РАСКОПКИ. Пятница, 14 июля 2006 года. 14.21
Пустыня Аль-Мудаввара, Иордания
- Итак, данные были подтасованы.
- И кто-то это знал, падре.
- Разумеется. Поэтому его и убили.
- Я и так уже знаю, что его убили, а также где и когда. Если вы мне еще скажете, кто это сделал и как это произошло, я стану самой счастливой женщиной на свете.
- Вот как раз в этом направлении я сейчас и работаю.
- Вы считаете, это был кто-то чужой? Быть может, тот человек, которого я видела на скале?
- Я считал вас умной девушкой.
- Я до сих пор чувствую себя виноватой.
- Да бросьте вы! На самом деле это моя вина: ведь это я попросил вас никому ничего не говорить. Но можете мне поверить: убийца - кто-то из членов экспедиции. Именно поэтому я должен как можно скорее связаться с Альбертом.
- Допустим. Однако вы знаете гораздо больше, чем говорите. Гораздо больше. Например, мне известно, что вчера в каньоне перед рассветом произошло еще кое-что. Короче говоря, когда я проснулась, докторши в палатке не было.
-- Я вам уже говорил... Я над этим работаю.
- Вот дерьмо, падре. Вы единственный в мире полиглот, которому не нравится разговаривать.
Отец Фаулер и Андреа Отеро сидели в тени восточной стены каньона. Прошлой ночью никто так больше и не заснул, а потом начался долгий тяжелый день, омраченный неожиданной гибелью Стоува Эрлинга. Тем не менее, радость от того, что магнитометр Стоува обнаружил большое количество золота, постепенно оттеснила на задний план мысли о случившейся трагедии. Профессор Форрестер как бешеный носился вокруг участка 22К: анализировал состав породы, проверял показания приборов и особенно магнитометра, измерял сопротивление поверхности.
Процесс измерения заключался в том, что сквозь землю пропускали заряд электрического тока, а затем фиксировали, сколько энергии она поглотила. Вся земля на этом участке была изрыта, ибо в тех местах, где величина сопротивления хоть немного отклонялась от обычной, почву зондировали с особой тщательностью.
Результаты исследований оказались убедительными: поверхность крайне нестабильна, и это разозлило Форрестера. Андреа наблюдала, как он размахивает руками и ногами, бросает в воздух бумаги и оскорбляет помощников.
- Почему профессор так раздражен? - поинтересовался Фаулер. Он уже некоторое время возился с маленькой отверткой и проводами, которые извлек из ящика с инструментами технического администратора Брайана Хэнли, Священник сидел на плоском камне примерно в полуметре над Андреа и не особо обращал внимание на то, что происходит вокруг.
- Провели исследование и оказалось, что Ковчег просто так не выкопать, - объяснила Андреа, всего несколько минут назад переговорившая с Давидом Паппасом. - Они считают, что там существует рукотворная полость, и если использовать экскаватор, то велика вероятность, что она обрушится.
- Придется идти кружным путем. Это может занять многие недели.
Андреа сделала серию фотографий и просмотрела их на экране. Получился неплохой снимок Форрестера, в буквальном смысле, с пеной у рта от ярости. Испуганная Кира Ларсен оглянулась с написанным на лице ужасом.
- Ну вот, Форрестер опять орет. Не знаю, как его помощники это терпят.
- Может, сегодня утром все именно в этом и нуждаются, не думаете?
Андреа уже собралась ответить священнику, чтобы не говорил глупостей, когда осознала, что и сама была ярой сторонницей самобичевания в качестве метода избавления от боли.
Лучшее тому доказательство - ее драгоценный РН. Если бы он еще и читал ей проповеди, она давно бы вышвырнула его в окно. Чертов котяра! Надеюсь, он не сожрал шампунь соседки. А если он всё же это сделает, надеюсь, она не выставит мне счет.
Несчастные археологи, подгоняемые истошными криками Форрестера, забегали с новой силой, словно тараканы на кухне, где внезапно включили свет.
- Быть может, вы и правы, падре. Но мне что-то не верится, чтобы они с должным уважением относились к памяти погибшего товарища, если как ни в чем не бывало продолжают работать.
Фаулер оторвался от своего дела и наградил ее осуждающим взглядом.
- Не стоит его винить. Они должны торопиться, ведь завтра суббота.
- Ах да, конечно. Пресловутый Шаббат. День, когда евреи не смеют даже зажечь огня с той самой минуты, как в пятницу сядет солнце. Какая глупость!
- По крайней мере, они хоть во что-то верят. А во что верите вы?
- Я всегда была практичным человеком.
- Полагаю, вы хотите сказать, что вы неверующая.
- Я имею в виду именно практичность. Тратить целых два часа в неделю, слушая проповеди и нюхая ладан - значит, попросту выбросить из жизни целых 343 дня. Вы не обижайтесь, но я считаю, что это слишком много. Даже если допустить, что впереди меня ждет вечная жизнь.
Священник засмеялся сквозь зубы.
- Неужели вы никогда не верили, хоть во что-нибудь?
- Когда-то я верила в дружбу и любовь.
- И что же произошло?
- Я всё изгадила. А впрочем, можно сказать, что у нее веры было больше, чем у меня.
Фаулер молчал. Голос Андреа звучал немного скованно, девушка понимала, что священник просто хочет ее отвлечь.
- Кроме того, падре... Не думаю, что святая вера - истинная причина этой экспедиции. Ковчег стоит безумных денег.
- Во всем мире наберется сто двадцать пять тысяч тонн золота. Неужели вы верите, что человеку вроде мистера Кайна так уж необходимо устраивать всю эту свистопляску ради каких-то тринадцати или четырнадцати килограммов, которые сможет принести ему Ковчег?
- Сейчас мы говорим не о Кайне, а о профессоре Форрестере и его ребятах, - ответила Андреа. Она всегда любила поспорить, но никогда еще не случалось, чтобы ее аргументы, которые она считала неопровержимыми, были бы разбиты с подобной легкостью.
- Ну, хорошо. Вам нужно практическое объяснение? Так вот оно: фаза отрицания. Работа придает им сил продолжать.
- О чем вы, черт возьми?
- О фазах боли доктора Кюблер-Росс.
- Ах да, конечно. Неприятие, гнев, депрессия и всё в таком духе.
- Правильно. Но всё это - лишь первая фаза.
- Он бы наорал на любого доктора, сказавшего, что он на второй стадии.
- Думаю, к вечеру ему станет лучше. Должен же профессор Форрестер произнести речь в память усопшего. Интересно будет послушать, как он будет произносить хвалебные речи в чей-то адрес, а не в свой собственный.
- Что теперь будет с телом, падре?
- Его поместят в герметичный мешок и по-быстрому похоронят.
Андреа вскочила и недоверчиво взглянула на Фаулера.
- Что за ерунда?
- Таков иудейский закон. Любой покойник должен быть похоронен в течение двадцати четырех часов с минуты смерти.
- Я понимаю, что вы имеете в виду. Но разве не правильнее было бы вернуть его семье?
- Никто и ничто не вправе покинуть лагерь, сеньорита Отеро. Помните?
Андреа убрала камеру в сумку и закурила.
- Все здесь просто с ума посходили. Надеюсь, что эта тварь не собирается прикончить всех нас одного за другим.
- При всей вашей незаурядности, сеньорита Отеро... Я никак не могу понять, чего вы так отчаянно добиваетесь.
- Успеха и славы. А вы?
Фаулер тоже встал на ноги и потянулся. Он выгнул спину, и Андреа явственно услышала, как хрустнули позвонки.
- Я здесь по приказу Ватикана. Если Ковчег действительно существует, Ватикан хочет в этом убедиться, чтобы официально объявить его святой реликвией, содержащей заповеди Господни.
Какое простое объяснение, и какое благородное! И при этом - полная ложь. Да-да, я знаю, что вы лжете, падре. Вы ведь совсем не умеете лгать. Ну что ж, сделаем вид, будто я вам поверила.
- Допустим, - сказала Андреа после недолгого раздумья. - Но в таком случае, почему ваши руководители не послали профессионального историка?
Фаулер кивнул на свою работу.
- Потому что историк уж точно не справился бы с вот с этим.
- Что это вы делаете? - поинтересовалась Андреа. Прибор, с которым возился Фаулер, выглядел как обычный выключатель, от которого тянулась пара проводов.
- Наши вчерашние планы относительно связи с Альбертом накрылись медным тазом. Теперь, после убийства Эрлинга, они наверняка навострили уши. Так что без этой штучки нам никак не обойтись...
