РАСКОПКИ. Пятница, 14 июля 2006 года. 01.18

Стоув Эрлинг нервно покусывал ручку и отчаянно ругал профессора Форрестера. В конце концов, он не виноват, что данные по этой части каньона не достигли места назначения. Хватит и того, что ему пришлось выслушивать бесконечные жалобы новоявленных археологов, подключать и отключать оборудование, менять батареи и следить, чтобы кто-нибудь не исследовал дважды один и тот же участок.

Ему-то никто не помогал нацепить магнитометр. А это была не самая простая процедура - посреди ночи, при свете примуса. Форрестеру все были до лампочки. Все, кроме него самого. После ужина он нашел в данных аномалию и приказал Стоуву снова проанализировать квадрат 22К.

Уж как Стоув просил - да что там просил, почти умолял - отложить это дело до завтрашнего утра. Однако профессор был непреклонен: если у них не будет данных по каждому участку, вся работа пойдет насмарку.

Чертов Паппас. Предполагается, что это он - лучший археотопограф в мире, так ведь? Предполагается, что это он разработал соответствующее программное обеспечение, так ведь? Настоящий говнюк. Ему следовало бы оставаться в своей гребаной Греции. Уж как я лизал задницу старому хрену, чтобы тот предоставил мне заняться программой для магнитометров, а он отдал это Паппасу. Два года, два чертовых года. Два года я искал для Форрестера ссылки, поправлял его детские ошибки, покупал ему лекарства, опустошал корзину для бумаг от проклятых платков с зараженной кровью. Два года, и вот как он со мной обращается.

К счастью, его сложная пантомима закончилась, и магнитометр был установлен и функционировал. Стоув взял фонарь и разместил его на склоне холма. Участок 22К по большей части состоял из песчаных дюн и камней неподалеку от "указательного пальца" каньона.

Поверхность здесь была другой, не похожей на пушистый розовый матрас в горловине каньона, но и не как голые скалы по бокам. Песок был темнее и лежал с уклоном в четырнадцать градусов, шевелясь под подошвами ботинок, как крыса внутри торта. Стоуву пришлось с силой потянуть за ремни магнитометра во время подъема, чтобы не упасть. Так он придал прибору равновесие.

Нагнувшись, чтобы поставить фонарь на землю, Стоув оцарапал правую руку о шероховатый металлический край магнитометра. Порез был поверхностным.

- Что за черт... Ай!..

Лизнув царапину, молодой человек начал медленный и болезненный ритм движения с прибором.

Он даже не американец. Даже не еврей, черт бы его побрал. Всего лишь грязный грек, иммигрант, рыба-прилипала. Судя по имени, он исповедовал православие, прежде чем начал работать на профессора. Он перешел в иудаизм спустя три месяца после того, как присоединился к нашей работе. Новообращенный, так сказать. Очень удобно. О, как же я устал! И зачем, скажите, я всем этим занимаюсь? Хотя бы мы нашли Ковчег, тогда бы обо мне узнали на исторических факультетах. Я бы получил хорошую работу, читал бы лекции. Старик всё равно долго не протянет, так что будет только справедливо, если он немножко поделится с нами славой. Не пройдет и нескольких лет, как все вокруг заговорят именно о нашей команде. Обо мне. Конечно, лучше всего было бы, если бы его гнилые легкие приказали долго жить в ближайшее время. Кого же в таком случае Кайн назначит главой экспедиции? Уж точно не Паппаса. Этот говнюк шагу ступить не может без профессора, Кайн раздавит его и не заметит. Нет, это должен быть кто-то сильный, обладающий харизмой. Не могу даже представить, что за штука на самом деле этот Кайн. Говорят, он тяжело болен. Так чего ради он сюда потащился?

Внезапно Стоув остановился возле стены каньона. Ему показалось, будто он слышит чьи-то шаги, но это было просто невозможно. Он посмотрел в сторону лагеря, который, казалось, по-прежнему мирно спал.

Ну, конечно, все спят. Единственный, кто не спит в такой час, это я. Ну, еще часовые, но они тепло укутаны и, я уверен, тоже дрыхнут прямо на посту. Ну от кого им нас тут защищать? Лучше бы они...

Он остановился и повернулся, чтобы прислушаться, теперь он был уверен, что дело не в воображении. Он наклонил голову, чтобы слышать лучше, но снова начался нервирующий писк магнитометра. Стоув нашарил в темноте кнопку выключения прибора и слегка на нее нажал. Так он отключил предупредительный сигнал, не отключая самого прибора, что вызвало бы сигнал тревоги на компьютере Форрестера - за знание подобного фокуса двенадцать человек вчера отдали бы руку.

Вероятно, это один из охранников, который идет сменить своего товарища в карауле. Я уже слишком большой мальчик, чтобы бояться темноты.

Он выключил аппарат и стал медленно спускаться по склону. Самое лучшее, что он может сделать - это вернуться в постель. Пусть себе Форрестер злится, черт с ним. В конце концов, можно сделать это и завтра, если встать пораньше. Ну, в крайнем случае, пропустит завтрак.

Правильно, так я и сделаю, подумал он. Я встану раньше старика. Вот пусть только немножечко рассветет.

Он улыбнулся, развеселившись, что встревожился на пустом месте, но зато теперь пойдет в постель, а именно в этом он и нуждался. Если поспешит, то сможет поспать часа три. Стоув выключил прибор.

Внезапно что-то потянуло за ремни. Стоув отклонился назад, взмахнув в воздухе руками в попытке не потерять равновесие. Но когда он уже думал, что вот-вот приземлится на задницу, тело столкнулось с каким-то человеком, который с силой его схватил.

Стоув даже не ощутил, как в основание черепа вонзилось острие ножа. Рука, держащая его за прибор сзади, потянула сильнее. Стоув вспомнил детство, когда ездил с отцом на озеро Чебакко ловить судака. Отец брал рыбу в руки и потрошил одним движением, которое сопровождалось влажным шипящим звуком. Очень похожим на тот звук, что в последний раз в жизни услышал Стоув.

Наконец, чужие пальцы разжались, и молодой человек рухнул на землю, словно тряпичная кукла. Магнитометр замедлил падение, и тело медленно заскользило вниз по склону.

Прежде чем умереть, Стоув успел лишь сухо и коротко вскрикнуть.