Глава первая
Лишь один человек в закусочной точно знал, что за грохот перекатывается по равнине вдоль серебрящейся излучины Иравади, у западной стены мандалайского форта. Его звали Раджкумар, и он был индусом, мальчишкой одиннадцати лет - не заслуживающим доверия источником.
Звук был незнакомым и неясным, далекий гул, за которыми следовали низкие прерывистые раскаты. Временами он походил на неожиданный хруст сухой ветки, но потом резко сменился на приглушенное громыхание, и вся закусочная затряслась, а дымящийся котел с супом задрожал. В закусочной имелось только две скамьи, и на обеих плотно прижавшись друг к другу сидели люди. Было прохладно, в центральной Бирме началась короткая, но холодная зима, а солнце еще не встало достаточно высоко, чтобы выжечь сырой туман, что на заре стелился от реки. Когда в закусочной услышали гул, воцарилась тишина, а затем прокатился ураган вопросов и тихий шепот ответов. Люди недоуменно оглядывались по сторонам. Что это? Ба ле? Что это может быть? И тут в бормотание догадок ворвался резкий и возбужденный голос Раджкумара:
- Английская пушка, - произнес он по-бирмански с заметным акцентом. - Стреляют где-то вверх по реке. И направляются к нам.
Некоторые клиенты нахмурились, заметив, что говорит мальчишка-разносчик, калаа из-за моря - индус с такими же белыми зубами, как белки глаз, и кожей цвета полированного темного дерева. Он стоял в центре закусочной, держа стопку выщербленных керамических мисок, и робко улыбался, словно смущаясь от того, что выставил на всеобщее обозрение свои драгоценные знания.
Его имя означало "принц", но в его внешности не было ничего королевского - засаленная безрукавка, неаккуратно завязанная лонджи и покрытые толстой коркой мозолей босые ноги. Когда его спрашивали, сколько ему лет, он отвечал, что пятнадцать, а иногда - восемнадцать или девятнадцать, потому что такое большое преувеличение придавало ему ощущение силы, как будто он уже вырос и окреп, и телом и разумом, хотя на самом деле Раджкумар оставался всего лишь ребенком. Но он мог бы говорить, что ему двадцать, и люди всё равно бы верили, потому что он был крупным и статным, выше и шире в плечах, чем многие мужчины. А из-за очень темной кожи трудно было разглядеть, что его подбородок гладок, как ладони, без малейшего следа пробивающегося пушка.
В то ноябрьское утро Раджкумар находился в Мандалае по чистой случайности. Его лодка - сампан, на котором он работал мальчиком на побегушках - нуждался в ремонте, пройдя вверх по Иравади из Бенгальского залива. Владелец перепугался, когда ему сказали, что работы займут не меньше месяца, может, и больше. Он не мог позволить себе столько времени кормить команду и решил, что некоторым придется поискать другое занятие. Раджкумару велели идти в город, находящийся в паре миль от реки. На базаре напротив западной стены форта, ему следовало найти женщину по имени Ма Чоу. Она была наполовину индуской и держала небольшую закусочную, возможно, у нее найдется для Раджкумара какая-нибудь работа.
Вот так и получилось, что в возрасте одиннадцати лет Раджкумар вошел в Мандалай и впервые в жизни увидел прямую улицу. По ее обочинам стояли бамбуковые хибары и крытые банановыми листьями лачуги, валялись навозные лепешки и кучи мусора. Но прямизну дороги не мог замарать обрамляющий ее мусор, она была похожа на пересекающую бурное море дамбу. Улица уводила взор вдаль, через весь город, мимо ярко-красных стен крепости к далеким пагодам на мандалайском холме, сияющим на склоне, словно ряд белых колоколов.
В своем возрасте Раджкумар много где успел побывать. Лодка, на которой он работал - суденышко, обычно державшееся у открытой воды, шныряя вдоль протяженных берегов омывающего Бирму Бенгальского залива. Раджкумар был в Читтагонге и Бассейне и еще во множестве городов и деревушек между ними. Но ни в одной поездке он не видел таких оживленных улиц, как в Мандалае. Он привык к бесконечно извивающимся переулкам и проездам, когда ничего не разглядишь за следующим поворотом. Здесь же было нечто новое: улица, которая шла прямо и не сворачивая, и из центра города можно было разглядеть горизонт.
Когда показалась громада форта, Раджкумар остановился посреди улицы. Цитадель выглядела истинным чудом, со своими стенами длиной в целую милю и огромным рвом. Крепостные стены с бойницами возвышались почти в три этажа, но с парящей легкостью, красные, украшенные узорчатыми воротами с крышей в семь ярусов. От стен аккуратной сеткой расходились длинные прямые улицы. К тому времени, как Раджкумар вспомнил, для чего его послали в город, уже почти стемнело. Он вернулся к западной стене форта и спросил Ма Чоу.
- Ма Чоу?
- У нее закусочная, там еду продают - баяджай и всякое такое. Она наполовину индуска.
- А, Ма Чоу.
Ничего удивительного, что этот индийский мальчишка-оборванец искал Ма Чоу - она часто нанимала на работу в закусочную приблудных индусов.
- Вон она, та худенькая.
Ма Чоу оказалась изможденной женщиной небольшого роста со свисающими на лоб, словно тент с бахромой, кудряшками. Ей было слегка за тридцать, и выглядела она больше бирманкой, чем индуской. Она поджаривала овощи, согнувшись над чадящим маслом и прикрывшись рукой. Женщина подозрительно оглядела Раджкумара.
- Чего тебе надо?
Он начал объяснять про лодку и ремонт и что ему нужна работа на несколько недель, но она его прервала, заголосив во всю глотку и закрыв глаза:
- Ты что, вообразил, будто я работу под мышками держу, вынь да положь? На прошлой неделе мальчишка сбежал с двумя кастрюлями. Кто поручится, что ты не поступишь так же?
Она продолжила в том же духе.
Раджкумар понял, что эта вспышка не нацелена на него лично, дело было скорее в пыли, шипящем масле и ценах на овощи, чем в нем или в его словах. Он опустил глаза и продолжал стоять, переминаясь в пыли, пока она не закончила.
Ма Чоу умолкла и осмотрела его с ног до головы.
- Кто твои родители? - наконец спросила она, вытирая испарину со лба рукавом айнджи в разводах от пота.
- У меня их нет. Они умерли.
Она задумалась над этим, покусывая губы.
- Ладно. Приступай к работе, но помни, что не получишь ничего, кроме еды три раза в день и места для сна.
- Больше мне ничего и не надо, - усмехнулся он.
Закусочная Ма Чоу состояла из пары скамеек, укрывшихся под навесом в бамбуковой хижине. Она готовила, сидя у открытого очага на высоком стуле. Кроме жареного баяджая она также подавала лапшу и суп. Работа Раджкумара заключалась в том, чтобы разносить тарелки с супом и лапшой клиентам. В свободное от этого занятия время он мыл посуду, следил за очагом и резал овощи для супа. Ма Чоу не доверяла ему мясо или рыбу и резала их сама зазубренным да на короткой ручке. По вечерам она занималась мытьем посуды, относя полное ведерко с кухонными принадлежностями ко рву у форта.
Между закусочной Ма Чоу и рвом лежала широкая пыльная дорога, идущая вокруг громадного квадрата, образованного фортом. Раджкумару нужно было лишь пересечь это открытое пространство, чтобы добраться до рва. Прямо напротив закусочной Ма Чоу находился мост, ведущий к одному из небольших входов в крепость - похоронным воротам. Он расчистил под мостом небольшой участок воды, разогнав покрывающие ее поверхность листья лотоса. Это стало его местом: там он обычно плавал и мылся - под мостом, деревянные доски которого служили потолком и укрытием.
На противоположной стороне моста высились стены форта. За ними Раджкумар мог лишь разглядеть шпиль над девятью ярусами крыш, который венчал блестящий позолоченный зонтик - большой золотой хти бирманских королей. Под шпилем находился тронный зал дворца, где Тибо, король Бирмы вершил суд вместе со своей главной женой, королевой Супаялат.
Форт манил Раджкумара, но он знал, что для подобных ему огороженная территория крепости была запретным местом.
- Ты когда-нибудь была внутри? - спросил он однажды Ма Чоу. - В смысле в форте?
- О да, - важно кивнула Ма Чоу. - Трижды, это по меньшей мере.
- И на что он похож?
- Очень большой, гораздо больше, чем кажется. Настоящий город, с длинными улицами, каналами и садами. Сначала подходишь к домам чиновников и знати. А потом оказываешься перед частоколом из тикового дерева. За ним находятся покои королевской семьи и слуг - сотни и сотни комнат с золочеными колоннами и отполированными полами. А прямо в центре - огромный зал, похожий на луч света, со сверкающими хрустальными стенами и зеркальным потолком. Люди зовут его Стеклянным дворцом.
- А король когда-нибудь покидает форт?
- За последние семь лет ни разу. Но королева со служанками иногда гуляет вдоль стен. Те, кто их видели, рассказывают, что ее служанки - самые прекрасные девушки на этой земле.
- А кто они, эти служанки?
- Молоденькие девушки, сироты, многие совсем еще дети. Говорят, этих девочек привозят во дворец с далеких гор. Королева принимает их как своих детей, растит, а они ей служат. Говорят, что она никому, кроме этих девушек, не доверяет заниматься собой и королевскими детьми.
- А когда эти девочки приходят к воротам? - спросил Раджкумар. - Как бы на них поглядеть?
Глаза мальчишки заблестели, а лицо приобрело решительное выражение. Ма Чоу посмеялась над ним.
- А что, решил забраться внутрь, глупый индус, черный как уголь калаа? Они тебя за милю учуют и снесут голову с плеч.
Той ночью, лежа на спине на своей циновке, Раджкумар посмотрел в проем между ступнями и заметил золотой хти над дворцом, в лунном свете он сиял как маяк. Неважно, что сказала Ма Чоу, решил он, до того, как покинуть Мандалай, он пересечет ров, найдет способ пробраться внутрь.
***
Ма Чоу жила над закусочной в комнатке со стенами из бамбука, стоящей на сваях. С закусочной комнату соединяла хлипкая выщербленная лестница. Раджкумар проводил ночи под местом обитания Ма Чоу, между сваями, там, где днем сидели клиенты. Пол комнаты Ма Чоу был грубо сколочен из плохо пригнанных досок. Когда Ма Чоу зажигала лампу, чтобы переодеться, Раджкумар мог отчетливо ее разглядеть сквозь щели в полу. Лежа на спине и скрестив руки под головой, он не моргая смотрел, как она развязывала небрежно затянутую на груди айнджи.
Днем Ма Чоу была надоедливой и сварливой, она бросалась от одного дела к другому и орала на всякого, кто попадался на пути. Но по ночам, когда заканчивалась работа, ее движения обретали некоторую томность. Она обхватывала руками груди, выставляя их напоказ, и обмахивалась руками, ее пальцы медленно скользили по впадине между грудями, вниз по холмику живота, к ногам и бедрам. Когда Раджкумар наблюдал за ней снизу, его рука тихо прокрадывалась к узлу лонджи и в пах.
Однажды ночью Раджкумара внезапно разбудил ритмичный скрип досок наверху, сопровождаемый стонами, вздохами и прерывистым дыханием. Но кто мог быть с ней наверху? Он не видел, чтобы кто-нибудь поднимался.
На следующее утро Раджкумар заметил похожего на сову мужчину в очках, спускающегося по лестнице из комнаты Ма Чоу. Незнакомец был одет по-европейски: в рубашку, брюки и пробковый шлем. Оценив Раджкумара долгим и серьезным взглядом, незнакомец очень официально поднял шляпу.
- Как поживаешь? - спросил он. - Кайса хай? Суб кучх тик-таак?
Раджкумар прекрасно понял эти слова - так сказал бы индиец - но всё равно изумленно разинул рот. Приехав в Мандалай, он встречал разного рода людей, но незнакомец не принадлежал ни к одному типу. Он носил европейскую одежду и, видимо, знал хиндустани, хотя чертами лица не был похож ни на белого, ни на индуса. Вообще-то он выглядел как китаец.
Улыбнувшись в ответ на удивление Раджкумара, мужчина снова снял шляпу и скрылся на базаре.
- Кто это был? - спросил Раджкумар Ма Чоу, когда она спустилась по лестнице.
Вопрос явно вызвал у нее раздражение, и она бросила на Раджкумара взгляд, предполагающий, что предпочла бы не отвечать. Но Раджкумара обуяло любопытство, и он продолжал настаивать.
- Кто это был, Ма Чоу?
- Это... - Ма Чоу начала говорить, коротко выдыхая слова, словно они поднимались из ее живота. - Это... мой учитель... мой Саяджи.
- Твой учитель?
- Да... Он учит меня... Он много чего знает...
- Что знает?
- Неважно.
- Где он выучил хиндустани?
- За границей, но не в Индии... Он откуда-то из Малайи. Думаю, из Малакки. Спроси его сам.
- Как его зовут?
- Неважно. Можешь называть его Сая, как и я.
- Просто Сая?
- Сая Джон, - она гневно повернулась к нему. - Так мы все его зовем. Если хочешь знать больше, спроси его сам.
Потянувшись к остывшему очагу, она бросила в Раджкумара пригоршню пепла.
- С чего ты взял, что можешь сидеть тут и болтать всё утро, калаа-недоумок? А ну марш за работу.
Ни в эту ночь, ни на следующую Сая Джон не появился.
- Ма Чоу, - спросил Раджкумар, - что случилось с твоим учителем? Почему он больше не приходит?
Ма Чоу сидела у очага, поджаривая баяждай.
- Он уехал, - отрезала она, уставившись на горячее масло.
- Куда?
- В джунгли.
- В джунгли? Зачем?
- Он подрядчик. Поставляет припасы в лагеря заготовщиков тика. Основную часть времени проводит в разъездах.
Внезапно половник выпал из ее рук, и Ма Чоу закрыла лицо руками.
Раджкумар нерешительно подошел к ней.
- Почему ты плачешь, Ма Чоу? - он погладил ее по голове, выражая неуклюжим жестом сочувствие. - Ты хочешь выйти за него замуж?
Она потянулась за полой его истрепанной лонджи и промокнула слезы собранной в охапку тканью.
- Его жена умерла год или два назад. Она была китаянкой из Сингапура. У него есть сын, малыш. Он говорит, что никогда снова не женится.
- Может, он поменяет свое мнение.
Ма Чоу оттолкнула Раджкумара одним из своих резких гневных жестов.
- Ничего-то ты не понимаешь, дубина калаа. Он христианин. Каждый раз, когда он ко мне приходит, потом ему приходится идти в церковь, молиться и просить прощения. Думаешь, я хочу выйти замуж за такого человека? - она подхватила половник с земли и затрясла им в сторону Раджкумара. - А теперь возвращайся к работе, или я поджарю твою черную рожу в масле.
Через несколько дней Сая Джон вернулся. Он снова поприветствовал Раджкумара на ломаном хиндустани:
- Кайса хай? Суб кучх тик-таак?
Раджкумар принес ему миску с лапшой и стоя смотрел, как Сая Джон ест.
- Сая, - наконец спросил он по-бирмански, - как вы научились говорить на индийском языке?
Сая Джон поднял на него глаза и улыбнулся.
- Я его выучил еще ребенком, - сказал он, - потому что я, как и ты, сирота, подкидыш. Меня воспитали католические священники в городе под названием Малакка. Они приехали отовсюду - из Португалии, Макао, Гоа. Они дали мне имя - Джон Мартинс, хотя потом оно стало другим. Они называли меня Жоао, но позже я сменил это имя на Джон. Они говорили на многих языках, эти священники, и от гоанцев я научился нескольким индийским словам. Когда я подрос и смог работать, то поехал в Сингапур, где некоторое время служил санитаром в военном госпитале. Солдаты в большинстве своем были индийцами, они задавали мне тот же вопрос: "Как вышло, что ты, носящий христианское имя и выглядящий как китаец, говоришь на нашем языке?" Тогда я объяснил им, как это произошло, а они засмеялись и сказали: "Ты дхоби ка кутта - собака того, кто стирает белье - на гхар ка на гхат ка - не принадлежишь ни земле, ни воде", и я ответил: "Да, такой я и есть", - он засмеялся с заразительной веселостью, и Раджкумар к нему присоединился.
Однажды Сая Джон привел в закусочную сына. Мальчика, выглядящего не по возрасту уверенным, симпатичного ребенка семи лет с живыми глазами, звали Мэтью. Он только что приехал из Сингапура, где жил в семье матери и учился в известной миссионерской школе. Пару раз в году Сая Джон привозил его на каникулы в Бирму.
Только начался вечер - самое напряженное время в закусочной, но в честь гостей Ма Чоу решила ее закрыть. Она отвела Раджкумара в сторонку и велела его взять Мэтью на прогулку, на час или около того. С другой стороны форта находился пве , мальчики могли бы повеселиться в ярмарочной суете.
- И помни, - и тут она яростно и бессмысленно замахала руками, - ни слова о...
- Не беспокойся, - Раджкумар одарил ее невинной улыбкой. - Я ничего не расскажу о ваших уроках.
- Идиот калаа, - она стукнула его кулаком по спине, - Убирайся отсюда.
Раджкумар переоделся в хорошую лонджи и потрепанную безрукавку, которые дала ему Ма Чоу. Сая Джон всунул ему в ладонь несколько монет.
- Купи что-нибудь вам обоим, и ведите себя хорошо.
По пути к пве их привлек продавец арахиса. Мэтью проголодался и настоял, чтобы Раджкумар купил им обоим по горсти орехов. Они сели на берегу рва, опустив ноги в воду и разбрасывая вокруг ореховую скорлупу.
Мэтью вытащил из кармана листок бумаги. На нем был рисунок - повозка о трех колесах на тонких спицах - два чуть большего размера сзади и одно поменьше спереди. Раджкумар, нахмурившись, уставился на рисунок: это выглядело как открытый экипаж, но без оглоблей для лошади или быка.
- Что это?
- Экипаж с мотором.
Мэтью всё подробно объяснил - небольшой двигатель внутреннего сгорания, вертикальный коленчатый вал и горизонтальное маховое колесо. Он рассказал, что механизм обладает силой лошади и может развивать скорость до восьми миль в час. Его продемонстрировал в Германии Карл Бенц в нынешнем, 1885 году.
- Однажды, - тихо произнес Мэтью, - у меня будет такой, - в его голосе не звучало хвастовство, и Раджкумар не сомневался в этих словах ни минуты. Он был впечатлен, что ребенок такого возраста прекрасно разбирается в столь странном предмете.
Потом Мэтью спросил:
- Как ты оказался здесь, в Мандалае?
- Я работал на лодке, сампане, как те, что ты видишь на реке.
- А где твои родители? Семья?
- У меня их нет, - Раджкумар помолчал. - Они умерли.
Мэтью раскусил зубами ореховую скорлупу.
- Как?
- Была лихорадка, такая болезнь. В нашем городе, Акьябе, многие умерли.
- Но ты выжил?
- Да. Я заболел, но выжил. Единственный из всей семьи. У меня был отец, сестра, брат...
- И мама?
- И мама.
Мать Раджкумара умерла в сампане, привязанном в заросшем мангровыми деревьями устье реки. Он помнил узкий, как туннель, камбуз на лодке и крышу из тростинка и соломы, а в голове у матери, на одной из поперечных досок палубы, стояла масляная лампа. Она мерцала желтым светом в ореоле роящихся насекомых. Ночь была тихой и безветренной, и мангровые заросли со своими влажными корнями росли густо, заслоняя от легкого бриза, покачивающего суденышко между двумя грязевыми отмелями. Но всё равно во влажной темноте вокруг лодки было что-то безжалостное. Время от времени Раджкумар слышал всплеск, когда в воду падал стручок с семенами или скользила в иле рыба. В похожем на нору камбузе сампана было жарко, но его мать дрожала. Раджкумар обшарил лодку и накрыл мать найденной одеждой.
К тому времени Раджкумар уже многое выяснил про лихорадку. Она пришла в их дом вместе с отцом, который каждый день трудился на складе в порту. Он был тихим человеком, зарабатывавшим на жизнь в качестве дубаша и мунши - переводчика и клерка - служа нескольким торговцам на восточном берегу Бенгальского залива. Дом семьи стоял в порту Читтагонга, но отец поссорился с родными и увез свою семью, медленно перемещаясь вдоль побережья и предлагая свои знания цифр и языков, пока, наконец, не осел в Акьябе, главном порту Аракана - бурного побережья, где сталкивались в беспокойном водовороте Бирма и Бенгалия. Там он остался на десяток лет, став отцом троих детей, старшим из которых был Раджкумар. Их дом находился в пропахшей сушеной рыбой бухточке. Они носили фамилию Раха, и когда соседи спрашивали, кто они такие и откуда, они называли себя индусами из Читтагонга. Вот что Раджкумар знал о прошлом своей семьи.
Следующим после отца заболел Раджкумар. Когда он пришел в себя, то обнаружил, что выздоравливает и находится вместе с матерью на море. Мать сказала, что они на пути в родной Читтагонг, и теперь их осталось двое, остальные умерли.
Плыли медленно, против течений. Сампан с квадратным парусом и командой халаси пробивал путь вдоль побережья, держась от него поблизости. Раджкумар быстро поправлялся, но теперь заболела мать. Когда до Читтагонга оставалась пара дней, она задрожала в лихорадке. Берега заросли густым мангровым лесом, и однажды вечером владелец лодки привязал сампан к коряге и стал ждать.
Раджкумар укрыл мать всеми сари из ее узелка с одеждой и одолженными у моряков лонджи, даже сложенным парусом. Но не успел он закончить, как ее зубы снова застучали, тихо, как игральные кости. Она позвала его присесть рядом, поманив пальцем. Когда он приблизил ухо к ее губам, то почувствовал щекой, что ее тело раскалено, как горячий уголек.
Мать указала на узел на свободном конце сари. В него был завернут золотой браслет. Она вытащила его и велела Раджкумару его спрятать, завязав в саронг. Находе, пожилому владельцу лодки, можно доверять, сказала она, Раджкумар должен отдать ему браслет, когда они доберутся до Читтагонга, и только тогда, не раньше.
Она сжала пальцы Раджкумара вокруг браслета, который был еще теплым от охватившего ее тело жара, казалось, что форма металла отпечаталась на его ладони.
- Живи, - прошептала мать. - Бече тако, Раджкумар. Живи, мой принц, держись за жизнь.
Потом ее голос затих. Раджкумар внезапно расслышал слабое шлепанье копошащихся в иле сомов. Он поднял глаза, посмотрев на находку, владельца лодки, который присел на носу сампана, раскуривая кальян из кокосовой скорлупы и запустив пальцы в тощую седую бороду. Команда расположилась рядом и смотрела на Раджкумара. Моряки обнимали закутанные в саронги колени. Мальчик не мог сказать, была ли в их пустых глазах жалость или нетерпение.
Теперь у него остался только браслет, мать хотела, чтобы Раджкумар его использовал в качестве платы за проезд обратно в Читтагонг. Но мать умерла, и какой был смысл возвращаться в то место, которое покинул отец? Нет, лучше заключить с находой сделку. Раджкумар отвел старика в сторонку и попросил разрешения присоединиться к команде, предложив браслет в счет обучения.
Старик оглядел его. Мальчик был сильным и старательным, более того, пережил смертельную лихорадку, что опустошила так много городов и деревень на побережье. Уже одно это говорило об определенно полезных качествах его тела и духа. Старик кивнул мальчику и взял браслет - да, оставайся.
Когда настал день, сампан остановился на песчаной косе, и команда помогла Раджкумару устроить погребальный костер для кремации матери. Руки Раджкумара затряслись, когда он вложил в ее рот огонь. Он, у которого была такая большая семья, теперь остался один, учеником халаси в качестве наследства. Но он не боялся, ни секунды. Раджкумара печалили сожаления, что семья оставила его так быстро, так рано, не познав ни богатств, ни наград, которые, он точно знал, он однажды завоюет.
***
Раджкумар давно уже не говорил о своей семье. Среди товарищей по лодке эта тема обсуждалась редко. У многих из них семьи пали жертвой одной из катастроф, которые так часто посещали побережье. Они предпочитали не разговаривать о подобных вещах. Странно, что этот мальчик, Мэтью, со своей правильной речью и официальными манерами, вытащил из него всё это. Раджкумар был тронут, и ничего не мог с этим поделать. На пути обратно к Ма Чоу он обнял мальчугана за плечи.
- И надолго ты здесь?
- Завтра уезжаю.
- Завтра? Но ты же только что приехал.
- Знаю. Предполагалось, что я останусь на две недели, но отец думает, что быть беде.
- Беде! - вытаращился на него Раджкумар. - Какой еще беде?
- Англичане собираются послать флот вверх по Иравади. Будет война. Отец говорит, что они хотят весь бирманский тиковый лес. Король не хочет его отдавать, и они с ним разделаются.
Раджкумар расхохотался.
- Война из-за леса? Никогда такого не слыхал! - он недоверчиво похлопал Мэтью по голове - в конце концов, мальчик был всего лишь ребенком, несмотря на взрослое поведение и необычные знания, наверное, просто накануне ему приснился кошмар.
Но этот случай стал одним из многих, когда Мэтью показал себя мудрее и проницательнее Раджкумара. Два дня спустя весь город охватили слухи о войне. Из форта промаршировало большое воинское подразделение, направившись вниз по реке, в сторону лагеря в Мингане. На базаре царила суматоха: торговки рыбой опустошили свои бадьи в мусорные кучи и поспешили по домам. К закусочной Ма Чоу подбежал взъерошенный Сая Джон. В руках он нес лист бумаги.
- Королевская прокламация, - объявил он, - выпущена за подписью короля.
Публика в закусочной умолкла, когда он начал читать:
- "Всем подданным короля и жителям королевской империи. Эти еретики, варвары-англичане, эти калаа, предъявили категорические требования, рассчитанные на то, чтобы привести к упадку и уничтожить нашу религию, порушить национальные традиции и устои и привести к вырождению нашу расу, они демонстрируют подготовку к объявлению войны нашему государству. Они получили ответ согласно обычаям нашей великой нации, справедливый и правильный. Если вопреки сему эти еретики-чужеземцы явятся с малейшей попыткой нарушить покой нашего государства, Его величество, зорко следящий за интересами нашей религии и государства, не будет сего терпеть, а самолично выступит со своими генералами, капитанами и лейтенантами, со всеми великими силами пехоты, артиллерии, слонами и кавалерией, по воде и по суше, и вся мощь армии обрушится на этих еретиков, покорит и аннексирует их страну. Дабы поддержать нашу религию, честь страны и национальные интересы и принести тройную пользу - нашей религии, нашим богам и нам самим, и тем добиться важных плодов на пути к небесным чертогам и к нирване".
Сая Джон скривился.
- Смелые слова, - сказал он. - Посмотрим, что будет дальше.
После первого приступа паники улицы быстро успокоились. Базар снова открылся, торговки рыбой вернулись и копошились в мусоре в поисках утраченного товара. Следующие несколько дней люди вели дела как обычно. Единственной заметной переменой стало то, что на улицах больше не видно было иностранцев. В Мандалае жило не так уж мало чужеземцев - дипломаты и миссионеры из Европы, торговцы из Греции, Армении, Китая и Индии, рабочие и моряки из Бенгалии, Малайи и Коромандельского берега , белокожие астрологи из Манипура, деловые люди из Гуджарата - все те люди, которых Раджкумар никогда не видел до приезда сюда. Но теперь иностранцы внезапно исчезли. Ходили слухи, что европейцы ушли вниз по реке, а остальные забаррикадировались в домах.
Спустя несколько дней королевский двор выпустил еще одну прокламацию, на сей раз радостную: в ней провозглашалось, что королевские войска нанесли захватчикам значительное поражение неподалеку от крепости Минхла. Английские войска отступили и отвели флот от границы. Королевская баржа спустится вниз по реке, украшенная в честь войск и их офицеров. Во дворце состоится благодарственная церемония.
На улицах раздались радостные возгласы, и туман тревоги, висящий над городом в последние дни, быстро рассеялся. Ко всеобщему облегчению всё быстро возвратилось в обычную колею: торговцы толпой вернулись обратно, и в закусочной Ма Чоу стало еще оживленней, чем раньше.
А потом однажды вечером, направившись на базар, чтобы пополнить для Ма Чоу запасы рыбы, Раджкумар наткнулся на знакомого седобородого владельца лодки, Находу.
- Лодка скоро отправится? - спросил Раджкумар. - Ведь война кончилась.
Улыбнувшись не раздвигая губ, старик выдал ему секрет:
- Война не закончилась. Еще нет.
- Но мы слышали...
- То, что мы слышим у реки, сильно отличается от того, о чем болтают в городе.
- И что вы слышали? - спросил Раджкумар.
Хотя они разговаривали на своем диалекте, Находа понизил голос.
- Англичане будут здесь через день или два, - ответил он. - Их видели лодочники. Они ведут за собой самый большой флот, что когда-либо плавал по реке. У них есть пушка, которая может снести каменные стены форта, и корабли проворнее приливной волны, их ружья стреляют быстрее, чем ты произносишь слова. Они надвигаются как прилив: ничто их не остановит. Сегодня мы слышали, что их корабли заняли позиции у Мингана. Завтра ты наверняка услышишь фейерверк...
И точно, на следующее утро по равнине прокатился далекий гул, добравшись до закусочной Ма Чоу около западной стены форта. Когда прозвучали первые залпы, рынок был заполнен людьми. Крестьянки из городских предместий пришли пораньше и расстелили в рядах циновки, разложив овощи аккуратными мелкими кучками. Неподалеку остановились рыбаки с ночным уловом свежей речной рыбы. Через пару часов овощи начнут вянуть, а рыбьи глаза затуманятся. Но пока всё было свежим и твердым.
Первое громыхание орудий привело лишь к небольшой задержке в утренней торговле. Люди озадаченно глядели в ясное небо, а лавочники высунулись из-за своих лотков, задавая друг другу вопросы. Ма Чоу с Раджкумаром еще с рассвета тяжело трудились. Как обычно прохладным утром многие останавливались, чтобы перекусить перед тем, как направиться домой. Теперь напряженные обеденные часы прервал внезапный гул. Люди беспокойно переглядывались: что это за шум?
И тут в разговор вступил Раджкумар.
- Английские пушки, - сказал он. - Они идут сюда.
Ма Чоу раздраженно прикрикнула:
- Откуда тебе знать, что это, глупый ты мальчишка?
- Их видели лодочники, - ответил Раджкумар. - Сюда идет весь английский флот.
У Ма Чоу была целая закусочная клиентов, и она оказалась не в настроении, чтобы позволить единственному помощнику отвлекаться на далекий шум.
- Хватит уже об этом, - заявила она. - Иди работать.
Далекая стрельба усилилась, и миски на скамьях зазвенели. Посетители тревожно заерзали. На рыночной площади неподалеку кули уронил мешок с рисом, и зерно рассыпалось по пыльной дороге, словно брызги белой краски, а люди отталкивали друг друга, разбегаясь. Лавочники очищали лотки, распихивая товары по мешкам, крестьянки опустошали корзины в мусорные кучи.
Внезапно клиенты Ма Чоу вскочили на ноги, побросав миски и отталкивая скамьи. Ма Чоу в смятении повернулась к Раджкумару.
- Не мог помалкивать, идиот калаа? Смотри, всех клиентов распугал.
- Я не виноват...
- А кто ж еще? Что мне делать со всей этой едой? Что станет с рыбой, которую я вчера купила?
Ма Чоу рухнула на стул.
За ними, на опустевшей рыночной площади, собаки дрались за брошенные куски мяса, кружа стаями вокруг мусорных куч.
