Лемкин приехал в Швецию ранней весной 1940 года. В свободном, нейтральном Стокгольме он мог приятно проводить время с приютившими его Эберштейнами и присматриваться к местным обычаям и блюдам, ожидая приглашения из Северной Каролины. Возможность добраться до Америки пароходом через Бельгию была отрезана: в апреле 1940 года немцы оккупировали Данию и Норвегию; месяц спустя пала Франция, за ней последовали Литва, Латвия и Эстония, Бельгия и Голландия. Все друзья, с которыми Лемкин успел повидаться по пути из Польши, оказались во власти нацистов. Пессимизм Дубнова был вполне оправданным: его убили недалеко от собственного дома через два года после того, как Лемкин проезжал через Ригу.

Ожидание в Стокгольме тянулось месяцами. Карл Шлитер предложил Лемкину пока что почитать лекции в университете, и с этой целью Лемкин прошел интенсивный курс шведского. К сентябрю 1940 года он овладел им настолько, что смог читать лекции о валютном контроле и написать на только что освоенном языке книгу на эту тему. Письма от родителей были редкими моментами счастья, смешанного с беспокойством за их благополучие под властью Советов.

Одержимый тревогой, Лемкин не давал себе передышки и затевал новые проекты. Его внимание приковала к себе карта Европы, где расползалось «кровавое пятно с черным пауком на белом поле». Природная любознательность Лемкина побуждала его вникнуть в суть германской оккупации. Как именно устанавливалась власть нацистов? Полагая, что ответ можно отыскать в мельчайших деталях законодательных документов, Лемкин собирал нацистские указы и декреты примерно так же, как коллекционер – марки. Профессиональный юрист знал, что официальные документы порой отражают скрытую цель, о которой не говорят вслух, и потому отдельный документ гораздо менее информативен, чем их подборка. Целое оказывается более ценным, чем сумма его частей.

Лемкин часами просиживал в центральной библиотеке Стокгольма, собирая, переводя, анализируя, отыскивая повторяющиеся паттерны поведения немцев. Немцы склонны к порядку, многие решения они облекали в письменную форму, составляли документы и оставляли бумажный след, улики, позволявшие проследить замысел. В итоге это сложится в «неопровержимое свидетельство» преступления.

Лемкин обращался за помощью к другим людям, в том числе в шведскую компанию (он не уточняет ее название) с отделением в Варшаве, которая прежде пользовалась его юридическими услугами. Заглянув в штаб-квартиру компании в Стокгольме, Лемкин поинтересовался, не могут ли отделения в разных странах Европы собирать экземпляры официальной газеты, публикуемой немецкими властями на оккупированных территориях. Его знакомый согласился это организовать.

Декреты, указы и другие документы хлынули со всей Европы в Стокгольм. Лемкин внимательно прочитывал каждую бумагу, делал выписки, аннотации к тексту, перевод. Кипы бумаг множились, дополняемые материалами из центральной библиотеки Стокгольма, где хранились тексты, поступавшие напрямую из Берлина.

Продираясь сквозь эти документы, Лемкин обнаружил постоянные темы, элементы «концентрированного замысла». Трудясь параллельно с Лаутерпахтом, о чьем стремлении защитить права отдельного человека он в ту пору ничего не знал, польский юрист выявил цель немцев – оптовое истребление покоренных народов. Некоторые документы были подписаны лично Гитлером и содержали идеи, высказанные уже в «Mein Kampf» относительно «лебенсраума» – необходимого немцам пространства на востоке.

Первый относящийся к Польше декрет был подписан Гитлером 8 октября, через месяц после того, как Лемкин бежал из Варшавы. Оккупированная немцами часть Польши была включена в Рейх под названием «Присоединенные восточные территории» (Eingegliederte Ostgebiete). Здесь виделась возможность «онемечить» и почву, и народ, поляков «обезглавить или оставить без мозгов»: интеллигенция ликвидировалась, население превращалось в ресурс рабского труда. Следующий декрет подписал 26 октября только что назначенный генерал-губернатор Ганс Франк, ликующе заявив, что под его управлением эта территория скоро избавится от «политических агитаторов, теневых дельцов и еврейских эксплуататоров». Будут предприняты «решительные шаги», сулил Франк. Экземпляр третьего декрета, от 1 августа 1941 года, о включении в генерал-губернаторство Галиции вместе с Лембергом, обнаружился в бумагах Лемкина, хранящихся в архивах Колумбийского университета.

Лемкин шел по следу, по «отчетливым отпечаткам», складывавшимся в закономерность. Первым шагом обычно было лишение гражданских прав: люди превращались в лиц без гражданства, разрывались узы, связующие евреев с государством, они лишались покровительства закона. Следующий шаг – «дегуманизация»: члены гонимой группы лишались базовых прав. Этот танец-двухходовка совершался повсюду в Европе. Третий шаг – убить нацию «в культурном и духовном смысле»: декреты, издававшиеся с начала 1941 года, указывали на окончательную цель – «полное уничтожение евреев шаг за шагом». По отдельности каждый указ выглядел не столь грозно, однако если взять их все вместе, принятые в разных странах, то проступал общий замысел. Евреи обязаны были регистрироваться, носить выделявшую их повязку со звездой Давида, то есть их легко было обнаружить и идентифицировать, а затем их переселяли в специально отведенные районы, гетто. Лемкин обнаружил указы о создании Варшавского (октябрь 1940 года), а затем Краковского гетто (март 1941-го), предусматривавшие смертную казнь для тех, кто попытается выйти из гетто без разрешения. «Почему смертная казнь?» – вопрошал Лемкин. Не способ ли это «приблизить то, что уже уготовано»?

Конфискация имущества сделала эту группу людей «беспомощной», «зависимой от пайка». Указы ограничивали содержание углеводов и белков в пайке, обитатели гетто превращались в «живые трупы», принудительный труд убивал их. Тех, кто выжил, ожидали новые меры «дегуманизации и дезинтеграции» в ожидании «урочного часа казни».

В эти материалы Лемкин погрузился с головой, когда из Северной Каролины пришло письмо от профессора Макдермотта с предложением преподавательской работы и визы.