что не получит ответа. Но когда Раджкумар уже был готов повторить вопрос, Сая Джон заговорил.

Однажды я был в лагере, рассказывал он, когда случилось несчастье и погиб оо-си. Этот лагерь находился недалеко отсюда, самое большее в двух днях пути, и стадо находилось под присмотром того же самого хсин-оука. Несчастный случай произошел в самое оживленное время года, в конце сезона дождей. Сезонные работы заканчивались. Осталось лишь несколько штабелей, когда на берегу чаунга очень длинное бревно легло криво, перегородив канал, по которому в ручей спускали бревна из штабелей. Бревно заклинило между двумя пнями, и вся работа встала: невозможно было прикатить другие бревна, не вытащив это.

Управляющий тем лагерем был молодым человеком лет девятнадцати или двадцати, по имени, если я правильно помню, Маккэй, Маккэй-такин, как его называли. Он жил в Бирме всего два года и первый сезон управлял лагерем самостоятельно. Сезон выдался долгим и тяжелым, дожди шли несколько месяцев. Маккэй-такин гордился возложенной на него ответственностью и тоже усиленно трудился, проведя весь сезон муссонов в лагере, не давая себе передышки, ни разу не уехав даже на выходные. Он выдержал несколько серьезных приступов лихорадки. Припадки так его истощили, что в некоторые дни он не в состоянии был выбраться из таи. Когда сезон подходил к концу, его ждал месяц отдыха в прохладном комфорте холмов Мемьо. Компания сообщила, что он может уехать, как только находящаяся под его ответственностью территория будет очищена от всех бревен, помеченных на вырубку. С приближением дня отъезда Маккэй-такин становился всё более неугомонным, всё сильнее и сильнее подгонял работников. Они почти закончили, когда произошло несчастье.

Затор в канале произошел около девяти утра - в то время дня, когда работа уже подходила к концу. Хсин-оук находился рядом и незамедлительно послал туда пакьейков, чтобы прикрепить к бревну цепи и оттащить его. Но бревно застряло под таким неудобным углом, что цепи не удалось толком закрепить. Хсин-оук сначала попытался сдвинуть его одним сильным рывком, а когда попытка не увенчалась успехом, привел двух самых надежных слонов. Но все попытки были тщетными: бревно не двигалось. Наконец, Маккэй-такин в нетерпении приказал хсин-оуку послать слона вниз по склону, чтобы выдернуть застрявшее бревно.

Склон был очень крутым, много месяцев по нему тащили огромные бревна, и его поверхность превратилась в пыль. Хсин-оук знал, что для оо-си крайне опасно вести слона по такой нетвердой поверхности. Но Маккэй-такин совершенно потерял терпение и, будучи главным, настоял. Против собственной воли хсин-оук вызвал одного из своих людей, молодого оо-си, собственного племянника, сына сестры. Опасность задания была очевидной, и хсин-оук понимал, что ни один из его людей не подчинится приказу идти вниз по склону. Другое дело племянник.

- Спускайся, - велел хсин-оук, - но будь осторожен, и если что - сразу возвращайся обратно.

Первая часть операции прошла успешно, но как только бревно высвободилось, молодой оо-си потерял равновесие и упал точно на пути катящегося двухтонного бревна. Случилось неизбежное - его раздавило. Когда его нашли, на теле не оказалось ни царапины, но каждая кость была расплющена, превратилась в пыль.

Молодого оо-си любили и сверстники, и слониха, нежное и доброе животное по имени Шве Доук. Ее воспитали в патрульном стаде компании, и оо-си уже несколько лет за ней присматривал.

Те, кто хорошо знают слонов, утверждают, что могут различить в них малейшие признаки эмоций - гнева, удовольствия, ревности, печали. Шве Доук была безутешна от потери погонщика. Не меньше горевал и хсин-оук, раздавленный чувством вины.

Но самое худшее было еще впереди. В тот вечер, после того. как тело подготовили к похоронам, хсин-оук принес соответствующую бумагу Маккэй-такину и попросил ее подписать.

Но в это время Маккэй-такин был не в том настроении. Он опустошил бутылку виски, и вернулась лихорадка. Просьбы хсин-оука не произвели на него впечатления. Он больше не был в состоянии понять, о чем его просят.

Хсин-оук тщетно объяснял, что погребение нельзя отложить, что нельзя хранить тело, что человек должен получить освобождение от обязательств перед последними обрядами. Он просил, он умолял, в отчаянии даже пытался взобраться по лестнице и силой ворваться в таи. Но Маккэй-такин увидел его появление и шагнул наружу со стаканом в одной руке и заряженной охотничьей винтовкой в другой. Разрядив один ствол в воздух, он прокричал:

- Бога ради, ты не мог бы оставить меня в покое хотя бы на одну ночь?

Хсин-оук сдался и решил устроить похороны. Тело погибшего похоронили, когда сгустилась темнота.

Я провел ту ночь, как обычно, в хижине хсин-оука. Мы немного перекусили, а потом я вышел покурить. Обычно лагерь в это время суток полон людей и суеты: из кухни доносится звон жестяных тарелок и металлических кастрюль, повсюду темноту пронзают горящие огоньки черут, когда оо-си сидят около хижин, наслаждаясь последней черутой этого дня и пережевывая последнюю порцию бетеля. Но я с изумлением увидел, что вокруг никого, я не слышал ничего кроме кваканья лягушек, уханья сов и стрекотания мошкары. Отсутствовал и самый привычный и ободряющий звук - позвякивание слоновьих колокольчиков. Очевидно, как только могилу умершего накрыла земля, остальные оо-си сбежали из лагеря вместе со слонами.

Поблизости от лагеря остался только один слон - Шве Доук, животное погибшего. После происшествия заботу о слоне взял на себя хсин-оук. Слониха стала беспокойной и нервничает, сказал он, поскольку часто машет ушами и вытягивает хобот. Это было вполне ожидаемо и обычным явлением для слона, животного, имеющего склонность к привычным и рутинным действиям. Бунт из-за отсутствия знакомого погонщика устраивали даже самые спокойные слоны, причем иногда вели себя очень опасным образом.

По этой причине хсин-оук решил этой ночью не отпускать Шве Доук на вольный выпас, как обычно поступали. Вместо этого он отвел слона на поляну примерно в полумиле от лагеря и снабдил его грудой сочных веток. Потом он тщательно привязал животное к двум огромным деревьям, которые невозможно было сдвинуть. Чтобы быть вдвойне уверенным, что слон не отвяжется, он воспользовался не легкими путами, которыми слонов стреноживали на ночь, а тяжелыми железными цепями, используемыми для транспортировки бревен. Это мера предосторожности, сказал он.

- Против чего? - спросил я. К тому времени его глаза уже затуманились от опиума. Он бросил на меня косой взгляд и тихим, запинающимся голосом ответил:

- Просто предосторожность.

К тому времени в лагере остались только мы с хсин-оуком и, конечно же, Маккэй-такин в своем таи. Таи был ярко освещен, лампы сияли во всех окнах, он казался очень высоким на своих тиковых столбах. Хижина хсин-оука по сравнению с таи была такой маленькой и находилась ближе к земле, так что стоя на площадке, я задирал голову, чтобы посмотреть в залитые светом окна Маккэй-такина. Пока я сидел, уставившись в них, из освещенного окна донесся низкий трубный звук. Он был похож на звук кларнета, инструмента, на котором иногда играл такин, чтобы скоротать вечер. Как же странно было услышать эту заунывную, меланхоличную мелодию, исходящую из сияющих окон, ноты висели в воздухе, пока их не заглушил ночной шум джунглей. Именно так, подумал я, должен выглядеть огромный лайнер для сидящего на веслах в выдолбленном из пальмы каноэ, когда он проходит в ночи мимо, оставляя после себя звуки из бальной залы.

Днем не сильно лило, но с приближением вечера на небе стали собираться тучи, и к тому времени, как я задул лампу и расстелил циновку, не было видно ни единой звезды. Вскоре разразилась буря. Дождь лился потоками, по долинам прокатывался гром, отражаясь эхом от склонов. Я спал уже час или два, когда меня разбудили струи воды, просачивающиеся через бамбуковую крышу. Я встал, чтобы передвинуть циновку в сухой угол хижины, и случайно бросил взгляд на лагерь. Внезапно из темноты проступил таи, освещенный разрядом молнии, лампы в нем давно погасли.

Я почти спал, но сквозь стук дождя расслышал еле заметный звук, далекое позвякивание. Звук шел издалека, но неизменно приближался, и когда стал ближе, я безошибочно узнал звон слоновьего колокольчика. Вскоре в едва уловимой дрожи бамбуковых балок хижины я ощутил тяжелую и быструю поступь животного.

- Слышишь? - прошептал я хсин-оуку. - Что это?

- Слониха, Шве Доук.

Оо-си узнает слона по звуку колокольчика, именно так он находит животное каждое утро после выпаса в джунглях. Чтобы справиться с этим, оо-си должен различать колокольчики всех животных в стаде, он должен, если появится необходимость, определить местонахождение всех слонов лишь прислушиваясь к звону. Я гостил у опытного и умелого хсин-оука. Не было ни малейшей вероятности, что он спутал, кому принадлежит приближающийся колокольчик.

- Может, - предположил я, - Шве Доук запаниковала из-за грозы, может, она смогла разорвать путы.

- Если она разорвала путы, - ответил хсин-оук, - то цепи должны до сих пор болтаться на ее ногах, - он помолчал, чтобы прислушаться. - Но я не слышу цепей. Нет. Ее освободила рука человека.

- Но чья это могла быть рука? - спросил я.

Он оборвал меня, подняв руку. Теперь колокольчик находился совсем близко, и хижина дрожала под поступью слона.

Я начал двигаться к лестнице, но хсин-оук втащил меня обратно.

- Нет, - сказал он. - Оставайся здесь.

В следующее мгновение небо расколола молния. В этой вспышке бледного света я увидел прямо перед собой Шве Доук, двигающуюся в сторону таи, она низко наклонила голову и задрала вверх хобот.

Я вскочил на ноги и выкрикнул предупреждение:

- Такин, Маккэй-такин!...

Маккэй-такин уже услышал колокольчик и вибрации от приближающегося слона. В одном из окон таи мелькнул свет, и юноша показался на веранде - голый, с лампой в одной руке и винтовкой в другой.

В десяти футах от таи Шве Доук застыла. Она опустила голову, словно исследовала строение. Она была старой слонихой с навыками животного из патрулирующего стада. Такие слоны владеют искусством разрушения. Им хватает одного взгляда, чтобы оценить размер выросшей из-за застрявшего бревна плотины и выбрать место для приложения усилий.

Маккэй-такин выстрелил в то мгновение, когда Шве Доук пошла в атаку. Он была уже так близко, что он не мог промахнуться и попал ей точно куда и целился, в самое уязвимое место - между глазом и ухом.

Но инерция броска несла ее вперед несмотря на то, что она умирала. Она тоже попала по таи в том самом месте, куда и целилась, в соединение двух массивных балок, которые его удерживали. Строение как будто взорвалось, бревна, балки и тростник взлетели в воздух. Маккэй-такина отбросило на землю около головы Шве Доук.

Умелые слоны из патрульного стада так умеют управляться с ногами, что могут перенести вес на один берег водопада, стоять подобно цапле на маленьком торчащем из середины ручья валуне, развернуться на пятачке, где не сумеет и мул. Именно такими мелкими, натренированными шажками Шве Доук развернулась, пока не встала мордой к лежащему ничком телу управляющего. Потом очень медленно она рухнула всем весом своего умирающего тела сначала ему на голову, а потом перекатилась технически совершенным движением патрульного слона, сделав точный толчок, с помощью которого спутанная куча тика весом в десять тысяч тонн разом распадается, как развязывается морской узел. Чадящий рядом светильник Маккэй-такина погас, и больше мы ничего не видели.

Я бросился вниз по лестнице хижины, а хсин-оук бежал следом. Добравшись до таи, я споткнулся в темноте и упал лицом в грязь. Хсин-оук помог мне встать, когда небо разорвала молния. Внезапно он выпустил мою руку и издал хриплый запинающийся вопль.

- Что? вскричал я. - Что ты видишь?

- Смотри! Внизу, на земле!

Снова вспухнула молния, и я увидел прямо перед собой огромный зубчатый след от ноги Шве Доук. Но рядом с ним был меньший отпечаток, странно бесформенной, почти продолговатый.

- Что это? - спросил я. - Кто оставил этот след?

- Это отпечаток ноги, - ответил он, - человеческой, хотя настолько искореженной, что его сложно узнать.

Я застыл на месте, молясь об очередной молнии, чтобы смог рассмотреть след и убедиться в том, что эти слова правдивы. Я всё ждал и ждал, но казалось, что прошла целая вечность, прежде чем небеса снова осветились. Но шел такой ливень, что все следы на земле исчезли.