35
Прошло еще пять лет, и в январе 1933 года Гитлер пришел к власти. У Лаутерпахта это событие вызвало глубокую тревогу. Он прилежно читал «Таймс» и, скорее всего, натыкался на публиковавшиеся в газете обширные выдержки из «Mein Kampf», где Гитлер описывал венский период своей жизни, когда он пришел к убеждению, что еврейская культура – «духовная чума, страшнее Черной смерти». В пассаже, посвященном еврейству и марксизму, Гитлер однозначно отрицал «ценность индивидуального для человечества», подчеркивая значение «национальности и расы» и роль обожествляемой Судьбы. «Сражаясь против евреев, я выполняю работу Господа», – писал Гитлер.
Национал-социалисты торжествовали, и это имело серьезные последствия также для Жолквы и Львова. Польша подписала с Германией пакт о ненападении и отменила заключенный в 1919 году договор о меньшинствах. В сентябре 1935 года в Германии были приняты Нюрнбергские законы о чистоте арийской расы. Были запрещены браки и сексуальные отношения между евреями и немцами, евреи были лишены гражданства и большинства прав, исключены из ряда профессий: юридической, медицинской, журналистской. Как непохоже все это было на Криклвуд в северном Лондоне, где жил Лаутерпахт.
В 1935 году родители Лаутерпахта Арон и Дебора приехали в Лондон вместе. Они рассказывали сыну о том, как ухудшается жизнь во Львове: экономика рушится, дискриминация растет. Период относительной стабильности закончился в мае со смертью маршала Пилсудского, и семья вынуждена была переехать с Театральной улицы на улицу Третьего мая.
Рахиль и Герш Лаутерпахт и их сын Эли. 1933
А на Валм-лейн – безопасная и комфортная жизнь. Дела у Лаутерпахта шли в гору, он занимал уже должность доцента в Школе экономики, известность его росла. В 1933 году он опубликовал вторую книгу – «Функция закона в международном сообществе». Эта книга также получила широкое признание, и сам Лаутерпахт считал ее наиболее важным своим трудом: он наконец затронул тему личности в международном праве. Также Лаутерпахт основал новаторское издание – ежегодный дайджест ключевых дел по международному праву, рассматриваемых в Международном или национальных судах: The Annual Digest and Reports of Public International Law Cases, ныне «Вестник международного права» (International Law Reports). Он также подготовил новое издание второго тома «Международного права» Оппенгейма – трактата, который во всем мире используют министерства иностранных дел. Этот том посвящен законам военного времени, а основное внимание в нем уделяется защите гражданского населения. «Благополучие отдельного человека – вот конечная цель любого права», – писал в предисловии к этой работе Лаутерпахт. Пророческие слова, радикальный взгляд для человека, уже вроде бы вписавшегося в истеблишмент.
Лаутерпахт не уклонялся и от основных проблем современности. Он написал статью «Преследование евреев в Германии», призывая Лигу Наций вмешаться и предотвратить дискриминацию по расовым или религиозным признакам. На взгляд современного читателя, эта статья может показаться излишне осторожной, поскольку Лаутерпахт был прагматиком и понимал, что международное право в тогдашнем его изводе позволяет Германии притеснять всех, кого не причислили к арийцам. И все же автор был уверен, что подобные притеснения осложняют международные отношения и должны быть запрещены «всемирным публичным правом». Он надеялся, что во имя политической морали выступят Испания, Ирландия или Норвегия. Но никто не откликнулся и никакого влияния эта статья не имела.
Были у Лаутерпахта и критики. Когда евреи начали спасаться бегством из Германии, представитель Великобритании в Лиге Наций Джеймс Макдональд, в чью сферу ответственности попадали беженцы, подал в отставку в знак протеста против бездействия властей. Перед отставкой он хотел выступить с заявлением и обратился за помощью к Оскару Яновскому, историку из Сити-колледжа (Нью-Йорк), а тот поехал в Лондон проконсультироваться с Лаутерпахтом. Встреча прошла неудачно. Пусть Лаутерпахт и «блистательный молодой человек, делающий успешную карьеру», писал Яновский, но он «слишком много о себе понимает» и «держит речь как судья», в то время как должен был отстаивать дело как адвокат. Лаутерпахт отказался от сотрудничества с одним из выпускников Яновского, чем и навлек на себя тираду последнего о самонадеянности и заносчивости новоявленного британца и даже об отсутствии у него твердой морали и душевной щедрости. «Воплощение грубой карикатуры на галицийского еврея», – восклицал Яновский.
По его словам, Лаутерпахт «навязывал» свое мнение и отмахивался от любого другого. «Нервный и дерганый» во время общения, «явно не джентльмен», а когда ему не удавалось настоять на своем, держался грубо и пренебрежительно. Осознав, что вел себя неправильно, Лаутерпахт написал Яновскому письмо со скупыми извинениями: «Когда я отдаю свою работу коллегам, я всегда с удовольствием слежу, как ее рвут в клочья, – писал он. – И, видимо, я допустил ошибку, вообразив, что и другие относятся к своей работе так же».
Несмотря на давление, Лаутерпахт остался глух к призывам вынести обращение немцев с евреями на суд в Гааге. Эту идею он считал «неадекватной, неосуществимой и крайне опасной». Коллегам не удавалось его уговорить, поскольку Лаутерпахт отчетливо видел ограниченность международного права и такие прорехи в нем, которые позволяли государствам осуществлять дискриминацию и принимать законы, подобные Нюрнбергским.
В 1933 году Лаутерпахт сдал экзамен на барристера. Одним из первых к нему обратился за помощью Хайле Селассие, желавший знать, как может квалифицироваться осуществленная Италией оккупация Эфиопии. В ноябре 1936 года известный швейцарский ученый попросил юридической консультации относительно защиты евреев в Верхней Силезии. Если им невозможно обеспечить дипломатическую защиту, могут они по крайней мере покинуть страну и вывезти свое имущество? Лаутерпахт отказался высказывать свое профессиональное мнение, которое у него просили с целью повлиять на британское правительство: желание швейцарского профессора было попросту неосуществимо.
Видя, как нарастает политическое напряжение в мире, Лаутерпахт уговаривал родителей переехать в Англию. Польша к тому времени вышла из договора 1919 года о правах меньшинств, так что евреи и другие национальные группы Львова лишились защиты международного права. И все же Арон и Дебора предпочли остаться во Львове, у себя дома.