Германия напала на Польшу 1 сентября 1939 года. Два дня спустя, воскресным утром, премьер-министр Невилл Чемберлен объявил войну Германии. Лаутерпахты собрались всей семьей в кабинете на Кранмер-роуд и слушали радио. Герш сидел на стуле с высокой спинкой, жена и сын расположились в глубоких квадратных зеленых креслах, лицом к приемнику. Эли было тогда одиннадцать лет. Он запомнил, как все переживали, хотя и не понимал тогда, «какие человеческие страдания повлечет за собой эта война». Отец воспринял новости достаточно спокойно. Дом перешел на военное положение: запаслись продуктами, плотно занавесили окна, и жизнь продолжалась. Появлялись новые студенты, Лаутерпахт преподавал и писал. В сорок два года он уже не подходил по возрасту для армии, но вступил в ополчение, где его ласково называли Ламперхлюп.

Уже в сентябре немцы вошли во Львов и Жолкву, но быстро отступили – об этом мне рассказывала старая Ольга из Жолквы. Этот регион отошел к Советскому Союзу, с независимостью Польши было покончено, страну разделили между собой Гитлер и Сталин. Письма из Львова (теперь название города изображалось кириллицей) рассказывали о жизни под новой властью – трудной, но не внушавшей опасений.

В июне 1940 года Германия захватила Францию. В этот момент Леон вынужден был расстаться с моей мамой, тогда – маленьким ребенком. Оккупация Парижа побудила задуматься об эвакуации Эли и Рахили в Америку. Лаутерпахт получил приглашение от фонда Карнеги прочесть курс лекций, и в сентябре вся семья отправилась в Америку на судне «Скифия», которое принадлежало компании «Кунард Уайт Стар». Через три дня другое вышедшее из Ливерпуля судно, «Сити оф Бенарес», было торпедировано немецкой подлодкой. Погибло 248 человек, в том числе много детей. Лаутерпахты добрались до Нью-Йорка в начале октября, поселились в квартире в Ривердейле (в Бронксе), поблизости от реки Гудзон. Эли поступил в школу имени Хорейса Манна, разминувшись на год с ее выпускником Джеком Керуаком. Отец семейства отправился в лекционный тур. В Вашингтоне британский политолог Гарольд Ласки познакомил его с элитой американской юриспруденции. Соединенные Штаты не вступали в войну против Германии и намеревались помогать Лондону, однако в границах, предписанных идеологией нейтралитета. Лаутерпахт общался со служащими британского посольства и нанес визит члену Верховного суда США Феликсу Франкфуртеру. Франкфуртер, чья жена была родом из Лемберга, поблагодарил Ласки за такое знакомство. Ласки, знавший Лаутерпахта по Лондонской школе экономики, выразил надежду, что его здравый смысл и терпимость помогут американцам осознать, за какие ценности сражается Британия.

Лекционный тур по Америке продолжался два месяца. За это время Лаутерпахт проехал шесть тысяч миль и посетил пятнадцать университетов и высших школ права. Главным образом его лекции стали ответом критикам международного права: Лаутерпахт разъяснял важность этой сферы юриспруденции в пору кризиса, не в последнюю очередь – для защиты прав отдельного человека. В то же время письма семье выражают сомнения и тревогу по поводу оборота, который принимает война. «Будет ли мне куда вернуться, уцелеет ли Кембридж?» – писал он Рахили. А сыну дал простой совет: «Старайся изо всех сил, будь скромен, приобретай и сохраняй друзей».

В декабре 1940 года Ласки заочно представил Лаутерпахта Роберту Джексону, генеральному прокурору при президенте Рузвельте. «Я окажусь в Вашингтоне в первую неделю января. Могу ли я нанести вам визит?» – обратился Лаутерпахт к Джексону, и тот ответил утвердительно. Вскоре Лаутерпахт приехал в Вашингтон, посетил там консультанта Госдепартамента по юридическим вопросам и вновь встретился с судьей Франкфуртером.

У Джексона имелись свои причины для встречи с Лаутерпахтом: генеральный прокурор искал способы помогать Англии, не вовлекая США в войну. «Нам требуется некая “философия”, – сказал он Лаутерпахту, – которая подкрепила бы американскую политику “всяческой помощи союзникам, кроме непосредственного участия в войне”». Джексон не доверял американским специалистам по международному праву, которые в большинстве своем противились сотрудничеству.

Лаутерпахт рад был бы помочь, хотя и понимал, насколько сложна ситуация. Британское посольство в Вашингтоне дало ему карт-бланш на подготовку меморандума о формате, в котором США могли бы оказывать помощь Британии, не нарушая при этом свой нейтралитет. Некоторые его идеи Джексон включил в билль о ленд-лизе, который президенту Рузвельту удалось несколько недель спустя провести через Конгресс, – этот вызвавший много споров акт позволил администрации президента поддерживать Великобританию и Китай. Так первая же попытка сотрудничества Лаутерпахта с Джексоном принесла плоды.

Предлагал Лаутерпахт и другие идеи, которые проникли в речь, произнесенную Джексоном в марте 1941 года. Генеральный прокурор просил присутствовавших на его выступлении юристов – по большей части консервативных – откликнуться на современный подход, который продвигал Лаутерпахт. Нарушители закона должны поплатиться, утверждал Джексон, а значит, Америка должна быть вправе прийти на помощь жертвам. «Нью-Йорк таймс» охарактеризовала речь Джексона как «чрезвычайно значимую» и поддержала отказ от устаревшего с XIX века понимания права и нейтралитета. Лаутерпахт в свою очередь отказался от предложенного Джексоном гонорара – без сомнения, ему гораздо важнее был сам факт, что его идеи приняты. В то время как Джексон выступал с этой речью, Лаутерпахт уже возвращался в Британию, однако Рахиль и Эли остались в Нью-Йорке.