Глава II. Еда средневековья: sine qua non

Книга: Вокруг Апокалипсиса. Миф и антимиф Средних веков

Назад: Глава I. Невероятные приключения климата

Сегодня очень популярной стала поговорка «Ты — то, что ты ешь». Произнося эти слова, современные поклонники здоровой пищи не вкладывают в них особого смысла, кроме, пожалуй, приверженности к подсчету калорий.

В Средневековье все было иначе.

Еда была тем необходимым звеном, связующим фактором, который объединял всех — от сюзеренов до вассалов, от горожан и знати в замках до простых крестьян в глухих деревушках Франции. Голод и/или обычное недоедание диктовали свои условия, меняли политику, устанавливали границы и подчиняли себе все сословия. Средневековый человек остро зависел от объемов урожая, и для большей части населения каждодневная борьба за хлеб насущный была чем-то повседневным, само собой разумеющимся.

* * *

Средние века унаследовали древнеримскую концепцию богатства: земля, землевладения, были главным источником могущества и достатка. Как мы говорили выше, производство сельскохозяйственной продукции неуклонно росло, однако люди жили в постоянном страхе нехватки продовольствия или наступления голода. Ряд исследователей полагают, что сельскохозяйственные технологии в ту эпоху улучшались и развивались, однако на самом деле это было не так: Европа всего лишь начала медленно восстанавливать то, что было утрачено после падения Рима.

А утрачено было почти все.

Средневековью достались в наследство две различные модели питания: культура злаков и культура мяса. В основе первой лежала средиземноморская триада древних греков и римлян, составлявшаяся из злаковых, виноградного вина и оливкового масла, в сакральном смысле превратившаяся в таинства причастия хлебом и вином, а также таинство миропомазания. Вторая восходила к культуре варварских народов, прежде всего германцев.

Античные авторы с презрением писали, что эти племена пребывают во мраке животного существования, не зная цивилизованного земледелия. Подобное противопоставление весьма схематично и содержит в себе большое упрощение — варвары, так же как эллины и римляне, выращивали злаки и употребляли в пищу зерно. Их «национальным» напитком было ячменное пиво, которое, начиная с XIV века, вытеснялось пивом из хмеля. В свою очередь, римляне времен республики и ранней империи тоже разводили скот и потребляли мясо, пускай и в небольших объемах.

Древнеримские авторы, подобные Катону, оставили после себя труды, подробнейшим образом регламентировавшие сельскохозяйственное производство, детально описывающие управление фермой и общераспространенные способы получения хорошего урожая. Увы, но Средневековье оставило от римского наследия в аграрной сфере лишь отголоски, огромный научный пласт был утерян и забыт.

Тем временем население Европы с X по XIV века дало почти троекратный прирост, изменяя облик континента. Чтобы прокормиться, люди проводили обширную расчистку земель со сведением лесов и распашкой неокультуренных пастбищ, используя довольно примитивные методы хозяйствования и по наитию изобретая заново античные технологии. Так, крупнейшим достижением сельского хозяйства в умеренной зоне был переход к трехпольной системе с чередованием яровых, озимых и пара.

В XII-XIII веках наметилась одна действительно важная тенденция в развитии производства, которая в долгосрочной перспективе связала сельскую и городскую экономики, — аграрная специализация. Один из способов бороться с истощением земли — выращивать культуру, которая подходит для данного типа почвы, и именно на этом продукте специализироваться, продавая на сторону и покупая взамен то, что лучше растет на других землях. Такого рода разделение предполагало не только торговлю, но и прямой бартер между регионами.

Постепенно многие области начинали специализироваться в производстве на экспорт. Несмотря на то, что число культур, которые выращивались в те времена, было гораздо меньше, чем сейчас, сельскохозяйственный пейзаж начал выглядеть более разнообразно в сравнении с кромешным упадком Темных веков.

* * *

Пиршество герцога Жана. Великолепный часосолов герцога Беррийского, 1410—1416 гг.

Средневековая Европа довольно четко разделялась на две аграрные зоны: средиземноморскую, где отчасти сохранялись традиции античного земледелия, и заальпийскую зону умеренного климата. На юге главной зерновой культурой была пшеница, наряду с которой высевали довольно много ячменя. Кроме того, возделывали бобовые, выращивали виноград, фрукты, а кое-где и маслины. Хлеб засевали осенью: осенне-зимние дожди обеспечивали здесь развитие озимых культур, тогда как летняя жара препятствовала бы интенсивному росту яровых посевов.

Каждая из провинций старалась как можно более полно удовлетворить собственные потребности, поскольку деревни, как правило, поддерживали экономические связи лишь с ближайшими городами. Повсюду на первом месте среди культур оказались зерновые, но, если не считать очень богатых земель, пшеницы сеяли намного меньше, чем ржи, ячменя и овса. Напомним, что при расцвете империи римляне относились к этим злакам пренебрежительно, выращивая их в основном на корм скоту — граждане Рима (как до них вавилоняне, египтяне и карфагеняне) питались почти исключительно пшеницей.

На тяжелых почвах Бретани и в центральной части Франции предпочтение отдавалось «черному зерну» — гречихе. Значительную роль играли «текстильные» растения — лен, конопля, благодаря чему всегда хватало сырья не только для ткацких станков ремесленников в окрестных городах, но и для прялок крестьянских хозяйств. Вообще, во Франции того времени широко распространяется так называемое farrago — смешанные сорта хлеба: например, ячмень и овес или овес и рожь, которые высевались вместе. Многие ученые отмечают повышение урожайности зерновых в период классического Средневековья. По данным Ж. Дюби, в XIV веке начался новый подъем сельского хозяйства, что было обусловлено не только совершенствованием методов сева и удобрения почв, но и тем, что состоятельные горожане, корпорации и объединения начали вкладывать в земледелие значительные средства.

Однако другие исследователи не столь оптимистичны.

«Доступные крестьянам XIII века приемы к концу столетия исчерпали себя, и с тех пор по мере роста населения наши источники все чаще и чаще упоминают массовый голод. Прежде в годы неурожаев сельским общинам удавалось как-то продержаться, но теперь, на пределе демографического роста, они уже не справлялись. В 1315-1317 годах, а местами и позже, суровые зимы и дождливые лета истощили ресурсы всей Северной Европы, и даже развивающиеся торговые сношения, о которых говорилось выше, не спасали от голода — по крайней мере, после первого года. Урожаи зерна и винограда резко снизились, эпидемия среди овец сократила объемы поставок шерсти во Фландрию, пострадало даже солеварение... Хотя сокращение европейского населения вдвое не могло не сказаться на экономике, сокрушить ее Черной смерти не удалось. Для переживших чуму последствия были, скорее, положительными хотя бы потому, что для крестьян снижение плотности населения означало увеличение земельных наделов, а наемным работникам поредение рядов позволяло выторговать более выгодные условия, по крайней мере теоретически».

Уикем К. Средневековая Европа: от падения Рима до Реформации.

* * *

Средневековое мышление, непосредственно связанное с религией, трактовало голод совершенно однозначно: он был Божьим наказанием, карой за людские грехи, и за первородный грех особенно. Изначально человек был сотворен Господом, чтобы беззаботно жить в саду Эдема, не заботясь о хлебе насущном, и лишь грехопадение привело к тому, что человек, изгнанный из рая, обречен добывать пропитание в муках и тяжких трудах. А раз так — значит, голод неудивителен и даже в чем-то естественен. Бог внушил своему неразумному созданию чувство голода, дабы человек неустанно трудился под угрозой смерти.

Однако при этом в глазах человека Средневековья, голод оставался уделом бедноты, сервов, крестьян. «Эта социальная дискриминация бедствий, которые поражали бедных и щадили богатых, была настолько нормальна для Средневековья, что все удивились, когда внезапно появилась „черная смерть“, эпидемия чумы, от которой гибли без разбора и бедные, и богатые», — пишет Жак Ле Гофф в книге «Цивилизация Средневекового Запада».

Страх голода становится одним из главных и неотъемлемых сюжетов средневекового фольклора, народного творчества и литературы. Крестьяне мечтали о стране Кокань, рассказывая побасенки об этом царстве вечной и обильной еды. Кокань стала темой одноименного французского фаблио, повествующего о волшебной стране, где колбасы растут на деревьях, а в реках вместо воды течет пиво и все, что душе угодно. Воображение человека Средневековья, особенно из низшего сословия, постоянно вращалось вокруг темы еды — обильной, сытной, дармовой. Даже религиозные сюжеты не оставались в стороне.

«Великий голод свирепствовал во всей Кампаньи, когда однажды в монастыре святого Бенедикта братья обнаружили, что у них осталось лишь пять хлебов. Но святой Бенедикт, видя, как они удручены, мягко упрекнул их за малодушие, после чего сказал в утешение: „Как можете вы пребывать в горести из-за столь ничтожной вещи? Да, сегодня хлеба недостает, но ничто не доказывает, что завтра вы не будете иметь его в изобилии“. И действительно, назавтра у дверей кельи святого нашли двести мешков муки. Но и поныне никто не знает, кого послал для этого Господь».

Святой Доминик тоже внес свою лепту в легендариум:

«Однажды братья, а было их сорок человек, увидели, что из еды у них остался лишь один маленький хлебец. Святой Доминик приказал разрезать его на сорок частей. И когда каждый с радостью брал свой кусок, в рефекторий вошли двое юношей, похожих друг на друга как две капли воды; в полах плащей они несли хлебы. Они молча положили их на стол и исчезли — так, что никто не знал, откуда они пришли и каким образом удалились. Тогда святой Доминик простер руки: „Ну вот, дорогие братья, теперь у вас есть еда!“»

Голод был связан с капризами природы, а потому неукротим, непредсказуем и всегда внезапен. Засуха, наводнение или иное природное бедствие давали в итоге один результат — плохой урожай, недород, а то и вообще продовольственную катастрофу. И снова голод, с периодичностью в три-пять лет. Замкнутый круг, из которого никуда не деться, если ты крестьянин и вся твоя жизнь привязана к земле.

Как только начинался голод, сразу ползли вверх цены на продукты, увеличивалась нужда бедняков и появлялся неизменный зловещий спутник «тощих лет» — эпидемии болезней, которые в наши времена или исчезли, или остаются уделом бедных неблагополучных стран, или сравнительно легко лечатся: корь, краснуха, скарлатина, свинка, коклюш. Туберкулез, наконец, — болезнь, окончательно победить которую не удалось и сейчас. Надо ли говорить, что первыми жертвами становились дети; и без того неприлично высокая детская смертность зашкаливала, а у истощенного взрослого инфекция протекала в более тяжелой форме.

В пищу шло все — трава, кора, остатки испорченной муки, иногда даже глина, не считая человеческого мяса, упоминания о котором не следует относить на счет фантазий хронистов. Это влекло за собой не-инфекционные болезни, часто смертельные, или синдром хронического недоедания, приводивший к самым плачевным результатам в виде белково-энергетической недостаточности, влекущей за собой почти неизбежную смерть.

Жуткий цикл завершался так: ненастье, голод, рост цен, эпидемия и в любом случае «мор», то есть резкое увеличение смертности от совокупности негативных причин. Умберто Эко в своем знаменитом «Имени Розы» вложил в уста одного из персонажей, Сальватора, рассказ о чудовищном голоде, используя не собственное воображение, а вполне конкретные слова бенедиктинского монаха Радульфа Глабера, устрашающие цитаты из записей которого мы уже приводили выше. Правда, Глабер жил в XI веке, но с тех пор подобное повторялось многократно, и даже к XIV веку, когда массовый голод случался значительно реже, от него не был застрахован никто.

Массимо Монтанари отмечает, что в начале XIV в. на Европу обрушивается целый ряд жесточайших голодовок. Перечислить все их было попросту невозможно, поскольку в каждом регионе имелись свои особенности.

«В 1315—1317 гг. страшный голод поразил значительную часть Европы, в особенности атлантические страны: неблагоприятные погодные условия и торговые спекуляции привели к тому, что население Франции, Англии, Нидерландов, Германии два года пребывало на грани продовольственной катастрофы. Италия больше всего пострадала в 1328—1330 гг. и в 1347 г., но это даты самых памятных бедствий, а скудных, неурожайных лет было гораздо больше. Во Флоренции колебания цен показывают нехватку зерновых также в 1303, 1306, 1311, 1323, 1340 гг. В 1333—1334 гг. вновь наступает очередь Испании и Португалии; в 1340—1347 гг. — Южной Франции... Половина столетия отмечена голодом: за период 1277—1343 гг. в одной только области Форе отмечено 34 года голодовок: каждый третий год».

По мнению Монтанари, такие повторяющиеся стрессы в области питания, которым подвергалось население Европы в первой половине XIV века, привели к массовому недоеданию и слабости, а это подготовило почву для эпидемии чумы, опустошавшей континент с 1348 по 1351 гг. Нельзя сказать, что эти перманентные голодовки и чума связаны напрямую, однако в распространении эпидемии всегда играют важную роль гигиена, состояние жилищ и режим питания. Особенно первое и последнее — это усиливает или ослабляет механизм биологической защиты человека от инфекций.

Пандемия, вроде той, что потрясла Европу именно в середине XIV в., не могла возникнуть случайно, ее подготовили предыдущие тяжелые годы. Может быть, размышляет Монтанари, именно по этой причине, например, в Нидерландах эпидемия в гораздо меньшей степени поразила население прибрежных районов, которому продукты животноводства и рыбной ловли обеспечивали количество протеинов и жиров на порядок большее, чем то, каким довольствовались крестьяне внутренних областей.

Но почему средневековый голод был настолько катастрофичен?

Несовершенство аграрных технологий и экономические трудности лишь фон. Основной причиной была слабость государственной власти и полное отсутствие любых централизованных механизмов регулирования. В античном мире голод случался, во многих регионах Римской империи тоже была низкая урожайность, которая порой ставила земледельцев, даже крупных, на грань нищеты. Однако римские власти всех уровней — от центральной до муниципальных — имели в руках мощное оружие: отработанную систему распределения продовольствия, в частности зерновых и масла.

Огромную роль в этом играли обустроенные повсюду, от частных вилл до городов, зернохранилища, регулярно пополняемые, и использовавшиеся в случае неурожайного года для раздачи зерна населению. Развитая дорожная сеть империи позволяла быстро доставлять продовольствие из благополучных районов туда, где ощущалась его нехватка.

Эпоха Средневековья была начисто лишена столь мощного административно-управленческого ресурса, а былое изобилие Рима осталось лишь в призрачных воспоминаниях и смутных полуфантастических преданиях о «Золотом веке». Да, крупные аббатства создавали изрядные резервы провианта, но надо помнить, что церковь и государство в те времена являлись независимыми друг от друга структурами с доминированием Церкви как «наднационального» института, и собственность аббатств принадлежала только им. Монастыри могли поделиться своими запасами, а могли и придержать.

Со стороны государства же не делалось вообще ничего хотя бы потому, что марксистский термин «феодальная раздробленность» появился не на пустом месте: центральная власть была слишком слабой, а крупные бароны слишком эгоистичны…

Людоеды. Хроника Матвея Парижского, Кембридж, 1255 г.

* * *

Сегодня нам трудно представить, что какой-то вид продуктов может быть «не рекомендован» к употреблению для определенной социальной группы. Если есть деньги и возможность приобрести любой желаемый продукт, мы просто идем в магазин и покупаем — будь то рыба, птица, хлеб или мороженое. Однако Средневековье четко разделяло «сословность» в области питания: что позволено дворянину, недоступно смерду или является предосудительным для монаха. Равно и наоборот.

В IX-X веках начался постепенный демографический рост, вне всякого сомнения, благодаря относительной стабильности в обеспечении продуктами питания. Как мы уже упоминали, тогда доступ простолюдинов к лесным и пастбищным угодьям начал ограничиваться.

По словам М. Монтанари, наиболее значительным событием в истории питания, возможно, явилось запрещение или, во всяком случае, подчинение строгим правилам эксплуатации невозделанных «диких» угодий. Запреты вводились систематически начиная с раннего Средневековья. Таким образом, основу питания низших классов отныне составляли главным образом продукты растительного происхождения (зерновые и овощи). Потребление мяса (не только ценной дичи, но и свежего мяса вообще) стало привилегией дворянства и духовенства.

«Противостояние культуры хлеба и культуры мяса, отделявшее античных людей от варваров, сменилось новым — культуры бедных и культуры богатых, отодвинувшим старое на второй план, — пишет Жак Ле Гофф в своей „Истории тела в Средние века“. — Самые бедные жители сельской местности питались теперь в основном изделиями из зерна и овощами. Считалось, что хлеб лучше всего соответствует положению и занятиям laboratores [трудящихся]. Баранина же, а еще лучше — говядина украшали стол недавно появившихся богатых горожан. Вот так мясо, которое человек добывал в противоборстве со зверем, стало ассоциироваться с богатством и силой, с плотью и мускулатурой».

Крестьянин, где бы он ни обитал — во Франции, в Англии или в другой европейской стране, — не мог позволить себе полакомиться «благородной» пищей. Например, птицей: фазаны, лебеди и прочая летающая дичь, в изобилии обитавшая в лесах и полях, — все это было не для крестьянского горшка с похлебкой. Да, в центре средневекового меню была птица: орлы, цапли, павлины, воробьи, жаворонки, зяблики и многие другие пернатые широко употреблялись в пищу.

Только дело здесь вовсе не в том, что лебеди и еще более экзотические с нашей точки зрения птицы особенно вкусны. В противном случае сегодня мы бы тоже с удовольствием покупали какого-нибудь «лебедя-гриль» или употребляли шаверму из снегирей. Нет, просто особого выбора не было, охотились на все, что летало.

* * *

Дошедшие до нас сведения о жизни крестьян XIV столетия нередко противоречивы. Во французских хрониках говорится, будто они ели свинину и домашнюю птицу на вертеле; им также были доступны яйца, соленая рыба, сыр, сало, горох, бобы, фрукты, овощи из своего огорода, ржаной хлеб, мед, сидр и пиво. По мнению многих средневековых авторов, это было нормальное, более чем приемлемое для низших классов меню, за рамки которого «подлое» сословие не должно выходить.

В рассказе «Все зло от вилланов» автор отчасти возмущенно и многословно философствует:«Скажите на милость, по какому праву виллан ест говядину?... А гуся? Это тревожит Бога. Он страдает от этого, да и я тоже. Жалки вилланы, которые едят жирного гуся. А могут ли они употреблять в пищу рыбу? Лучше пусть едят траву, солому и сено по воскресеньям, а по будням — горох. Вилланы должны работать без устали. А что происходит на самом деле? Некоторые вилланы ежедневно наедаются до отвала, пьют лучшие вина и щеголяют в роскошных одеждах. У таких вилланов немыслимые расходы, что подрывает устройство мироздания. Эти вилланы подрывают благосостояние государства. От вилланов одни несчастья. Разве должны они есть мясо? Пусть лучше вместе с коровами щиплют траву на пастбище и ходят на четвереньках. ..»

Удивительно, но продукты, особенно приготовленные определенным образом, люди ели не потому, что они так привыкли, или им так хотелось. Личные желания по принципу «вкусно-невкусно» заменял принцип «дозволительно-недозволительно» или «достойно-недостойно». Кулинария оказалась подчинена сословным правилам. Иерархию еды следовало свято и неукоснительно блюсти, чтобы не нарушить сложившееся равновесие и установившиеся традиции.

Люди свято верили в то, что питаясь не тем, что положено тебе по социальному статусу, ты попросту рискуешь здоровьем. Что хорошо для виллана, едва ли не смертельно опасно для дворянина. Медицинские трактаты полны подобных сентенций; авторы поэм и фаблио высмеивают простаков, осмелившихся питаться господской пищей.

Популярной идеей было мнение о том, что самые «благородные» продукты растут на вершинах деревьев или же происходят от животных, средой обитания которых является воздушное пространство (птицы), и наоборот, к «низкой» пище, наиболее соответствующей простому народу, авторы трактатов относили продукты, произрастающие на земле или под землей. Так что, если ныне вы полагаете себя потомком какого-нибудь графа, сто раз подумайте — стоит ли употреблять в пищу редис, топинамбур или свеклу, дабы не оскотиниться!

В Европе XIV века в среде аристократии с малых лет прививается очевидная мысль: статус в обществе определяет статус блюд на столе. Желудкам знатных людей подобают дорогие, изысканные, хорошо приготовленные яства, которые им позволительно вкушать ежедневно за пиршественным столом, в окружении роскошной посуды. Желудки крестьян созданы для тяжелой, грубой и простой пищи — бобов, каши, свинины, репы и т. д. Бродягам и нищим сгодятся последние отбросы: все гнилое, прокисшее, заплесневелое и лежалое.

Нарушителей этих неписаных законов ждет не только осмеяние, но и суровая кара. В одной из средневековых повестей описано, как крестьянин каждую ночь крадет персики (это совершенно точно фрукты для знати) в саду своего хозяина. Когда кражи обнаруживают, на вора ставят капкан, в который он попадается. Тогда бедолагу ошпаривают кипятком и советуют не зариться на плоды, подобающие лишь его господину, а есть свои — «репу, чеснок, лук-порей и лук репчатый, да тридцать три несчастья с черным хлебом».

А что там с рыбой? Нам это может показаться странным, но рыба была изрядной редкостью, которая на крестьянском столе появлялась не часто или не появлялась вовсе. Дороговизну обуславливало то, что рыбу вылавливали, в основном, из прудов и озер, принадлежавших высшему сословию.

Несмотря на то, что озер в Европе хватало, найти среди них «ничейное» не представлялось возможным. Вся земля кому-то принадлежала, а вместе с землей и вода, и рыба, которая водилась в этой воде. Простолюдинам рыбачить практически никогда не дозволялось, пресноводная (а следовательно, предназначенная элите) рыба доставлялась исключительно на дворянский или монастырский столы — в аббатствах рыбоводство было поставлено широко, поскольку монашество значительную часть года обязано было проводить в постах и не вкушать скоромного мяса.

В приморских районах дело обстояло, разумеется, иначе — здесь рыболовство кормило значительную часть населения. Но вся «благородная» рыба неизменно шла на господский стол, а рыбакам и крестьянам доставались только самые дешевые ее виды.

Тем не менее рыба заметно дополняла и разнообразила стол средневекового человека из высших сословий (особенно в дни многочисленных долгих постов). Рыбу употребляли в свежем виде, сырой или полусырой питались преимущественно зимой, когда не хватало зелени и витаминов. В почете была копченая, сушеная, вяленая и соленая (пилигримы и разного рода путешественники любили брать соленую и сушеную рыбу в дорогу — она не требовала дополнительных условий хранения). Балтика и Северное море были богаты сельдью, Атлантика — треской и макрелью, Средиземноморье — тунцом и сардинами.

Как ни странно, мясо домашних животных (в частности, свинина) стоило гораздо дешевле рыбы, при этом нечасто встречаясь в рационе большей части населения. Здесь диктовала свои условия Церковь — пост для обычного прихожанина мог занимать до трети года (166 дней), а для принявшего обет монаха еще больше. Прибавим к трем постным дням недели еще сорок дней Великого тоста, а также множество церковных праздников, в дни (или накануне) которых вкушать мясо было грешно.

Общее число постных дней менялось, но в максимальном случае могло составить почти половину года. Исключения делались только для тяжело больных, рожениц и не-христиан, мусульман и евреев, живших в странах католической Европы. Святая Мать Церковь, включая инквизицию, ревностно блюла принцип не навязывать свои доктрины иноверцам — они отдельно, мы отдельно.

Запасти мясо впрок тоже было непросто — холодильники изобретут только через несколько столетий, а зимы в Европе были теплыми. Обустроить же погреб с ледником могли позволить себе лишь весьма обеспеченные люди. Вероятно, еще и поэтому в средиземноморских регионах мяса потребляли меньше, чем в Северной Европе: жаркий климат Средиземноморья не позволял хранить мясо иначе как в виде солонины, кроме того в Греции, Италии и Испании традиционно не хватало кормов, земли под выпасы было мало, поэтому скота разводили меньше, чем на севере.

Согласно современным подсчетам, в период позднего Средневековья самым высоким в Европе было потребление мяса в Венгрии: в среднем около 80 кг в год. В Италии, во Флоренции, к примеру, использовалось около 50 кг на душу, в соседней Сиене всего-то около 30 кг.

В XV веке в центральной и восточной Европе ели больше говядины и свинины. В Англии, Испании, Южной Франции и Италии — баранины. Горожане потребляли мяса больше, чем крестьяне. Легко усваивалась главным образом свинина, прочие мясные продукты зачастую способствовали несварению.

Знать свинину презирала. Копающаяся в грязи свинья была пищей для виллана, но уж никак не для рыцаря и титулованного дворянина: свиньи всеядны, они запросто могут схарчить любую мерзость, от гнилых овощей до полуразложивщихся трупов. Впрочем, «нельзя сказать, — уточняет Р. Фоссье в „Людях Средневековья“, — что сеньоры ели только дичь, бюргеры — говядину, крестьяне — свинину, а студенты — баранину. Все ели всё — об этом, свидетельствуют раскопки на местах помойных ям или счета в тавернах; в пищу шло что угодно, вплоть до конины и собачатины (ох!) — на костях остались явные следы разделки. Так-то оно так, но то или иное животное отдавали на заклание в зависимости от региона и времени, местных пристрастий и уровня жизни: засоленную свинину и свиные колбасы ели преимущественно зимой, баранов, которых, впрочем, разводили главным образом ради шерсти, забивали летом, говядина встречалась повсеместно».

Запомним, слова «говядина встречалась повсеместно» не следует трактовать как «употреблялась всеми и постоянно»: позволить себе условный «стейк» могли лишь около 10% населения, и то далеко не каждый день и даже не каждую неделю.

Пляшущие крестьяне, Альбрехт Дюрер, 1514 г.

* * *

Высокое и позднее Средневековье — это, при всех проблемах с неурожаями и голодом, период экспансии средиземноморских продуктов. Хлеб, вино и растительное масло тогда появились на севере Европы, и Церковь в лице таких ее представителей, как св. Бенедикт, раздавала свои предписания о правильном питании, основываясь именно на этих продуктах.

Воздержание от мясной пищи и животных жиров в некоторые периоды церковного календаря (Филиппов пост перед Рождеством, в Великий пост и по пятницам) привило верующим привычку употреблять вместо сала и свиного жира растительное масло. Рожь превращается в главную злаковую культуру, а в регионах, где земля была недостаточно хороша для посевов «белого зерна» (чистой пшеницы), в ход могла идти суржа, смесь пшеницы и ржи. Однако овес и ячмень люди употребляли в пищу в виде хлеба крайне редко. Куда чаще эти зерновые готовили как густой суп, очень распространенный на северо-западе Европы или в средиземноморских районах. В Артуа такой суп называли «гомел», а южнее, в Италии, — «полента». При этом ржаной хлеб низкого качества всегда считался уделом крестьян и бедняков. Зачастую, когда выбирать было особо не из чего, хлеб и вовсе заменяли лепешками из муки других злаков, а то и каштанов. Напомним, именно каштаны до появления картофеля играли в Южной Европе роль очень важного пищевого ресурса, настолько важного, что с XI по XIII век специально высаживали каштановые рощи. В голодные годы бедняки добавляли в хлеб желуди и коренья. Горожане и аристократия предпочитали пшеницу, из которой выпекали белый хлеб.

Благодаря «зерновой доктрине продовольственной безопасности» хлеба ели запредельно много — по нашим, конечно же, меркам. Исследователи рационов питания во французских монастырях и городах, такие как М. Руш, установили, что ежедневно монахи и светские люди употребляли 1,6-1,7 килограмма хлеба (и это еще в раннем Средневековье!). В более поздний период состоятельный горожанин съедал примерно килограмм хлеба в день, солдату или моряку выдавалось до 700-750 граммов.

Вообразите, что в настоящей момент вы ежедневно съедаете по круглому черному хлебу или по полтора ржаных «кирпича». Представили? Вот то-то же.

Хлеб царил повсюду. Обитатели Средневековья знали его в виде ковриг, выпечных «челноков», длинных батонов, галет, хлебных шариков, а также в виде добавок в кашу, суп или рагу. Долгое время хлебные изделия представляли собой простые пресные лепешки, поскольку хлеб в форме батона и буханки стали выпекать только к концу Средних веков. Современный читатель, случись попробовать такие лепешки, вряд ли захотел бы повторить этот опыт: они были жесткими и сухими, поскольку выпекались без дрожжей, а также совершенно безвкусными: соль и пряности невероятно дороги, сахар практически недоступен, об ароматизаторах и речи тогда не шло.

Хлеб главенствовал на трапезе простолюдинов и пиру аристократии. Исследователи объясняют это белковым дефицитом, ведь по некоторым данным, около 60-80% получаемых организмом калорий составляли углеводы. Вся остальная еда, кроме хлеба, которую ставили на стол, часто называлась просто companaticum, «то, что едят вместе с хлебом».

Дольше других сохранялись ячменные лепешки, которые пекли не для повседневного питания, а чтобы взять в дорогу — так делали пилигримы, крестоносцы и странники всех мастей.

Давайте не забывать, что хлеб имел еще и священное, религиозное значение, заповеданное в Евангелиях: хлеб — это причастие, а следовательно, и отношение к нему со временем сакрализировалось.

Современный строгий контроль над ценами на хлеб и создание крупных хлебных запасов во многих странах мира — это наследие и отголосок Средневековья, поскольку случись что непредвиденное (от ядерной войны до нашествия инопланетян), нам придется вернуться к архаичной хлебной концепции массового питания, что позволит населению протянуть на имеющихся резервах существенное время, пока не будет восстановлено привычное аграрное производство.

Хлебопекарня. Миниатюра XV века. Отметим привычную нам круглую форму каравая.

* * *

Поскольку пища была недостаточно питательна, значит, необходимо было есть больше при любой возможности. Поэтому кроме хлеба употребляли очень много каш — в основном это относится к крестьянству.

В кашах человек Средневековья знал толк. Это были ячменные, просяные, полбяные и манные каши, а также каши из бобовых чечевицы, гороха и бобов). Подобная каша или, скорее, густая похлебка, в которую кидали куски лепешек, порой была почти единственным блюдом на столе крестьян, отличаясь только цветом. В конце осени и зимой цвет был темно-коричневый из-за гороха и бобов. Весной похлебка становилась светлей, потому что к зерну и бобовым добавлялся лук, крапива и, может быть, немного молока. Летом крестьянская каша становилась зеленого цвета, который придавали овощи и травы.

«Королевой» крестьянских овощей была, конечно, репа. Не стоит забывать о том, что ни картофеля, ни томатов, ни кукурузы и даже моркови в Средние века никто не знал. Репа властвовала безраздельно. С раннего Средневековья крестьяне употребляли ее в пищу в сыром, вареном и кашеобразном виде, каждый день, килограммами. Культивировались и огурцы, они получили распространение по Европе со времен Карла Великого. За репой с огурцами «ноздря в ноздрю» шли редька, брюква и капуста, дополнявшие практически каждое блюдо. И, конечно, огородные растения, часть названий которых мы прочно позабыли: спаржа, будяк, купена, мята, лебеда, поташник, кудрявец, щавель, крапива, борщевник. Травы позволяли внести разнообразие в пищу простецов, лишенную специй. О специях непременно стоит рассказать чуть подробнее.

* * *

Средневековой пище катастрофически не хватало остроты. Никакого перца пяти видов, никаких стручков чили, которые сейчас легко найти в каждом крупном магазине. Только соль, хрен и уксус. Невеселые дела для гурмана.

Пряности, завсегдатаи практически любой современной кухни, в те времена стоили безумных денег. В основном это было связано с трудностью доставки специй на европейский рынок — ведь ни Колумб, ни Магеллан еще не совершили своих путешествий, а эпоха Великих географических открытий, установившая прочные торговые связи с экзотическими странами, была еще впереди. Когда в XI веке сельджуки захватили Багдад и Малую Азию, поток пряностей в Европу через Пиренейский полуостров почти иссяк. Рынок отреагировал автоматически: цены взлетели до небес, в результате чего специи и пряности в первую очередь служили символом высокого положения в обществе.

Сохранились средневековые рецепты, в которых используются несколько видов мяса, приправленных по крайней мере полутора-двумя десятками видов специй в самых жутких сочетаниях: ваниль с перцем или корица с паприкой. С точки зрения современной кулинарии это совершенно бессмысленно. Такое блюдо не может сохранить вкус основного продукта, и даже самые утонченные дегустаторы не сумеют различить в этой мешанине аромат составляющих.

Подобное кушанье готовилось не ради того, чтобы гость получал утонченное наслаждение — оно демонстрировало тем, кому блюдо подавали во время пира, богатство хозяина. Такая мода держалась вплоть до XVII века, когда резкое падение цен на специи сделало их не столь престижными. Сомнительные миазмы, исходящие от средневекового кабана на вертеле, приготовленного в замке какого-нибудь состоятельного герцога, заставили бы человека XXI века подавлять приступы тошноты, а вкус мяса в нынешние времена и вовсе невообразим — однако тогда это считалось явлением совершенно нормальным, более того, поощряемым и рекомендуемым с точки зрения этикета.

Что касается XIV века, то моду на пряности и приправы задавала Италия. Руперто ди Нола, шеф-повар при дворе Неаполя, оставил нам один из самых ранних рецептов популярной (и, надо думать, очень дорогой) приправы: 3 части корицы, 1 часть молотого имбиря, 2 части гвоздики, по желанию немного молотого кориандра и шафрана. Приправа неаполитанского шеф-повара сочетает в себе практически все популярные средневековые специи — и даже такую дорогую, как шафран, который, бывало, продавался на вес золота.

Интересно, что много лет считалось (и об этом написано во множестве трудов разной степени научности и популярности), будто специи использовались для того, чтобы замаскировать вкус и запах несвежей пищи — в основном лежалого мяса «с душком». При этом авторы таких опусов никогда не задумывались о том, насколько целесообразно тратить жутко дорогие пряности на обычное мясо, которое на господский стол исправно поступало каждый день. Зачем переводить продукт, который настолько ценен, на говядину «второй свежести», если можно отправить ее в котел в тот же день, как туша доставлена на кухню? Окорок испортился? Крестьяне привезут другой, какие проблемы?

Что же касается простолюдинов, им и вовсе ничего подобного никогда бы не пришло с голову — тут не до специй, был бы в котелке хоть кусок мяса... Если же убоину все-таки требовалось сохранить подольше, в качестве консерванта использовали простую соль, которая, кстати, тоже была совсем не дешева, а владельцы соляных копей сколачивали на ее добыче огромные состояния. Солонина — проверенный и надежный продукт, который был доступен всем, от крестьян до моряков и солдат в походе.

Еще одним нюансом употребления специй в Средневековье было то, что, стоя баснословно дорого, они являлись своего рода валютой. Неудивительно для продукта, путь которого до потребителя длится, в среднем, около двух лет! В средневековой Франции, например, 454 грамма (1 фунт) мускатного ореха можно было обменять на одну корову или четыре овцы. Пряностями можно было выплатить штраф или рассчитаться за покупки.

В приготовлении обычной пищи, не рассчитанной на званый пир или желание пустить пыль в глаза, пряности никогда не применялись. Их заменяли соусами из чеснока, лука и всевозможных огородных трав, а также уксусом и горчицей. Просто, привычно, вкусно, да и нынешняя кулинария постоянно оперирует этими немудрящими инструментами, не вызывая никаких нареканий.

* * *

Винопийцы. Из трактата Tacuimim sanitatis, конец XIV века.

Разумеется, обойти тему алкоголя мы никак не можем.

Пили в Средневековье много. Полтора литра вина или пива ежедневно на человека — это был вовсе не предел, а совершеннейшая норма. Даже детям предпочитали давать не воду, а разбавленное вино. К потреблению пива и вина вынуждало плохое качество воды, которую, как правило, не кипятили; вследствие того, что о болезнетворных микробах ничего не было известно, вода зачастую вызывала кишечные заболевания. Деревенские колодцы частенько становились источником дизентерии и прочих инфекций, а потому к воде, особенно стоялой, тогда относились весьма настороженно.

Впрочем, надо учитывать, что чаще всего средневековое вино не отличалось высоким качеством из-за неприемлемых условий хранения. Приходилось либо пить молодое вино, либо прибегать к процедурам, которые ухудшали его качество. Эти предосудительные фокусы были известны еще в Древнем Риме — например, распространенной практикой было добавление в вино смолы, которая позволяла ему храниться дольше, но придавала горечь. В XI веке Петр Дамиан, путешествовавший в Лимож в качестве папского легата, писал:

«Во Франции повсюду царит обычай смолить бочки прежде, чем наполнять их вином. Французы говорят, что это придает ему цвет, но многих иностранцев от него тошнит. У нас самих такое вино очень скоро вызвало зуд во рту».

Если основная часть населения прибегала к местному вину, чаще плохого качества, то высшие слои общества могли позволить себе дорогие вина из дальних стран. Высокой репутацией в позднее Средневековье пользовались кипрские, рейнские, мозельские, токайские вина, мальвазия. В более позднее время — портвейн, мадера, херес, малага. На юге предпочитали натуральные вина, на севере Европы, в более прохладном климате, — крепленые. Благодаря климатическому оптимуму Средневековья, виноград выращивали практически везде, даже на юге Скандинавии.

Вино использовали не только в трапезах, но и для изготовления лекарств; поскольку чистого высокоградусного спирта тогда не знали, вино вместе с оливковым маслом было лучшим растворителем. Вино в больших количествах использовала Церковь: никакая литургия не могла обойтись без него. Виноградное сусло даже использовалось вместо десерта, поскольку сладости, с огромным трудом доставляемые с Востока, продавались по большой цене, оставаясь предметом роскоши.

Многочисленные документы и литературные произведения оставили нам массу указаний на то, какие вина особенно ценились во Франции — например, из Бона, Турнона и Сен-Пурсена. Кстати, обед частенько завершался вовсе не вином, а неким напитком под названием «гипокрас», который охотно употребляли с десертом — вафлями из муки, воды, белого вина и сахара. В этом средневековые люди напоминали римлян, которые обожали горячий напиток «мульсум».

Рецепт гипокраса известен, он приводится в нескольких книгах.

«Возьмите четверть фунта лучшей корицы, отобранной на зуб, и половину четверти фунта отборной тонкой корицы, унцию отборного белого имбиря и унцию райских зерен (кардамона), шесть мускатных орехов и „garingal“ (?) вместе, и все вместе истолките. А когда вы захотите приготовить гипокрас, возьмите пол-унции, не меньше, этого порошка и две четверти фунта сахара, и смешайте с квартой вина парижской мерой».

Если сахара не было — а его чаще не было за чрезвычайной редкостью и дороговизной, — гипокрас готовили на меду. Стоит ли говорить о том, что этот напиток мог появиться только на дворянском или аббатском столе?..

И все же вино, несмотря на его массовое потребление, не являлось основным алкогольным продуктом, в отличие от эля (особенно любимого в Англии) и пива. Что касается пива, то именно Средневековье стало временем, когда в пивоварении был совершен фундаментальный переворот — пивовары начали применять хмель. Первое достоверное упоминание об этом эпохальном событии относится к XII веку, и с тех пор источники упоминают о пиве постоянно.

Пиво, которое во времена Рима считалось напитком грубых варваров или плебса, в позднем Средневековье заняло свое достойное место в рационе. Даже знать не отказывалась от удовольствия принять кружечку-другую хмельного напитка с божественным ароматом. Разумеется, это случилось еще и потому, что средневековое пиво по уровню качества шагнуло неизмеримо выше, чем те сомнительные напитки, которые употребляли кельты времен Цезаря.

Можем смело сказать, что пивоварение Средних веков — это едва ли не единственный прорыв, оставивший далеко позади римские достижения: в напитке хватало углеводов и белков, столь недостающих средневековому человеку витаминов и минеральных веществ. В отличие от вина пиво насыщало — недаром его уже тогда принялись именовать «жидким хлебом».

Лучшее пиво варили из проросшего ячменя (солода) с добавлением хмеля и злаков. Заметим, что в Англию культура пивоварения проникла только в конце XIV века с континента. В Северной Франции конкуренцию пиву составлял яблочный сидр.

А. Сванидзе в работе «Деревенские ремесла в средневековой Европе» особо упоминает, что «почти по всей Европе изготовлялись более дешевые ягодные и фруктовые вина. В Центральной и Северной Европе, где вино было дорогим, заготовляли много ячменного и хлебного пива. Употреблялись напитки из меда, который заменял Европе сахар. Обычно мед (как и воск) добывался из гнезд диких пчел или бортей — колод, поставленных в лесу для тех же диких пчел. Раннее Средневековье застало у европейских народов планомерное бортничество. Практика перенесения бортей с роем на участок стала началом культурного пчеловодства. «Правда» салических франков уже включает статью о краже ульев из-под замка или из-под крыши. В Северной Европе пасеки появились позднее, примерно с XIV в.».

* * *

Раннее Средневековье напрочь утратило еще одно достижение античности — культуру приготовления пищи. Конечно, Византия, как преемница Рима, сохранила многое из обычаев и кулинарных традиций, но постепенно это становилось уделом высшей знати. Античные кулинарные книги были прочно забыты, их тексты (такие, как трактат Апиция о поварском деле) сохранялись под спудом где-нибудь в монастырях. Надо также помнить, что единственным «поголовно грамотным» сословием было духовенство — смердам было не до чтения, да и не все дворяне овладевали наукой различать буквы.

Кстати, что касается легендарной книги Марка Габия Апиция, то до эпохи Возрождения она была известна только в единичных списках, и лишь потом, с изобретением книгопечатания, получила «второе рождение».

Однако, нам известны разные «поваренные книги», которые составлялись под нужды отдельных домашних хозяйств. М. Дефурно в «Повседневной жизни времен Жанны д’Арк» описывает один такой «трактат», который зажиточный парижанин составил специально для своей жены.

Меню того времени «отличалось сложными в приготовлении блюдами и соединениями, которые нам кажутся странными на вкус. „Супы“, нередко упоминаемые в числе легких блюд („entremets“), были, как правило, не жидкими, а протертыми, представляя собой нечто вроде густого пюре, вроде того удивительного „рагу из устриц“, рецепт приготовления которого приведен в разделе супов. „Обдайте устрицы кипятком и очень хорошо вымойте их, отварите, дайте стечь воде и натрите сырым луком или постным маслом; затем возьмите поджаренный хлеб или побольше панировочных сухарей и замочите их в гороховом пюре или отваре из-под устриц со сладким вином; затем возьмите корицу, гвоздику, стручковый перец и шафран, чтобы придать цвет, измельчите и разведите кислым вином и уксусом, смешайте все это вместе; затем измельчите ваш поджаренный хлеб и смешайте его или тертые сухари с пюре или устричным отваром, и прибавьте также устриц, если они недостаточно сварились“».

Однако Дефурно допускает ту же распространенную ошибку, о которой говорилось выше — он утверждает, будто специи служили для маскировки запаха несвежей еды. Человек Средневековья (не нищий и не сиволапый виллан) не был врагом своему желудку и вовсе не стремился скончаться от пищевого отравления, так что к еде он придирчиво принюхивался не меньше, чем мы сегодня.

Ели много — вопрос насыщения вместе с получением необходимого количества калорий стоял остро. Следовательно, ингредиентов уходило гораздо больше, чем мы привыкли. Например, для приготовления сладкой пшеничной каши с корицей нужно было 100 (!) яиц размешать в восьми пинтах молока. «Для приготовления одной яичницы надо было разбить 16 яиц, а затем добавить в них порубленные ясенец, руту душистую, пижму, мяту, шалфей, майоран, фенхель, петрушку, листья свеклы и фиалки, шпинат, лук-порей и толченый имбирь. Можно представить себе аромат всех этих пряностей — он, должно быть, был удушающим». Правда, средневековая кулинарная книга милосердно умалчивает о том, скольких человек должна была накормить такая яичница.

Когда в XIII-XIV веках, сначала робко, а потом потоком пошли в свет сборники кулинарных рецептов, начало складываться уникальное искусство приготовления блюд, в котором, как ни странно, вкус уступал первое место цвету. Пища должна быть прежде всего яркой, визуально привлекательной!

Здесь есть интересный нюанс: средневековый человек ненавидел серый цвет. Поэтому когда сегодня мы смотрим «правдивые» фильмы о Средневековье, где все носят исключительно серое или черное и живут в интерьерах голых каменных стен — это всего лишь устоявшийся недостоверный миф. Средневековье при любой возможности взрывалось настоящим фейерверком ярких цветов, поскольку это был простой и малозатратный способ отвлечься от трудной жизни.

Одежда, дом, еда — все подчинялось такому правилу: в жилище всегда были гирлянды и букеты цветов и яркие половики, женщины и мужчины без малейшего стеснения носили цветочные венки и украшали цветами одежды, яркая домашняя птичка стоила неплохих денег. Разумеется, мы сейчас говорим о жизни достаточно обеспеченных слоев населения.

Любовь к многоцветию оказала влияние и на кулинарию: широко применялись пищевые красители. Желтый цвет — цвет солнца, роскоши и золота — блюдам придавал шафран. Белый — миндаль. Для красного использовали ягоды земляники или вишни. На пиру высшим искусством повара считалось умение подать гостям нечто такое, что сочетало бы в себе кулинарию и развлечение. Например, можно соорудить из теста и картона парусный корабль, начиненный живыми птицами, который должен был стрелять из крошечных пушек и веселить гостей. О таких кухонных перформансах написано не одно пособие.

Наконец, развивался и столовый этикет — трапеза становилась важной частью «дворянской обрядовости», правил благовоспитанности, недоступных простецам.

«Искусный повар, служивший определенному хозяину, (maitre queta, а по-латыни — coquus), становился важной персоной в богатом доме. Как повседневная, так и особая трапезы представляли собой общественный акт, подчиненный правилам и демонстрировавший иерархию... Место за столом, порядок подачи блюд, способ прислуживать — все это было связано с приобщением тела к цивилизации и входило в обиход вместе с искусством застолья и хорошими манерами. Запрещалось плеваться, сморкаться, предлагать соседу кусок, от которого перед этим откусывал. Так в эпоху Средневековья происходило облагораживание пищевых привычек. Теперь ели не лежа, как римляне, а сидя. Пищу, конечно, продолжали брать руками, но строго по правилам, как это делали мусульмане. Во время застолья полагалось соблюдать надлежащее расстояние между сотрапезниками. Наконец, высшим материальным проявлением „цивилизации нравов“ стало изобретение вилки. Она была завезена из Византии через Венецию в конце эпохи Средневековья».

Ле Гофф Ж. Трюон Н. История тела в Средние века.

Крестьяне, да и большая часть горожан, разумеется, эдакую утонченность не приветствовали и знакомы с нею не были: что дозволено Юпитеру, не дозволено быку. Порой единственный горшок с похлебкой или супом на столе заменял обед и ужин всей семье, так что ни о каких изысках и речи не шло.

Однако именно в период позднего Средневековья произошло зарождение массовой «культуры еды». Признаком истинного аристократизма и благородства, отличительной чертой воспитанного человека стало не насыщение до отвала, как во времена раннего Средневековья, а удовольствие от разнообразной и хорошо приготовленной пищи. М.-А. Поло де Болье в труде «Средневековая Франция» пишет:

«Медицинские издания рекомендовали питаться в соответствии со своим состоянием, имея в виду социальное положение человека в обществе. Обеспеченный человек мог бы иметь проблемы пищеварения, включив в свой рацион трудноперевариваемую и тяжелую крестьянскую пищу. И в то же время простолюдины вряд ли бы усвоили изысканную и рафинированную кухню богачей. Существующие способы питания очень ярко характеризовали расслоение средневекового общества».

Впереди уже брезжила эпоха Возрождения — и там повара развернутся во всю мощь своего воображения и таланта, вдобавок зародится явление, в наши времена именуемое термином «рестораторство», когда в уличном кабаке обладатель достаточной суммы денег сумеет отыскать не только кислое вино и плохо прожаренное мясо, но и блюда, какие подаются на стол его светлости графа. Только плати деньги.

Впрочем, это дела будущего.

* * *

Сделаем некоторые важные выводы.

Первое: средневековая пища в абсолютном большинстве случаев была низкокалорийной, что компенсировалось ее количеством. Недостаточная энергетическая эффективность питания и малое количество белков приводили к уменьшению массы тела и роста — среднестатистический обитатель Франции XIV века считался «высоким» при росте в 170-173 сантиметра, а обычным при росте 160-165 сантиметров.

Повар на кухне. Миниатюра из трактата Kuchenmaistrey, Германия, ок. 1485 г.

Второе: рацион в основном был вегетарианским, чему способствовали церковные правила, доступность мяса дичи и пресноводной рыбы только для дворян и клира, неразвитые принципы животноводства и «хлебная» доминанта.

Третье: кулинария Средних веков показалась бы нам как минимум странной и как максимум абсолютно неприемлемой вне зависимости от социального статуса тогдашнего потребителя. В XXI веке мы пользуемся в основном кулинарными наработками последних двух-трех столетий, от средневековой рецептуры к нашим временам практически ничего не осталось, за крайне редкими исключениями: засолка огурцов и рыбы, пивоварение, использование корнеплодов (многие из которых вытеснены картофелем и морковью), приготовление медовых сладостей.

Четвертое: средиземноморская триада «пшеничный хлеб, вино, оливковое масло» через Средние века передана и нам. Эти три ключевых продукта античности сохранили свою важность в массовом питании доселе, пройдя через тысячелетия.

Тем не менее, при всех вышеприведенных проблемах, в XI-XIV веках численность населения Европы стабилизировалась и начала быстро расти — следовательно, при всех региональных голодовках, сбоях концепции массового питания, при отсутствии централизованной системы продовольственной безопасности по типу римской, жизнь вовсю продолжалась и, главное, возрастало качество жизни. Согласимся, что в сравнении с тотальной демографической депрессией Темных веков, это было серьезное достижение.

Впрочем, если некий удивительный случай вас неожиданно забросит в 1300 год, мы категорически не рекомендуем пить сырую воду и советуем приготовиться к тому, что пища окажется невкусной, пресной и, прежде всего, растительной. Рай для вегана.

Назад: Глава I. Невероятные приключения климата

Дальше: Глава III. Идите в баню!