— Однако скоро уже начнет светать, — озабоченно сказала Иза, — а нам нужно еще вернуться к флайеру, чтобы отдать распоряжения насчет его возвращения к звездолету.

— Это далеко? — Спросил Квинт. — А то, если не будешь возражать, я могу составить тебе компанию.

— Мы оставили флайер в горах, примерно в ста километров отсюда. На крыльях около часу лета.

— Ну что ж, я не против поразмяться, — весело ответил Квинт, — давненько не пользовался крыльями. Уже стал забывать, каково это.

— Ну, если тебе так хочется полетать, я не возражаю. Дита, отдай Аркусу свой антигравиплан. Пусть тряхнет стариной, а то засиделся тут, в своем Риме.

— Как это, полетать на крыльях Афродиты? — Заинтересованно спросила Тания. — Разве их можно снимать и передавать кому-нибудь другому? Вот птицы, они же не могут никому отдавать свои крылья?

— Столько вопросов, и все сразу! — Смеясь воскликнула Иза. При этом куда-то пропали металлические нотки в ее голосе. Напротив. Он стал нежным и ласковым, и если в нем и остались металлические оттенки, то они скорее походили на нежную трель колокольчика. — Это не настоящие крылья, деточка. Это всего лишь машина, с помощью которой можно передвигаться по воздуху. Как-нибудь я научу тебя ими пользоваться (если, конечно ты сама этого захочешь, и если не вспомнишь раньше)

В разговор вмешался Луций.

— Помнишь, что я говорил тебе в Александрие? А ты решила, что я подшучиваю над тобой. Теперь-то ты понимаешь, что я вовсе не шутил?

— Ты же мне ничего не объяснил, вот я и решила, что ты меня разыгрываешь! — Обиженно парировала Тания.

— Ах Тания, да разве бы ты мне поверила, начни я тебе хоть что-нибудь объяснять?

— Не поверила бы, — буркнула девочка, — пока сама бы не увидела!

— Вот теперь я узнаю свою подругу Темис! — Рассмеялся Луций. — Ты вся в этом своем упрямстве!

— Ну, хватит, хватит! — Остановила словесную перепалку Иза. — Квинт. Если ты не передумал, то полетели.

Тания с завистью посмотрела вслед, удаляющимся в темное ночное небо, Изиде и Квинту.

— Скажи, Луций, а в Рим мы тоже полетим на крыльях?

— Нет, девочка, за Вами прилетит твой отец на летающем корабле.

— Почему ты сказал «за Вами»? А ты что, не собираешься лететь?

— Да, действительно, Луций, — удивленно спросил Аврелий, — как прикажешь понимать твои слова?

— Я никак не смогу сейчас отправиться в Рим. Ты, наверное, забыл, приятель, что я кое-что оставил неподалеку от Александрии. Глупо было бы бросать такой замечательный катер. Как мне думается, он нам еще может пригодиться. Поэтому я намерен вернуться в Александрию, а уже оттуда — к себе в Помпеи, а уже только потом — в Рим.

— Жаль будет расставаться после столь долгой разлуки, дорогой Стан. Ой, прости, я по привычке пользуюсь твоим первым именем. — Грустно проговорила Дита.

— Ну, это совсем ненадолго. Всего на пару — тройку недель. Что это по сравнению с тем огромным сроком, который прошел между нашей последней встречей и сегодняшним днем? Всего лишь мгновение!

— Да, действительно! Прошла целая вечность, но, кажется, что все это было только вчера!

— Я осмелюсь нарушить Ваш вечер воспоминаний. — Вмешался Аврелий. — И как же ты собираешься попасть в Александрию?

— Точно так же, как и сюда. На корабле.

— Интересно, а как ты себе это представляешь? Тебе напомнить, что пообещал профессор гребцам?

— Прекрасно помню! Он пообещал им свободу в конце нашего пути. Только подумай сам, Аврелий, что они будут делать со своей свободой, на что жить?

— У тебя что, есть, что им предложить?

— Представь, да! Я намерен, по прибытию в Александрию, обратиться к Вашему бравому триерарху, чтобы он принял их всех в свою команду. Они продолжат заниматься привычной работой, но при этом будут получать за нее денежное содержание. Мне кажется, это куда гуманнее, чем отпустить людей на все четыре стороны, обрекая их, таким образом, на жалкое, голодное существование, или на перспективу снова оказаться в рабстве.

— А девушки, — вмешалась Цилия, что ты намерен делать с ними? Тоже предложишь Демецию взять их на службу?

— Девушки? — Удивленно воскликнул Луций. — Действительно, о них я не подумал. Просто выскочило из головы. Хотя, пожалуй, я знаю, что делать! В Александрие я попрошу Валтасара, дать им какое-нибудь из его снадобий так, чтобы уснув крепким сном в Александрие, проснулись они уже в Помпеях. Мне кажется, на вилле жить им будет вполне комфортно.

— Похоже, приятель, ты запал на одну из них, — со смехом сказал Аврелий, — а может сразу на всех троих?

— Хватит нести чепуху! Если бы мне было это нужно от рабынь, они бы уже давно ползали у моих ног. Я лишь предлагаю, таким образом обеспечить девушкам безбедное существование. Конечно, если кто-нибудь из них пожелает вернуться в родные края, я не буду этому препятствовать, и даже готов оказать всяческое содействие.

— Хорошо, хорошо, не парься! Ответь только, ты говорил об этом с профессором?

— Если ты думаешь, что я способен принимать подобные решения без его одобрения, то глубоко ошибаешься. Конечно, я говорил с ним об этом, и одобрение получил.

Пока Луций с Аврелием выясняли детали дальнейшей участи рабов, Тания подсела к Дите, восхищенно глядя на нее.

— Ты очень красивая! — сказала девочка. — А ты и вправду та самая богиня Афродита, дочь Зевса, о которой мне рассказывали мама и старик Диохил?

— Та самая, можешь не сомневаться! — С улыбкой ответила Дита.

— Тогда скажи, если ты на самом деле богиня любви и красоты, ты правда вышла из пены морской?

— В общем, да, был такой эпизод в моей жизни. Наверное, кто-то из островитян подглядел, как я выходила на берег, и решил, что я, таким образом, родилась. На самом деле, тогда, так неудачно, надо мной подшутил мой муж, что мне ничего не оставалось, как выбраться совершенно нагой на пустынный берег. Людям свойственны различные фантазии, вот они и придумали эту красивую легенду.

— А ты действительно была моей лучшей подругой, тогда, в моей другой жизни?

— Была, есть и всегда буду, можешь в этом не сомневаться.

— Расскажи что-нибудь про нашу дружбу. Мне так хочется поскорее все узнать.

— Видишь ли, Тания, если я стану тебе сейчас все рассказывать, то это будут только мои воспоминания. Важно, чтобы ты все вспомнила сама, и тогда это будет твое воскресшее прошлое, а значит и мое. Не обижайся, очень скоро ты все вспомнишь. Скоро вернешься в Рим, где мы с твоей подругой Цилией постараемся ускорить это. Ты ведь не боишься?

— Ничего я не боюсь! Это ведь я сама так захотела! Тем более там Вы все будете рядом, и моя мама тоже. Как ты думаешь, когда я вспомню свою прошлую жизнь, то не забуду настоящую? Вдруг я не узнаю маму, отца, братишку?

— Ну что ты, глупенькая! Твоя нынешняя жизнь будет всего лишь продолжением прошлой, и все в ней останется так же, как и сейчас. Просто в твоих воспоминаниях будет два детства, и оба они останутся твоими.

— Это значит, что я вспомню и своих других родителей?

— Вот это вряд ли! Темис не знала своих родителей. Они погибли, когда она была совсем малюткой, и потом воспитывалась в Детском центре.

— Жаль ее, то есть меня! — сочувственно вздохнув, прошептала девочка.

— Ничего, милая, за то у тебя в этой жизни есть и мама и папа. И ты должна радоваться этому. Я по себе знаю, что это такое. Моя мама погибла, когда мне не было и пяти лет. Спасибо Изе, которая заменила мне родную мать. Благодаря ее заботе, я выросла в любви и ласке.

— Поэтому, наверное, люди назвали тебя Богиней любви!

— Не знаю, не думаю… Просто, так сложились обстоятельства. Я помогала людям, лечила их, вот они и решили, что мой образ как-то связан с Богиней любви.

— Знаешь, за время этого путешествия так много случилось в моей жизни. Если бы кто-нибудь мне раньше рассказал такое, ни за что бы, не поверила. Ведь это чудо какое-то! Я, из бедной рабыни, вдруг, превратилась в могущественную богиню охоты Артемис (или Диану. Так называют Артемис римляне).

— Ну, это второе твое имя, скорее подходит мне. Хочешь знать, как меня называли в детстве, а потом только самые-самые близкие? Они звали меня Ди — это уменьшительное от Дита, хотя полное мое имя Ауродита.

— Здорово! Скажи, Дита, а ты будешь снова со мною дружить? Ты ведь такая взрослая, а я еще совсем маленькая.

— Такой, какая я есть, я останусь навсегда, а ты совсем скоро повзрослеешь, и даже не вспомнишь о теперешней разнице в возрасте. Так что, как я уже говорила, я была, есть, и всегда буду твоей подругой. Иначе и не может быть. Однако, уже скоро будет светать! Я волнуюсь за Изиду и Квинта. Им нужно вернуться до рассвета, чтобы не быть замеченными кем-нибудь из жителей города.

— Не волнуйся, Ди, — вмешался в разговор Луций, — они успеют. Нужно хорошо знать Квинта, чтобы навсегда запомнить о его поразительной пунктуальности.

Флайер бесшумно оторвался от земли и взмыл в ночное небо. У Квинта невольно сжался в горле какой-то горький комок.

— Что с тобой? — спросила Иза, заметив перемену в своем спутнике.

— Знаешь, я привык к тому, что обречен на вечное пребывание на Земле, но часто по ночам невольно вглядываюсь в звездное небо, пытаясь отыскать маленькую звездочку, вокруг которой вращается наша Гея. Иногда так хочется плюнуть на все запреты и умчаться туда. Я мысленно пытаюсь представить, какой она стала за время моего долгого отсутствия.

— Я всю жизнь удивляюсь твоей патологической обязательности. — Неожиданно для Квинта выпалила Иза. До последнего времени во всей вселенной оставалось лишь несколько человек, которые еще помнили об этом твоем приговоре. Сейчас на Гее остался лишь Орек Парнас, и то, я сомневаюсь, что он еще помнит об этой давней истории. Так что ты можешь беспрепятственно вернуться домой, но я очень сомневаюсь, что тебе понравится все то, что сейчас происходит на Гее. Лично я с горечью вспоминаю то время, когда к высшим государственным постам были допущены технократы и ученые. Мы были тогда наивными романтиками, считавшими, что если управлять планетой будут люди, добившиеся определенных высот в науке и развитие передовых технологий, все в нашем мире станет правильно. К сожалению, на практике это оказалось далеко не так. И в среде видных ученых немало людей с низменными амбициями, готовых к использованию своих и чужих научных открытий для решения своих, далеко не праведных, амбиций. Чего стоит один только Корпус жизни!

— Не понимаю, что нужно этим людям, у которых, казалось бы, есть все?

— Я тоже часто задумываюсь об этом. Хочешь знать, что ответил мне на это Зейвс? Он сказал, что все наше человечество, как, впрочем, и человечество Земли — это самая огромная ошибка эволюции. Конечно, благодаря Эфеянам, мы стали такими как есть, но не надо забывать, что задолго до их появления, на наших планетах вполне успешно развивались свои собственные виды высших приматов. Сделав нас такими, наши создатели лишили нас собственной индивидуальности, а перемешав свои гены с генами наших далеких предков, получили абсолютно новый вид человека. Мы, хоть и генетически совместимы и с Землянами и с Эфеянами, но в нас остался ген агрессии, унаследованный от наших далеких диких предков. Эта внутренняя агрессия в сочетании с искусственно привитым интеллектом создало своего рода гремучую смесь, что стало весьма наглядно на примере пресловутого Корпуса жизни. Мы долгие годы боролись за запрет генетических экспериментов над разумными особями во всей галактике, но разве не тем же самым занимались давным — давно и на Гее и на Земле наши прародители Эфеяне. В чем были их цели? В том, чтобы создать из наших предков свои «резервные копии». В чем же разница между Эфеянами и деятелями из Корпуса жизни? Лично я считаю, что никто не имеет права на подобное. Мы должны принимать эти цивилизации такими, какими их создала Природа, а не унифицировать все разумное в галактике «под одну гребенку».

— Согласен с тобой. У меня возникает двоякое, весьма противоречивое чувство. С одной стороны мы должны быть благодарны Эфеянам, за то, что мы сейчас вот так можем говорить между собой и рассуждать о мироустройстве, но с другой стороны, кто знает, каким мог бы быть наш мир, не появись в нем однажды пришельцы с далекой планеты. Ты права, Иза, инопланетяне лишили и нас и Землян нашего собственного будущего.

— Что-то мы с тобой расфилософствовались, а скоро, тем временем, наступит рассвет. Пора возвращаться к нашим друзьям.

— Ты права, как всегда. Полетели.