Книга: Стеклянный Дворец
Назад: Глава двадцатая
Дальше: Глава двадцать вторая

Глава двадцать первая

 

Даже когда близнецы, племянница и племянник Умы, были совсем детьми, все отмечали их приятную внешность. Манджу и Арджун оба обладали чертой, которая придавала им необычную притягательность: ямочками, появляющимися при улыбке, но только на одной щеке - левой у Манджу и правой у Арджуна. Когда они находились рядом, это выглядело как завершенный круг, восстановленная симметрия.
Из-за уделяемого ее наружности внимания Манджу с раннего возраста осознавала, какое впечатление производит на людей ее внешность. В этом отношении Арджун был полной противоположностью: он был небрежным, даже неопрятным, и больше всего любил слоняться по дому в потрепанной безрукавке и завязанной на поясе лонджи.
Арджун был из тех мальчиков, которых учителя ругают за то, что они не пользуются своим потенциалом. Все знали, что он обладает умом и способностями, чтобы хорошо учиться в школе, но его интересы, похоже, заключались только в ухлестывании за девушками и чтении романов. Во время обеденного перерыва, после того, как все другие уже закончили, он лениво смотрел в тарелку, обсасывая рыбьи кости и слизывая с пальцев последний рис в подливке. Повзрослев, Арджун стал причиной всё возрастающего беспокойства всех домашних. Люди качали головами и говорили:
- Этот мальчик собирается добиться чего-нибудь в жизни?
А потом в один жаркий апрельский полдень оцепенение Ланкасуки разорвал голос Арджуна, наполненный дикими завываниями и криками. Все сбежались на задний балкон, чтобы выглянуть во двор.
- Арджун, что ты творишь? - обратилась к нему мать.
- Я поступил! Я поступил! - Арджун пританцовывал по двору, одетый в обычную грязную безрукавку и изодранную лонджи и размахивая письмом.
- Куда поступил?
- В индийскую военную академию в Дехрадуне.
- Что за идиот. О чем ты говоришь?
- Да, это правда, - Арджун побежал вверх по лестнице с пылающим лицом и спадающими на глаза волосами. - Меня приняли кадетом.
- Но как такое могло случиться? Откуда они вообще узнали о твоем существовании?
- Я сдал экзамен, ма. Я ездил туда с..., - он назвал имя школьного приятеля, - и не сказал вам, потому что не знал, поступлю ли.
- Но это невозможно.
- Смотрите.
Они передавали письмо из рук в руки, поражаясь тонкой плотной бумаге с тисненой эмблемой в правом верхнем углу. Даже если бы Арджун провозгласил, что у него выросли крылья или хвост, они бы так не удивились. В Калькутте того времени вступить в армию было делом неслыханным. Многие поколения набор в британскую индийскую армию проводился по расовым правилам, которые исключали большую часть населения, в том числе бенгальцев. К тому же для индийцев до последнего времени было невозможно вступить в армию в качестве офицеров. Индийскую военную академию в Дехрадуне основали всего пять лет назад, и тот факт, что некоторые места в ней открылись для всех желающих с помощью экзамена, остался незамеченным.
- Как ты смог это сделать, Арджун? И не сказав никому ни слова?
- Говорю же, я не знал, что поступлю. И вообще, все постоянно твердят, что я ни для чего не гожусь, вот я и решил - ну ладно, поглядим.
- Подожди, пока придет домой отец.
Но отец Арджуна не встретил новости в штыки, напротив, так обрадовался, что немедленно организовал поход в храм Калигат в качестве благодарности.
- Теперь мальчик устроен, и больше нам не о чем беспокоиться, - на его лице явно читалось облегчение. - Это готовая карьера: хорошо он будет справляться или нет, его всё равно будут толкать вверх по лестнице. А в конце концов он получит отличную пенсию. Как только он поступил в академию, то обеспечил всю свою дальнейшую жизнь.
- Но он еще совсем ребенок, что если его ранят? Или еще что похуже?
- Чепуха. Очень маловероятно. Это просто работа, как любая другая. А кроме того, подумай о статусе, престиже...
Реакция Умы стала еще большим сюрпризом. С тех пор, как она посетила Махатму Ганди в его ашраме в Вардхе, она изменила политические пристрастия, присоединившись к партии "Национальный Конгресс" и начав работать в ее женском крыле. Арджун ожидал, что она попытается отговорить его от поступления, но вместо этого Ума сказала:
- Махатма думает, что страна только выиграет от того, что в армии появятся мыслящие люди. Индия нуждается в военных, которые не станут слепо подчиняться начальству.
***
Карьера Манджу пошла по совершенно другому пути, нежели у брата. В возрасте двадцати одного года она попала в поле зрения выдающегося деятеля кино - режиссера, чья племянница училась с Манджу в колледже. Известный режиссер в то время как раз занимался поисками актрисы на ведущую роль. История об этих поисках взбудоражила всю Калькутту.
Манджу, не ведая об этом, привлекла внимание, находясь в колледже. Она узнала, лишь когда ей вручили приглашение на пробы. Первым побуждением Манджу было отказаться, она знала, что застенчива и стеснительна, ей трудно было вообразить, что она когда-либо сможет получать удовольствие, играя на сцене. Но вернувшись вечером в Ланкасуку, Манджу поняла, что не сможет так просто отложить в сторону приглашение, как воображала. Ее одолели сомнения.
В спальне Манджу имелось большое окно, раньше они с Арджуном сидели на подоконнике и болтали. Она никогда прежде не принимала самостоятельных решений, всегда могла посовещаться с Арджуном. Но теперь Арджун находился с сотнях миль от дома, в казармах своего батальона в Сахаранпуре, на севере Индии.
Она сидела на подоконнике в одиночестве, заплетая и расплетая волосы и наблюдая, как плещутся вечерние купальщики на ближайшем озере. Она встала и взяла коробку из-под печенья "Хантли и Палмера", в которой хранила письма от Арджуна. Самые ранние датировались тем временем, когда он был "господином кадетом", на бумаге красовалась тисненая эмблема Индийской военной академии. Страницы зашелестели между ее пальцами. Как же хорошо он писал - все абзацы и предложения были выстроены идеально. Друг с другом они всегда говорили на бенгали, но писал он по-английски, на незнакомом английском, наполненном идиомами, со слэнговыми словечками, которые она не могла ни опознать, ни найти в словаре. Он ходил в ресторан "в городе" с другим кадетом, Хардаялом Сингхом, которого друзья называли Харди, они ели "немеряно" сэндвичей и напивались пивом "под завязку".
Последнее письмо прибыло всего несколько дней назад. Теперь бумага отличалась, на ней красовалась эмблема нового полка, Первого полка джатской легкой пехоты .
"Здесь тихо, потому что мы находимся в своей штаб-квартире в Сахаранпуре. Ты, наверное, думаешь, что мы проводим всё время, маршируя на солнце. А вот и ничего подобного. Единственная сложность - рано вставать, чтобы отправиться на парадный плац для физподготовки с солдатами. После этого всё проходит спокойно, мы расхаживаем вокруг, отдавая салюты и наблюдая, как сержанты муштруют солдат и проводят тренировки с оружием. Но это занимает всего пару часов, а потом мы переодеваемся к завтраку, который начинается в девять (яйца, бекон или ветчина). Потом некоторые отправляются ожидать в канцелярию полка, на случай если кто-нибудь туда придет. Время от времени офицеры- сигнальщики сообщают нам новые коды или мы учимся читать карты или системе двойной записи в бухгалтерии и всему такому прочему. Потом ланч, с пивом и джином, если пожелаешь (но никакого виски!), а после него свободное время. Затем обычно наступает время играть в футбол с солдатами. Примерно в 7.30 мы перемещаемся на лужайку, чтобы выпить несколько глотков виски перед ужином. Мы в шутку называем эту лужайку Питомник, потому что все посаженные растения моментально гибнут, никто не знает, по какой причине. Некоторые ребята говорят, что это из-за пепла прошлых полковников. Мы смеемся над Питомником, но знаешь, иногда во время ужина или поднимая тост, я оглядываюсь вокруг и даже теперь, проведя здесь несколько месяцев, не могу поверить в свою удачу".
В последний раз Манджу долго болтала с Арджуном на этом самом подоконнике. Это было чуть больше года назад, как раз после того, как он окончил академию. Она продолжала называть его вторым лейтенантом Арджуном, отчасти чтобы поддразнить, но также потому что ей нравилось звучание этих слов. Манджу была разочарована, что он больше не носит форму, а Арджун посмеялся над ней, когда она об этом сообщила.
- Почему ты не представишь меня своим подругам, пока я здесь?
Правда заключалась в том, что большая часть ее подруг по колледжу уже была в него влюблена. Они выклянчивали у Манджу новости о брате, а находясь в доме, пускались в долгие беседы с членами семьи в надежде, конечно же, на то, что их вспомнят, когда придет время искать для Арджуна невесту.
До того, как брат уехал в академию, Манджу не вполне понимала, почему ее подруги считают его таким привлекательным, для нее он оставался просто Арджуном, братом. Потом он вернулся домой на побывку, и она словно увидела Арджуна впервые. Ей пришлось признать, что он действительно производит впечатление, с красивыми усами и коротко постриженными волосами. Она ревновала, опасаясь, что он не захочет проводить время с сестрой. Но Арджун быстро успокоил страхи. Каждый день он сидел с ней на подоконнике, одетый в привычную безрукавку и поношенную старую лонджи. Они болтали часами, Манджу чистила для брата апельсины, манго или личи - он всегда был голоден, как обычно.
Он нескончаемо рассказывал о Первом джатском полку легкой пехоты. Он подавал заявку в полдюжины других подразделений, но с самого начала хотел попасть именно в этот, в Первый джатский. Частично причина состояла в том, что туда подал заявление его друг Харди и был вполне уверен, что его примут. Он происходил из старинной семьи военных, в полку служили и отец, и дед. Но, конечно, для Арджуна всё было по-другому, и он подготовился к разочарованию. В конце концов он обрадовался, узнав, что принят в полк.
"Тот вечер, когда я впервые принимал участие в официальном ужине в полку, был, вероятно, самым счастливым в моей жизни. Когда я это пишу, то понимаю, что для тебя, наверное, это покажется странным, Манджу. Но это правда, вспомни о том, что полк станет моим домом на следующие пятнадцать или двадцать лет, может, и больше, если моя карьера пойдет не слишком удачно, и я так и не получу назначение в штаб (не дай бог).
Что меня действительно радует, так это мой батальон. Тебя это, вероятно, удивит, потому что штатские вечно думают, что самая важная вещь в армии - это полк. Но на самом деле в индийской армии полк - это просто сборище символов: знамен, флагов и так далее. Конечно, мы гордимся своим полком, но это не оперативное подразделение, и все батальоны полка собираются вместе лишь во время смены знамен, а за то время, которое проходит между этими церемониями, ишак успеет сдохнуть.
Всё остальное время ты живешь и работаешь со своим батальоном, и именно он-то и имеет значение: твоя жизнь превратится в ад, если встанешь не на ту сторону. Но мне опять чертовски повезло - Харди вытащил пару коротких соломинок, и мы оказались в одном батальоне, в первом. Официально мы зовемся Первый из Первого джатского полка легкой пехоты, но все называют нас Джаты один-один, разве что время от времени можно наткнуться на древнего полковника Уолруса, который всё еще использует старое название, которое звучит как "Королевский". Дело в том, что батальон так хорошо сражался во время маратхских войн , что когда лорд Лейк достиг побережья, он почтил нас специальным титулом "Королевский батальон".
Вчера мы с Харди смотрели на знаки боевого отличия батальона, и клянусь тебе, Манджу, список был длиной с руку. Во время Мятежа наши войска сохраняли верность, одна из наших рот находилась в колонне, которая захватила старого императора Бахадур-шаха Зафара в его убежище в склепе Хумаюна. Я разузнал кое-что, и держу пари, это заинтересует Дину и Нила, - Королевский батальон был в Бирме, когда генерал Прендергаст выдвинулся к Мандалаю, и дрался так доблестно, что заслужил прозвище "Джамаил-сахиб ки дини хаат ки палтан", то есть самый верный батальон генерала.
По правде говоря, Манджу, когда я обо всём этом думаю, то просто дух захватывает. Ты увидишь список наших медалей: крест королевы Виктории за битву при Сомме, два военных креста за подавление арабского мятежа в Месопотамии в восемнадцатом году, полдюжины медалей за доблестную службу и множество офицерских наград за тот период, когда мы дрались против восстания ихэтуаней в Китае. Иногда просыпаясь утром, я с трудом могу поверить, что я действительно один из этих людей. Мысль о том, что мне предстоит жить среди этого, внушает гордость, но в то же время и робость. Но еще больше я горд от мысли, что мы с Харди станем первыми индийскими офицерами в Джатах один-один, это такая огромная ответственность, как будто мы представляем всю страну!
В довершение ко всему, у нас просто великолепный командующий, подполковник Бакленд, которого все называют Баки. Взглянув на него, ты бы ни за что не приняла его за военного, он скорее похож на профессора. Пару раз он читал лекции в академии и был так хорош, что умудрился сделать военную историю интересной. Он также настоящий мастер по разработке тактики, и солдаты его обожают. Его семья служит в Джатах один-один с тех пор, как его назвали Королевским батальоном, не думаю, что есть хоть один человек на базе, которого он не знал бы. И не только по имени, он знает, из какой они деревни, кто на чьей дочери женат и какой выкуп за нее заплатил. Конечно, я еще такой новичок и не уверен, что он знает о моем существовании.
Сегодня прием гостей в Питомнике, так что мне пора идти. Новый денщик усердно гладит мой кушак, и судя по тому, как он на меня поглядывает, пришло время надевать парадный китель. Его зовут Кишан Сингх, он работает у меня всего несколько недель. Он тощий и энергичный парень, и поначалу я решил, что он вряд ли справится, но у него всё получилось. Помнишь книгу, которую прислала мне тетя Ума, рассказы О.Генри? Ты ни за что не поверишь, но я оставил ее у кровати и однажды ночью вошел и увидел Кишана, уткнувшегося носом в книгу. Он озадаченно хмурился, как медведь, запустивший лапу в радиоприемник. Он до смерти перепугался, что я обнаружил его читающим мою книгу, и застыл как статуя. Тогда я рассказал ему историю о потерянном ожерелье. Надо было его видеть: стоял там, как перед трибуналом, уставившись в стену, пока я листал страницы и переводил на хиндустани. Под конец я рявкнул на него во всю глотку, как на плацу: "Кишан Сингх! Что ты думаешь об этом кахани ?"
И он ответил: "Сахиб, это очень печальная история". Я мог бы поклясться, что в его глазах стояли слезы. Эти фаюджи так сентиментальны, несмотря на свои усы и налитые кровью глаза. Британцы верно говорят: в душе они совершенно не испорчены, соль земли, можно полностью полагаться на их верность. Это именно тот сорт людей, которых стоит иметь на своей стороне во время передряги".
Именно письмо Арджуна заставило Манджу пересмотреть свое решение относительно кинопроб. Ее брат-близнец находился в сотнях миль от дома, пил виски и ел в офицерской столовой, а денщик гладил ему парадный мундир. А она была в Калькутте, в той же комнате, что и всю свою жизнь, заплетая волосы в косички, как делала с тех пор, как ей исполнилось семь. Самое ужасное, что он даже не делал вид, что скучает по дому.
Она осталась в одиночестве, теперь придется думать, чем заняться в жизни. С точки зрения матери, судьба Манджу уже была предопределена: она покинет дом в качестве чьей-нибудь жены и ни днем раньше. Матери двух перспективных женихов уже приходили "повидать" Манджу. Одна из них исподтишка дернула ее за волосы, чтобы убедиться, что Манджу не носит парик, другая заставила показать зубы, словно выбирала лошадь, раздвинув губы двумя пальцами и издав легкое цоканье языком. После этого мать извинялась, но ясно дала понять, что не в ее власти предотвратить подобные инциденты в дальнейшем, это часть процесса. Манджу знала, что впереди, вероятно, ее ждет еще много таких испытаний.
Манджу снова взглянула на приглашение от режиссера. Студия находилась в Толигандже, на конечной остановке четвертого трамвая, на котором она ежедневно ездила в колледж. Ей лишь нужно было сесть в противоположном направлении. Дорога не заняла бы много времени. Она решила съездить, только посмотреть, что там такое.
Но вместе с этим возникло множество проблем бытового характера. Что надеть, например? Ее лучший шелк из Бенараси, который она носила на свадьбах, был заперт в материнском гардеробе. Если она его попросит, то мать за минуту выбьет из нее правду, чем положит конец кинопробам. Кроме того, что скажут люди, когда она выйдет из дома, разодетая в малиново-золотое сари из Бенараси в одиннадцать утра? Даже если ей удастся проскользнуть мимо матери, соседи устроят переполох еще прежде, чем она доберется до конца улицы.
Манджу решила, что режиссер не стал бы искать ученицу колледжа, если бы хотел увидеть шикарно одетую актрису. Она выбрала лучшее сари из белого хлопка в мелкую зеленую клетку. Но как только она решилась, возник десяток новых дилемм. Как насчет макияжа? Пудра? Губная помада? Духи?
Настало утро и, как и следовало ожидать, всё пошло наперекосяк. Сари, которое она решила надеть, еще не вернули из стирки, ей пришлось выбрать другое, более старое, с заштопанной дыркой. Волосы никак не хотели держаться в прическе, и как бы она не закрепляла сари, складки сползали и мешались. По дороге из дома Манджу заскочила в комнату пуджи, чтобы вознести молитву, не потому что она так хотела, чтобы ее выбрали, а просто чтобы пережить следующие несколько часов, не выставив себя дурой.
Конечно же, мать заметила, как она выходит из комнаты пуджи.
- Манджу, ты ли это? Что ты здесь делаешь? У тебя неприятности? - она подозрительно вгляделась в лицо Манджу. - И зачем столько пудры? Ты так теперь одеваешься, когда идешь в колледж?
Манджу ускользнула, сделав вид, что направляется в ванную комнату, чтобы умыться. Она быстро спустилась на улицу, к трамвайной остановке. Опустив лицо, Манджу накинула сари на голову, в надежде, что соседи не заметят, что она ждет не тот трамвай. Как раз когда она решила, что ей удалось не привлечь внимания, из аптеки на Лейк-роуд выбежал старый Нидху-бабу.
- Это и правда ты, Манджу-дидмони? - Он подхватил дхоти и согнулся, чтобы заглянуть в прикрытое сари лицо. - Но почему ты ждешь на другой стороне улицы? Так ты доедешь до Толиганджа.
Пытаясь совладать с приступом паники, Манджу изобрела историю о том, что собирается навестить тетю.
- Да? - почесал затылок аптекарь. - Но тогда лучше подожди в лавке. Не следует стоять на солнце.
- Со мной всё в порядке, честное слово, - взмолилась она. - Не беспокойтесь обо мне. Со мной всё хорошо. Вернитесь в аптеку, прошу вас.
- Как скажешь, - он поплелся обратно, почесав затылок, но минутой спустя снова вернулся, на сей раз с помощником, который притащил стул. - Если тебе приходится ждать здесь, - сказал старик-аптекарь, - по крайней мере уж сидя.
Помощник поставил стул на трамвайной остановке и показным движением отряхнул его.
Похоже, проще было сдаться, чем настаивать. Манджу позволила усадить себя на стул, прямо у пыльной трамвайной остановки. Но через несколько минут стали явью ее худшие страхи: рядом собралась толпа зевак.
- Дочь Роев, - услышала она объяснения аптекаря. - Живет там, вдоль по улице, вон в том доме. Собирается посетить тетю в Толигандже. Пропускает колледж.
Потом, к ее облегчению, наконец-то показался трамвай. Аптекарь с помощником отодвинули остальных, чтобы Манджу смогла войти первой.
- Я пошлю известие твоей матушке, - прокричал ей старик, - дам знать, что ты благополучно отправилась в Толигандж.
- Нет, - взмолилась Манджу, заламывая руки и высунувшись из окна. - Право же, нет нужды...
- Что-что? - аптекарь поднес руку к уху. - Да, я отправлю кого-нибудь с запиской к твоей матушке. Нет, никакого беспокойства, ничего подобного...
Потрясенная таким неблагоприятным началом, Манджу смутилась еще больше, прибыв на студию. Она ожидала чего-то шикарного, вроде Гранд-отеля, Метро-синема или ресторанов на Парк-стрит с яркими огнями и красными маркизами. Но вместо этого вошла в здание, которое выглядело как склад или фабрика - большой сарай с жестяной крышей. Внутри вовсю трудились плотники и другие рабочие, развешивая полотняные задники и возводя бамбуковые леса.
Привратник отвел ее в гримерную - маленькую каморку без окон с деревянными стенами, сделанными из распиленных ящиков из-под чая. Внутри на кривых стульях развалились две женщины, жующие бетель, их полупрозрачные сари сияли в ярко освещенных зеркалах за их спинами. Оглядев Манджу, они прищурились, двигая челюстями в унисон.
- И почему эта одета словно медсестра? - пробормотала одна другой.
- Может, думает, что пришла в больницу.
Последовал взрыв хохота, а потом в руки Манджу сунули сари - отрез темно-пурпурного шифона с ярко-розовой каймой.
- Давай. Переодевайся.
- Почему в это? - отважилась запротестовать Манджу.
- Под цвет лица подходит, - таинственно буркнула одна из женщин. - Надевай.
Манджу огляделась в поисках места, где можно переодеться. Его не было.
- Чего ждешь? - рявкнула женщина. - Шевелись. Сегодня к господину режиссеру придет важный гость. Его нельзя заставлять ждать.
За всю свою взрослую жизнь Манджу ни разу не переодевалась на глазах у кого-либо, даже перед матерью. Когда до нее дошло, что придется раздеваться под оценивающими взглядами двух жующих бетель женщин, у нее онемели ноги. Мужество, с которым она сюда вошла, начало ее покидать.
- Давай, - торопили ее женщины. - Директор пригласил бизнесмена, который хочет вложить в фильм деньги. Он не может ждать. Сегодня всё должно быть тип-топ.
Одна из женщин выхватила из рук Манджи сари и начала ее переодевать. Где-то поблизости остановился автомобиль. За этим последовал обмен приветствиями.
- Гость прибыл, - прокричал кто-то через дверь. - Быстрее, быстрее, режиссер захочет ее видеть с минуты на минуту.
Две женщины подбежали к двери, чтобы поглазеть на вновь прибывшего.
- Какой же у него важный вид, борода и всё такое.
- И погляди на костюм, прямо с иголочки...
Женщины с хихиканьями вернулись и усадили Манджу на стул.
- Достаточно одного взгляда, чтобы понять, как он богат.
- Ох, вот бы он на мне женился...
- На тебе? Почему не на мне?
Манджу ошарашенно уставилась в зеркало. Лица женщин казались чудовищно огромными, с гротескно большими и нелепыми глупыми улыбками. Ее голову поскреб острый ноготь, и Манджу возмущенно воскликнула:
- Что вы делаете?
- Просто проверяю, нет ли вшей.
- Вшей? - гневно вскричала Манджу. - Нет у меня вшей.
- А у последней были. И не только на голове, - за этим утверждением последовал взрыв хохота.
- Вам-то откуда знать? - бросилась в атаку Манджу.
- Когда она сняла сари, оно ими просто кишело.
- Сари! - Манджу с криком вскочила на ноги, вцепившись в сари, которое они ей всунули, пытаясь его сорвать.
Обе женщины покатились со смеха.
- Это просто шутка, - они снова зашлись смехом. - То было другое сари.
Манджу начала всхлипывать.
- Я хочу домой, - сказала она. - Пожалуйста, разрешите мне уйти. Не отправляйте меня к ним.
- Так говорят все, кто сюда попадает, - приободрили ее женщины. - А потом остаются навсегда.
Они подхватили ее под руки и повели в залитую ослепительным светом студию. Теперь Манджу чувствовала себя совершенно потерянной, с нервами на пределе. Чтобы удержаться от рыданий, она вперила взгляд в пол, набросив сари на голову. В поле зрения появилась пара начищенных черных ботинок. Манджу услышала, как ее пригласили к режиссеру. Она сложила руки и прошептала приветствие, не поднимая глаз. Потом она увидела вторую пару ботинок, приближающихся к ней по полу.
- А это мой хороший друг, - раздался голос режиссера, - мистер Ниладри Раха из Рангуна.
Манджу подняла взгляд. Если бы она не услышала имя, то не узнала бы его. Много лет назад она встречалась с Нилом и Дину, они гостили у ее матери, остановившись внизу, на этаже тети Умы. Но с этой подстриженной черной бородой и в костюме он выглядел совершенно по-другому.
- Нил?
Он уставился на нее, разинув рот, язык замер в невысказанном восклицании. Дело было не в том, что он ее узнал, он потерял дар речи потому, что она была, вне всяких сомнений, самой прекрасной женщиной из тех, с кем ему доводилось разговаривать.
- Нил, это ты? - спросила Манджу. - Ты меня не помнишь? Я Манджу, племянница Умы Дей.
Он медленно и недоверчиво кивнул, словно забыл, как звучит его собственное имя.
Манджу бросилась к нему и заключила в объятья.
- О, Нил, - сказала она, вытирая слезы о его пиджак. - Отвези меня домой.
***
Гримерка преобразилась, когда Манджу вернулась, чтобы потребовать назад свою одежду. Две женщины теперь были само внимание.
- Так ты его знаешь?
- Но почему ты нам не сказала?
Манджу не стала терять время на объяснения. Она быстро переоделась и поспешила к двери. Нил ждал снаружи, у дверцы пассажирского сиденья новенького Деляж Д8 Дропхед 1938 года. Он открыл перед ней дверь, и Манджу проскользнула внутрь. В машине пахло новой кожей и хромом.
- Какая прекрасная машина, - сказала она. - Твоя?
- Нет, - засмеялся Нил. - Дилер сдал мне ее в аренду на несколько дней. Я не мог устоять.
На мгновение их глаза встретились, и оба быстро отвели взгляд.
- Куда хочешь поехать? - спросил Нил. Он повернул ключ зажигания, и Деляж откликнулся пыхтением.
- Дай подумать... - теперь, устроившись в машине, она не особо торопилась добраться домой.
Он начал что-то говорить:
- Что ж...
Манжу почувствовала, что они оба думают одинаковыми словами.
- Возможно... - предложение, так многообещающе звучавшее у нее в голове, осталось незаконченным.
- Понимаю.
- Да.
Каким-то образом этот краткий обмен репликами передал всё, что они хотели сказать друг другу. Нил нажал на газ, и они покинули студию. Оба понимали, что едут не в какое-то определенное место, а просто наслаждаются ездой.
- Я так удивился, увидев тебя в студии, - засмеялся Нил, - ты и правда хочешь стать актрисой?
Манджу почувствовала, что краснеет.
- Нет, - ответила она, - я просто хотела посмотреть, на что это похоже. В доме такая скукотища...
Произнеся эти слова, она уже не могла остановиться и начала рассказывать ему то, в чем не признавалась никому другому: как скучает по Арджуну, как его письма из военной академии наполняют ее отчаянием в отношении собственного будущего, о том, какое это проклятье для женщины - жить словно заместительницей близнеца-мужчины. Она рассказала даже о мужчинах, которых пыталась ей сосватать мать, о матерях возможных женихов, и как они дергали ее за волосы и рассматривали зубы.
Нил говорил мало, но Манджу поняла, что его молчание вызвано привычной немногословностью. По его лицу сложно было что-либо прочитать из-за густой черной бороды, но Манджу ощущала, что он слушает сочувственно, внимая каждому слову.
- А что насчет тебя? - наконец спросила она. - Ты и правда кинопродюсер?
- Нет! - это слово вырвалось у него словно ругательство. - Нет. Это вообще была не моя идея. Это предложил отец.
Он сказал, что на самом деле хотел заниматься торговлей древесиной, просил разрешить ему работать в семейном предприятии, но отец отказал. Раджкумар предложил ему подумать о чем-нибудь другом, торговля древесиной не каждому подойдет, заявил он, особенно городскому мальчику вроде Нила. Когда Нил начал настаивать, отец выдал ему некоторую сумму и сказал, что он может вернуться, если удвоит капитал. Но как? На этот вопрос Нила Раджкумар ответил: "Да хоть в кино вложи". Нил поймал его на слове и стал искать фильм, в который можно вложить деньги, и не смог найти его в Рангуне. Тогда он решил поехать в Индию.
- И сколько времени ты уже здесь? - спросила Манджу. - И почему не зашел нас проведать? Ты бы мог остановиться у тети Умы, внизу.
Нил неловко почесал бороду.
- Да, - отозвался он, - но знаешь, проблема в том...
- В чем?
- Отец не выносит твою тетю.
- Это неважно, - заявила Манджу. - Твоя мама часто приезжает. Уверена, что твой отец не стал бы возражать, если бы и ты так поступил.
- Может, и нет, но я всё равно не хочу.
- Почему?
- Ну, - Нил снова почесал бороду. - Это было бы неправильно.
- А что в этом неправильного?
- Не знаю, смогу ли объяснить, - он бросил на Манджу сконфуженный взгляд, и она поняла, что Нил пытается подобрать слова, чтобы произнести то, что не решался сказать даже самому себе.
- Продолжай.
- Понимаешь, - сказал он извиняющимся тоном, - просто я единственный, кто на его стороне.
Манджу это поразило.
- Ты о чем?
- Именно так мне кажется, - сказал Нил. - Что я единственный, кто на его стороне. Например, взять моего брата Дину. Мне иногда кажется, что он просто ненавидит папу.
- Почему?
- Может, потому что они совершенно разные.
- А вы с ним похожи?
- Да. По крайней мере, мне бы хотелось так думать.
Он отвернулся от дороги, чтобы ей улыбнуться.
- Не знаю, почему рассказываю тебе всё это, - сказал Нил. - Чувствую себя идиотом.
- Ты не идиот. Я знаю, что ты пытаешься сказать.
Они ехали вперед, в случайном направлении, то по одной улице, то по другой, выезжая задом из тупиковых переулков и разворачиваясь на широких улицах. К тому времени, как Нил ее высадил, уже почти стемнело. Они решили, что будет лучше, если он не станет заходить в дом.
На следующий день они встретились снова, а потом и на следующий. Нил продлил свое пребывание в городе и через месяц послал в Бирму телеграмму.
В один прекрасный день Долли появилась в дверях кабинета Умы.
- Долли? Ты здесь?
- Да. И ты ни за что не поверишь. по какой причине...

 

Назад: Глава двадцатая
Дальше: Глава двадцать вторая