Вернувшись в Краков, Бюлер доложил Франку, что его предложение было принято с искренней благодарностью. Его возвращение совпало с приездом в Краков итальянского журналиста Курцио Малапарте, посланного газетой «Коррьере делла сера» взять интервью у Франка. Генерал-губернатор, питавший слабость к Италии и считавший Муссолини личным другом, радушно принимал корреспондента в Вавеле, пригласил его на ужин, где присутствовали высшие чины генерал-губернаторства с женами. Среди почетных гостей находились Отто Вехтер, губернатор Кракова, и только что вернувшийся из Ванзее Йозеф Бюлер.

На Малапарте сильное впечатление произвела организация вечера, гости в туго облегающих серых мундирах с красными повязками и свастиками. Франк восседал во главе стола на высоком стуле с прямой спинкой и угощал всех прекрасным вином. Поблизости сидел Бюлер. Малапарте запомнились черные блестящие волосы Франка, высокий цвета слоновой кости лоб, выразительные глаза с тяжелыми густыми ресницами – и раскрасневшиеся щеки Бюлера, потные виски, глаза, блестевшие почтительным восторгом. Всякий раз, когда Франк задавал вопрос, Бюлер первым бросался с ответом, перекрикивая других, подольщаясь к начальнику, восклицая: «Ja, ja!»

Знал ли Малапарте, что Бюлер недавно побывал на Ванзейской конференции? Заговаривал ли Бюлер о Гейдрихе, о согласованных мерах, о «тотальном решении еврейского вопроса в Европе»? Эти вопросы итальянский журналист не затрагивает в статье, которая была опубликована в «Коррьере делла сера» 22 марта 1942 года. О евреях он почти не упоминает, лишь мимоходом – о вызвавшей некоторые трудности конфискации собственности, зато не жалеет красок для Франка: «Человек высокого роста, сильный, энергичный, – писал итальянец, – с изящным ртом, узким орлиным носом, большими глазами, величественным лбом, подчеркнутым ранней лысиной».

Вероятно, Франк, хорошо знавший итальянский язык, остался доволен таким описанием самого себя, вождя, «восседающего на троне Ягеллонов и Собеского». Возрождалась старинная польская традиция королевского величия и рыцарственности. «Главное мое желание, – так воспроизводил слова Франка журналист, – возвысить польский народ до почетного места в европейской цивилизации».

После ужина они удалились в частные покои Франка. Развалившись на венских диванах и в огромных обитых мягкой кожей креслах, мужчины курили, выпивали, разговаривали. Двое лакеев в голубых ливреях перемещались по гостиной, предлагая кофе, спиртные напитки, сладости. Рог изобилия: на зеленых с золотым узором лакированных венецианских столиках громоздились бутылки выдержанного французского коньяка, коробки гаванских сигар, серебряные подносы с засахаренными фруктами, знаменитый ведельский шоколад.

Франк (в центре) принимает гостей в Вавельском замке

Франк провел Малапарте в свой личный кабинет с двойной лоджией: одна с видом на город, другая внутренняя, с окнами на ренессансный двор со множеством лестниц. В центре кабинета стоял широкий стол красного дерева, совершенно пустой, отражавший огни свечей. Когда я семьдесят лет спустя осматривал это помещение, стола давно уже не было.

– Здесь я размышляю о будущем Польши, – сказал Франк итальянцу.

Вместе они вышли на внешнюю лоджию полюбоваться городом внизу.

– Это немецкая крепость, бург, – пояснил Франк, указуя воздетой рукой на тень Вавеля, резко проступавшую на ослепительной белизне снега. Малапарте описал в статье лай сторожевых собак – караул, охранявший маршала Пилсудского в его гробнице глубоко под полом замка.

Ночь была очень холодная, у Малапарте даже слезы выступили на глазах. Они вернулись в кабинет, где к ним присоединилась фрау Франк. Она подошла к итальянцу, мягко дотронулась до его руки.

– Пойдемте, – позвала она. – Я раскрою вам его тайну.

Они вышли из кабинета через боковую дверь и попали в маленькую комнату с голыми белеными стенами. Это и есть «орлиное гнездо», пояснила Бригитта, место уединенных раздумий и принятия решений. Здесь нет ничего, кроме пианино «Плеель» и деревянного табурета к нему.

Фрау Франк подняла крышку пианино и провела рукой по клавишам. Малапарте обратил внимание на толстые пальцы, вызывавшие отвращение у мужа (к тому времени отношения между супругами испортились).

– Прежде чем принять важное решение или когда он устает, грустит, иногда прямо в разгар важной встречи, он закрывается в этой келье, садится за пианино и черпает отдых и вдохновение у Шумана, Брамса, Шопена или Бетховена, – пояснила она по-итальянски.

Малапарте примолк.

– Он ведь необычайный человек, правда? – шепнула фрау Франк, и ее жесткое, алчное, покорное лицо засветилось любовью и гордостью. – Он гений, великий гений с чистой и нежной душой, – сказала она. – Только такой художник и может править Польшей.

В тот вечер в Кракове Франк не играл на пианино. Через несколько дней Малапарте имел случай послушать его игру в Варшаве, куда генерал-губернатор отправился, чтобы встретиться с Гитлером, обсудить неудачи на Восточном фронте и кадровые перестановки на своей территории. Гиммлер и Франк договорились перевести Отто Вехтера, губернатора Краковского дистрикта, на 180 миль к югу, в Лемберг, и назначить его губернатором дистрикта Галиция. Карл Ляш отстранялся от должности – его обвиняли в коррупции, к тому же ходили слухи о его любовной связи с фрау Франк и даже о том, что именно он – отец маленького Никласа.