После смерти отца Иоанна в доме постоянно бывали: Василиса Захаровна, Лидия Петровна Дандич, диакон Иоанн Попондопуло, Константин Никифорович Гулевский, служивший в алтаре Александро-Невского храма, а после его закрытия прислуживавший батюшке во время богослужений в келии, приемная дочь отца Иоанна Шурочка и Матрена Гавриловна (баба Мотя), верно служившая батюшке при его жизни, а после смерти ставшая правой рукой младшей дочери отца Иоанна Варвары Иоанновны.

Незадолго до своей смерти отец Иоанн благословил Матрену Гавриловну серебряным складнем с Иверской иконочкой Божьей Матери в середине, который он всегда носил на груди, и одел его на нее. Матрена Гавриловна носила его до своей смерти в 1989 г., и зная хорошо, любя и почитая Архимандрита Модеста, перед своей кончиной, передала этот образ отцу Модесту. Об этом мне, многогрешной рабе Божьей Ирине, рассказал Приснопамятный о. Модест и благословил меня недостойную этим образком.

Баба Мотя вынянчила дочь Николая ныне здравствующую правнучку отца Иоанна Галину, водила ее в церковь, рассказывала ей о батюшке и передала ей слова отца Иоанна о том, чтобы после его смерти гробничку не накрывали плитой — земелькой с могилы батюшки исцелялись многие верующие люди, в частности, родной брат Галины — Иван Николаевич Курбатов. Вот что об этом пишет свидетельница его чудесного выздоровления Е.Н. Сахаджиева.

«Это случилось в 1971 г. Однажды вечером, возвращаясь, домой, Иван Николаевич получил ножевое ранение в живот. Входное отверстие от стилета было небольшим, чувствовал он себя удовлетворительно и, заклеив ранку лейкопластырем, лет спать.

Утром ему стало так плохо, что пришлось вызвать скорую помощь, которая отвезла его в клинику госпитальной хирургии. Диагноз: ножевое проникающее ранение с нарушением целостности кишечника в трех местах, перитонит.

Сделали операцию — положение ухудшилось, повторная операция.

Родных предупредили: положение очень опасное. Я, — пишет Евгения Николаевна, — неоднократно посещала его и, как врач, понимала: надежды никакой нет.

Мать, ломая руки от горя, пошла на могилку отца Иоанна и плача, молила о помощи, затем взяла землю и тайком насыпала под простыню умирающему сыну.

Началось медленное выздоровление. Изумлению врачей не было предела.

После такого перитонита не осталось даже спаек в кишечнике. Сейчас Иван видный, высокий мужчина «косая сажень» в плечах. Я смотрю на него, вспоминаю как он метался в бреду, как погибал…

«Чудо!» — заканчивает свой рассказ Евгения Николаевна.

«После смерти отца Иоанна трех его послушниц забрали к себе добрые люди, так как послушницы своего жилья не имели.

Матрена Гавриловна взяла к себе прозорливую Анну Антиповну, которая жила у нее до самой своей смерти. Умерла Анна Антиповна в августе 1956 г. и похоронена в одной оградке с отцом Иоанном — налево от его могилы. Часто гостила у бабы Моти и Дунечка горбатенькая, она хорошо шила матерчатые комнатные башмаки и этим кормилась сама и помогала ближним, о дальнейшей судьбе третьей послушницы батюшки Ульяны известно только, что и она не осталась без присмотра и умерла после войны, (из воспоминаний невестки отца Иоанна Папандопуло — А.Ф. Папандопуло).

Коллега Е.Н. Сахаджиевой Попова Любовь Ивановна оставила нам письменное свидетельство о судьбе Александро-Невского храма, в котором отец Иоанн служил настоятелем: «Наша семья Поповых переехала в г. Ростов-на-Дону в 1935 году. Меня отдали на учебу в школу № 14 в V класс. В это время мы учились во 2-ой смене. И я, возвращаясь домой, проходила мимо этого чудесного Храма.

Однажды в апреле 1936 г., как раз перед Пасхой, я возвращалась домой и вижу: улица перед Храмом огорожена канатами. Вокруг было много людей, стояли милиционеры и никого не пропускали, так как должны были разрушить Храм. Я слышала какие-то удары, грохот — было страшно, смеркалось. Пожилые женщины плакали, просили не разрушать церковь, но тщетно… удары сыпались один за другим. В этот вечер безумцам удалось свалить колокольню, но церковь устояла, разрушали ее еще несколько дней…

Видя мои слезы и страх, одна женщина проводила меня до дома.

Отец мой, взволнованный моим опозданием, узнав причину, процедил сквозь зубы: «Проклятые души!», но тогда я не поняла, кому это было адресовано». Продолжаем воспоминания Ольги Литвиновой. «Я хорошо знала Анну Антиповну, Ульяну и горбатенькую Дунечку. Они часто приходили в наш дом во время войны — молились вместе с моей мамой. Мой 19-летний брат Василий был на фронте, мама плакала, молилась Господу о спасении сына, а Анна Антиповна говорила: «Молись, молись, Господь услышит».

Однажды, перед концом войны, она сказала маме: «Вымолила ты своего Васю, вернется он живой, но раненный. Приехал мой брат с фронта кавалером двух солдатских орденов Славы, раненный, но слава Богу жив и по сей день. Я помню мама меня возила в Батайск во время войны, туда приезжали батюшкины послушницы и другие верующие люди для утешения в общей молитве. В Батайске жили двое, Христа ради, юродивых. Филечка и болящий Володя — от рождения прикованный к постели.

Они молились за всех, люди в это тяжелое время приносили кто, что мог, вместе трапезовали в праздники, молились, утешаясь взаимной любовью и верой в Господа.

Я выросла, закончила библиотечный техникум и поступила в институт. Жили мы за полотном железной дороги на улице Верхнежелезнодорожный проезд, ходили по рельсам пешком. Иногда, в особенности вечером, не слышно было приближающегося поезда — были жертвы.

Анна Антиповна очень жалела меня и говорила моей матери: «Вам не жалко Ольгу? Не нужен ей этот безбожный институт. Пусть лучше выучится на портниху».

Она все предвидела, но я не послушалась ее и постоянно возвращалась домой с мокрыми ногами, застудила колени и всю жизнь мучаюсь от болей в коленях и трофических язв». Заканчиваем воспоминания Е.Н. Сахаджиевой: «После смерти отца Иоанна я постоянно бывала в его доме. Мы с Колей учились в 13 школе (бывшей Екатерининской женской гимназии, где отец Иоанн преподавал Закон Божий).

Коля жил в молельне отца Иоанна. Так пролетели годы учебы. Мы окончили школу и поступили в вузы.

Началась Великая Отечественная война. Мы, одноклассники, проводили Николая в армию. Старший брат его Георгий уже воевал. Отец с матерью остались одни.

Дом отца Иоанна находился между 29 и 31 линиями, а 29 линия имела тогда огромное стратегическое значение. Она вела к переправе через Дон, по ней отступала наша армия, немцы пытались разбить переправу и нещадно бомбили этот район. Однако дом отца Иоанна и прилегающие к нему дома не пострадали, и люди живущие в них остались целы и невредимы. Старожилы говорили: «Это наш батюшка родненький молится за нас». Разве это не удивительно?

Когда Ростов переходил в руки к немцам, они первым делом отстреливали уличных собак (немцы панически боялись эпидемий) и собаки, каким-то особым чутьем чувствовали приближение немцев и прятались. Во время оккупации не слышно было собачьего лая на улицах. В 1943 г. утром меня разбудила мама: «Женя, Женя», немцы ушли! Слышишь, собаки лают? Я выглянула в окно: на мостовой происходило невероятное: собаки, сбившись в кучу, кувыркались и радостно лаяли на всю Нахичевань.

В конце войны в Берлине встретились два брата, Георгий и Николай — подполковник и сержант. Оба прошли всю войну, дошли до Берлина и вернулись домой без единого ранения. Разве не молитвы их деда отца Иоанна спасли их?

Николай с вещмешком за плечами шел по городу, спешил к родным, проходил мимо роддома, в котором я работала, а я в это время вышла на минуту на улицу. И вот первое знакомое лицо — мое! Радости не было предела. Мать и отец дождались сына.

Пролетели 5 лет. Оба брата Курбатовы женились. У Николая родилось два сына: Иван и Сергей, а у Георгия: сын Михаил и дочь Татьяна. Однажды, во время моего дежурства, к нам поступила Ольга, жена Николая и я приняла на свои руки их долгожданную дочь Галину. Я стала «скорой помощью» для семьи отца Иоанна.

Мать Галины — Ольга умерла в 1990 году, а Николай через 7 лет в 1997 г. скончался от тяжелой болезни почек. Он стойко переносил страдания, старался не быть в тягость любимой дочери, которая уже закончила мединститут и имела двух детей Катю и Антона.

Перед смертью Николай достал Казанскую икону Божьей Матери, поставил ее на столик возле своей кровати и стояла она там до его кончины — 12.07.97 года.