Паршивая овца Гётшендорфа. Часть 1

Помните профессора-датчанина из «Осеннего марафона»? Наивный, смешной ученый-славист Билл Хансен, попавший в ученики к бесподобному Леонову с его «тостующий» и «тостуемый», которые обязательно «пьют до дна», потом залетевший в «трезвователь», откуда его выручал Басилашвили, вызывает добрую улыбку и спустя почти сорок лет с выхода фильма Данелии.

А что, если вглядеться в человека, который сыграл этого профессора, по-настоящему? Оказывается, тут будет место не только для доброй улыбки, но и для настоящего уважения, а то и почтения: совсем уж человек, сыгравший Хансена, не наивен.

Итак, Норберт Кухинке. Именно он сыграл профессора-слависта. Никакой Норберт не датчанин, конечно, а самый настоящий немец. Причем очень хороший журналист: работал долгое время в «Шпигеле», потом в «Штерне», будучи московским корреспондентом этих журналов в самое что ни на есть «застойное» время, в 70-е годы. Тут он и встретился с Данелией, который пригласил Норберта сыграть в новом фильме.

Никаким растяпой или разиней Кухинке не был, конечно: если уж брался за работу, то делал ее на совесть. И если уж попал в Россию, то изучал ее по-настоящему, научившись отличать наносное, «советское», от подлинного, русского. Поэтому и предпочитал общаться не с советскими чинушами в галстуках, а с нормальными людьми. Чинуши, кстати, по словам Норберта, вызывали в нем отвращение: они утрачивали элементарные связи с действительностью, относясь к человеку только согласно его номенклатурному положению. А вот люди – это да, Кухинке в них просто влюбился. Будучи дотошным журналистом, он, разумеется, не верил официозу и пропаганде, а будучи журналистом честным, не верил ни тому ни другому с обеих сторон. Изучая жизнь России, он ходил по оставшимся православным церквам страны. Искренне верующий человек, он проникся красотой Православия – что эстетической, что духовной – и решил по мере своих сил познакомить с ним своих соотечественников. О том, получилось ли это у Норберта Кухинке, и идет речь сегодня.

Вернувшись из России домой, он взял и построил… монастырь. Самый настоящий. Не сразу, конечно: потребовались долгие годы, чтобы выносить и родить эту идею, чтобы изменились к лучшему времена. Но – взял и построил. Нашел в провинции Укермарк деревушку Гётшендорф, уже успевшую хватить всех прелестей перемен и начинавшую хиреть, купил там дом и, используя свои знакомства и влияние – что в Германии, что в России, – вдохновил людей идеей постройки православного монастыря. Люди, конечно, обалдевали сначала: католик строит православный монастырь! Но потом, проведя пару часов за беседой с Кухинке, во всем с ним соглашались и вдохновение его разделяли. Так и получилось, что ровно десять лет назад глухая немецкая провинция вдруг стала донельзя интересной не только для праздных туристов, но и для людей, занятых серьезными поисками. А искать есть что.

Самые человечные бегемоты

– Всё! Хочу подальше отсюда, – заявила Наташа. – Дышать нечем – желаю воздуха! Кто бы мог подумать, что в зоопарке приятнее, чем снаружи: тут хоть бегемоты с обезьянами вменяемые, а там, за забором, – эти ходят, с флагами радужными.

– Это называется – «Всё передовое человечество радостно встречает прогрессивный закон, принятый в самой лучшей стране мира», – пояснил я. – Вот и ходят с флагами. А бегемоты и правда милее радующихся снаружи товарищей.

В общем, нарвались: приехали в Берлин, а здесь как раз радостно и послушно отмечали известное разрешение американского суда, позволяющее вступать – во что, уж не знаю, но не в брак точно – людям одного пола. Идешь по городу – кругом вот это вот всё: мальчики в чулках и в помаде, девочки непонятно в чем – какое-то силиконовое месиво под радужным флагом, причем агрессивно настроенное. Ладно, ребенок поступил мудро: взял и заснул в своей коляске, а проснулся только у бегемотов, к которым мы ринулись, чтобы «не испачкаться». Людьми себя почувствовали в зоопарке – такая вот цивилизация. А до отъезда еще два дня. Ночевать в зоопарке не принято – хочешь не хочешь, а уходить надо.

Немецкий Сигор

Так мы решили «угонзати в Сигор». Лот, правда, из меня так себе, особенно в смысле праведности, но хоть немного удалось понять его чувства, когда он жил в известном городке. Противно, доложу вам, донельзя. А если ты с семьей там прописан? Нет, ребята, вон отсюда! В Сигор! Наташа, не в пример Лотовой жене, соляным столпом становиться не хотела, поэтому бежала без оглядки, а я коляску с мудро уснувшим Саввой Петровичем впереди толкал. Слышалось Наташино возмущенное: «Хотела на настоящих немцев посмотреть. Увидела, ага. Хоть один нормальный немец остался вообще?!»

Остался, и не один. Ура! Нашим Сигором оказалась деревушка Гётшендорф в провинции Уккермарк. Огромное спасибо мы должны сказать общине Воскресенского собора в Берлине, что на Hohenzollerndamm, 166: каким-то чудом добравшись сюда через полгорода сквозь веселящиеся толпы непонятно кого, мы узнали, что отсюда едут паломники в Свято-Георгиевский монастырь, расположенный в этой деревне в 70 км от Берлина. Автобус отправлялся рано утром. Нас дружно пожалели и пригласили с собой. Савва Петрович оживился и заорал что-то похожее на «А-а-аксиос!» – после этого сказали, что возьмут бесплатно.

И тут уже началась настоящая Германия, без заскоков. «Речка, небо голубое – это всё мое, родное» – хоть и не про Германию стишок, но, когда вырываешься из ужаса, любое настоящее, нормальное начинаешь воспринимать родным. Правда красиво. Уккермарк впечатляет достойным спокойствием. Тихие деревни, озера, дубовые рощи, а то и хвойные леса, на совесть возделанные поля (о, дядька в поле вылез из трактора и приветственно рукой помахал) – уф-ф: жива старушка Германия. И когда ты, въезжая в одну из деревень, вдруг видишь новый скромный собор, распахнувший двери, десятки человек вокруг него – дышишь уже полной грудью и понимаешь, что не только жива, но поживет еще, даст Бог.