В мемуарах Лемкин ничего не говорит об этих домах или о своей жизни во Львове. Упоминает он лишь «живописный и сенсационный» судебный процесс в Берлине в июне 1921 года, состоявшийся за три месяца до того, как Лемкин приступил к учебе. Ответчиком был молодой армянин Согомон Тейлирян, который убил приехавшего в германскую столицу бывшего министра Османской империи Талаат-пашу. Зал суда набивался битком (среди публики сидел и немецкий юноша, изучавший в ту пору право, – Роберт Кемпнер, который четверть века спустя будет помогать Лемкину в Нюрнберге). Председательствовал судья Эрих Лемберг (написание его фамилии одной буквой отличалось от названия города, но было ему вполне созвучно). Тейлирян – «низкорослый, смуглый и бледный» студент, увлекавшийся танцами и игрой на мандолине, – утверждал, что отомстил за истребление своей семьи и других армян в Эрзеруме, своем родном городе.

Адвокат Тейлиряна ссылался на групповую принадлежность: его подзащитный – лишь представитель «огромного и многострадального» клана армян. Главным свидетелем защиты выступил Иоганнес Лепсиус, шестидесятидвухлетний немецкий миссионер-протестант, который подтвердил, что погибший имел непосредственное отношение к резне армян в 1915 году. Судья Лемберг рекомендовал присяжным освободить Тейлиряна, если они сочтут, что он действовал неумышленно, под влиянием аффекта. Присяжным понадобилось менее часа, чтобы вынести вердикт «Невиновен», который вызвал немалое волнение в обществе.

Процесс широко освещался в прессе и стал предметом академического разбирательства.

«Мы обсуждали это с профессорами», – пишет в воспоминаниях Лемкин. С какими именно – не уточняет, но передает свою озабоченность действовавшими правилами, которые позволяли Турции так жестоко обойтись со многими своими армянскими подданными и остаться безнаказанной. Лемкин сомневался в праве Тейлиряна действовать в качестве «самозваного полицейского от имени совести человечества» и пытаться установить всеобщий моральный порядок. Но еще более его тревожила мысль, что истребление беззащитных армян остается безнаказанным.

Львов, ул. Замарстыновская, 21. 2013

В последующие годы Лемкин не раз вспоминал тот разговор с преподавателями. Тейлирян поступил правильно, говорил он своим учителям. А как насчет суверенитета, спросил его один из этих не названных по имени учителей, как быть с правом государства делать со своими подданными, что вздумается? Строго говоря, профессор был прав: в ту пору международное право разрешало государству действовать по своему произволу. Это может показаться невероятным, однако не существовало никаких договоров, запрещающих Турции убивать собственных граждан. Суверенитет был вполне суверенным – абсолютным и тотальным.

Суверенитет не для этого предназначен, возражал Лемкин. Он осуществляется в международной политике, в строительстве школ или дорог, социальном обеспечении. Суверенитет не может предоставлять государству «право убивать миллионы невинных людей». А если дело обстоит так, значит, миру нужен закон, который положит конец подобному поведению.

Как рассказывает Лемкин, во время спора с профессором (реального или вымышленного) наступил момент истины:

– Пытались ли армяне обратиться в полицию, чтобы этого турецкого министра арестовали?

– Не существует закона, по которому его можно было бы арестовать, – ответил профессор.

– Несмотря на то что он непосредственно причастен к массовым убийствам? – возмутился Лемкин.

– Представьте себе человека, который разводит кур, – предложил ему профессор. – Когда ему вздумается, он этих кур убивает. И что с того? Это не ваше дело. Вы не можете ему помешать, не можете посягать на его собственность.

– Армяне же не куры! – резко возразил Лемкин.

Профессор сделал вид, будто не заметил этой юношеской вспышки, и от сравнения вернулся к реальности:

– Если вы попытаетесь вмещаться во внутренние дела государства, вы посягнете на его суверенитет.

– Значит, Тейлирян, убивший одного человека, – преступник, а этот человек, загубивший миллион жизней, – нет?

Профессор пожал плечами. Лемкин казался ему «молодым максималистом».

– Когда вы изучите международное право…

Насколько достоверен этот рассказ? Лемкин не раз еще вернется к этому разговору: он утверждал, что суд над Тейлиряном повлиял на всю его жизнь. Боб Сильверс, издатель New York Review of Books, выслушал эту же историю в 1949 году, когда учился в Йельской школе права (преподаватель ему запомнился как «одинокий, одержимый, непростой, эмоциональный, держащийся особняком, экспансивный» и не столько очаровательный, сколько «пытавшийся очаровать»). Лемкин рассказывал эту историю сценаристу, дипломатам, журналистам. Меня заинтересовало, кем мог быть тот неназванный профессор, с кем сложился этот судьбоносный диалог. Один ключ у меня имелся: Лемкин должен был хорошо знать преподавателя, чтобы решиться бросить ему вызов в формальной обстановке университетской аудитории.