Книга: Американская грязь
Назад: 7
Дальше: 9

8

В ту ночь, когда Лидия узнала, что Хавьер и Ла-Лечуса – один и тот же человек, она долго лежала в темноте с открытыми глазами. Лидия с Себастьяном всегда считали, что женатые люди имеют право на некоторую обособленность и не должны рассказывать друг другу все подряд. Она полюбила будущего мужа в том числе и за это: Себастьян не вытягивал из нее ответы на слишком личные вопросы, почти никогда не ревновал и не пытался разрушать или контролировать ее отношения с друзьями-мужчинами.
– Ты отдельная личность, ты взрослая женщина, – сказал он ей еще до помолвки. – А я – твой возлюбленный. Если мы поженимся, это будет значить, что ты выбрала меня. Надеюсь, каждый день ты будешь заново выбирать меня.
Лидию смешило старомодное слово «возлюбленный», но идея Себастьяна привела ее в восторг. До встречи с ним она была уверена, что брак непременно означает потерю личной свободы. И очень воодушевилась, узнав, что это не так. Оба они были людьми порядочными и считали себя современными. Они не скрывали друг от друга ничего серьезного, но Лидии нравилось иметь свой собственный, потаенный шкафчик, доступный лишь ей одной.
Так что не было ничего предосудительного в том, что она не рассказывала мужу о Хавьере, однако в тот момент, разумеется, все резко изменилось. Лидия так и не сомкнула глаз до самого утра, до того момента, когда Себастьян, как обычно, поцеловал ее в лоб и направился в ванную. Она села в постели, и от этого резкого движения у нее скрутило живот.
– Себастьян, – начала она.
Лидия было подумала: может, лучше ни о чем напрямую не рассказывать, а позадавать вопросы? Она понимала, что, как только во всем признается, их дружбе с Хавьером придет конец; в глубине души она уже начала оплакивать свою потерю. Ей очень хотелось, чтобы вся история оказалась неправдой, обыкновенным недоразумением.
Муж обернулся к ней в сером полумраке спальни.
– Что такое?
По одному лишь тону Лидии он сразу все понял. Подойдя к постели, Себастьян сел рядом с женой.
– Он мой друг, – призналась она.
В то утро Себастьян остался дома. Он позвонил своему редактору и сказал, что собирается проверить одну зацепку и в офис приедет только во второй половине дня. Вместе с женой они сидели на незаправленной постели и говорили в течение нескольких часов, пока свет за окном менял краски: с серого на розовый, с розового на солнечно-желтый. Когда пришло время собирать Луку в школу, оба ходили как в тумане.
– Давай сегодня я сам его отвезу, – настоял Себастьян. – А ты подожди меня дома.
Стоя под душем, Лидия плакала.
Когда муж наконец вернулся, они продолжили разговор за кухонным столом. Мокрые волосы Лидии дыбом торчали у нее на макушке, лицо припухло.
– Есть ли хоть какой-то шанс, что ты ошибаешься? – спросила она, скрестив на груди руки.
Лидия знала ответ, но все это казалось ей какой-то бессмыслицей. Голова у нее шла кругом.
Себастьян впился в нее глазами и твердо сказал:
– Нет.
Лидия кивнула:
– Материал про «Лос-Хардинерос», над которым ты работаешь… там что-то говорится про него самого?
– Да там почти все про него, про его приход к власти. Разоблачение в стиле «Всем привет, теперь я здесь главный авторитет».
Склонив голову набок, Лидия потерла рукой лоб.
– Я не знаю, что мне теперь делать, – прошептала она. – Вся эта история кажется совершенно невероятной.
– Делать ничего не надо.
– Просто в голове не укладывается. Ведь я знаю его.
– Да, Лидия, я понимаю. Он обаятельный мужчина, настоящий эрудит. Но еще он очень опасный человек.
Она вспомнила глаза Хавьера, какими беззащитными они казались всякий раз, когда тот снимал очки. «Опасный»? Это слово совсем к нему не подходило.
– Я знаю, как трудно в это поверить. И понимаю, как тебе сейчас тяжело. Мне очень жаль, правда. – Выдержав паузу, Себастьян продолжил чуть изменившимся тоном: – Но он убивал людей, Лидия. Множество раз. Этот мужик с ног до головы в крови.
Этот мужик. Лидия снова мотнула головой. Себастьян поднялся, обхватил пальцами спинку своего стула, придвинул его к столу.
– Он совсем не такой, каким тебе казался.
– Но ты ведь сам говорил вчера: «Лос-Хардинерос» не такие жестокие, как остальные картели.
Он ведь и правда так говорил, черт подери! Лидия открыла окно, и в кухню ворвался шум дороги.
– Дорогая, я тебя люблю. Я люблю твою преданность и порядочность. Но сейчас речь идет об убийце. С особой жестокостью или без, этот человек – успешный наркобарон. Когда убиваешь в таких количествах, убийство становится привычкой. Пусть на его совести чуть меньше мертвых детей, ну и что с того? Подобная умеренность – не следствие добродетели. Это его чертова бизнес-стратегия. Этот парень убьет кого угодно, если сочтет это выгодным.
– Не кого угодно, – едва слышно возразила Лидия. – У него есть дочь.
Опершись руками о спинку стула, Себастьян уронил голову и уставился в пол.
– Себастьян, послушай. Я понимаю, звучит все это безумно. Но я ведь не наивная девочка, так? Я ведь не идиотка, правда?
– Ты самая умная женщина из всех, кого я знаю.
– Я… я просто пытаюсь все это переварить. Соотнести все то, что ты мне рассказываешь, с образом того Хавьера, которого знаю я.
– Да-да, понимаю.
– И это очень сложно.
– Я и представить себе не могу насколько.
– Ведь я и правда знаю его, Себастьян. Знаю. Как ты и говоришь, он действительно очень умный. В другой жизни он мог бы стать хорошим человеком…
– Но это не другая жизнь, Лидия. Он не стал хорошим человеком.
– Но, может, у него еще есть шанс. Вот что я пытаюсь до тебя донести. Люди – сложные создания. Пусть он именно такой, как ты говоришь. Но в нем есть и другая сторона. В нем живет измученная душа поэта, полная скорби. Он остроумный. И добрый. Может, он еще сумеет измениться.
– Погоди. – Хавьер окинул жену внимательным взглядом. – Погоди-ка, Лидия. Ты что, в него влюблена?
– Что?
– Влюблена или нет?
– Себастьян, не говори глупостей. Сейчас не время для сцен ревности.
Мужчина покачал головой:
– Но есть ли у тебя к нему какие-то чувства?
– Ничего такого. Я его люблю, но…
– Ты его любишь?!
– Он мой друг! Настоящий друг. Человек, который очень много для меня значит. – Лидия уперлась ладонями в коленки и взглянула на мужа снизу вверх. На окне зажурчала и выдохнула кофеварка. – Его отец тоже умер от рака.
Себастьян отодвинул стул и снова сел.
– Ох, Лидия.
С отцом своей жены Себастьян так и не успел познакомиться, но смерть этого человека оказала такое мощное влияние на жизнь Лидии и на их зарождавшийся роман, что к покойному тестю он испытывал по-настоящему родственные чувства. Себастьян знал о нем буквально все. Например, когда Лидии было двенадцать (уже не самый подходящий возраст для мишек), ее главный плюшевый любимец получил ранение в нос. Лидия была убита горем и одновременно стыдилась своих чувств. А мишка мучился и рассыпал внутренности по всему дому. Тогда ее отец, не говоря ни слова, сходил в аптеку и вернулся оттуда с пакетом. Пакет он положил на кухонный стол, под лампу на штативе, и велел дочери принести из комнаты мишку. Очень осторожно Лидия доставила любимца на кухню, которая к тому моменту превратилась в операционную. Стол был затянут целлофаном. Ее отец стоял в маске и резиновых перчатках. Под лампой мерцали хирургические инструменты: игла, нитки и лоскут кожи. Отец пришил медведю полностью новый кожаный нос.
А еще Себастьян знал, что покойный тесть никогда не ел зеленых овощей, кроме лимской фасоли, с детства имел на ноге длинный шрам из-за несчастного случая на лодке, а на концертах любил громко подпевать артистам и, случалось, ужасно при этом фальшивил. Только раз в жизни Лидия видела, как отец плачет: когда Оскар Де Ла Хойя выиграл золото на Олимпиаде 1992 года в Барселоне. Себастьян испытывал такие нежные чувства к этому человеку, что порой ему приходила в голову мысль: возможно, будь тесть сейчас жив, Себастьян интересовался бы им куда меньше. На девятой неделе их романа они с Лидией смотрели футбольный матч на стадионе «Асуль» в Мехико, и в этот момент ей позвонили с ужасной новостью. Хотя рак развивался медленно, скончался отец Лидии внезапно и стремительно. Все случилось 24 октября 2003 года, за неделю до Dia de los Muertos. По словам врачей, его последние слова были: «Скоро праздник. Мне нужно подготовиться».
Лидия и Себастьян сразу же ушли с матча, и он повез ее сначала к себе домой, а потом обратно в Акапулько; ехали они всю ночь. Ее одежда лежала кучей на заднем сиденье. Она не понимала, что нужно взять, поэтому сгребла все в корзину для грязного белья. Сидя в темноте, Себастьян держал ее за руку; возле Куэрнаваки ему пришлось остановиться – Лидия испугалась, что ее вот-вот вырвет. В ту неделю он несколько раз ездил в Мехико и обратно: чтобы взять одежду, уведомить преподавателей о сложившейся ситуации, отвезти ее друзей на похороны, а потом, объединив усилия с ее матерью, уговорить Лидию не бросать колледж.
В каком-то смысле Себастьян всегда считал эту трагедию своего рода цементом, скрепившим их союз. Они уже догадывались, что влюбляются друг в друга, но именно личное горе стало для Лидии лакмусовой бумажкой, обнаружившей характер Себастьяна во всей полноте. В нем появилось непривычное постоянство. Он всеми силами пытался восполнить недостающие фрагменты ее жизни. Поэтому, когда она упомянула эту маленькую деталь, объединявшую ее с Хавьером, – смерть отца от рака, – Себастьян сразу понял, насколько важным был для Лидии этот общий опыт.
– Сколько лет ему было? – спросил он. – Когда умер его отец?
– Одиннадцать.
– Ужасно! – Себастьян поморщился.
Лидия вынула из шкафчика две кружки и налила в них кофе. Одну она поставила перед мужем, а другую взяла себе и снова села за стол. Подтянув к себе коленки, обхватила их руками.
– Себастьян, мне кажется, он влюблен в меня.
Ее муж надул щеки и с шумом выпустил воздух.
– Maldita sea, – выругался он. – Кто бы сомневался.
В краткосрочной перспективе изменилось немногое: Себастьян стал чаще звонить и время от времени заходил в книжный, чтобы проведать жену. Раз пять в день он слал ей эсэмэски, и даже если Лидия была занята, она сразу отвечала, чтобы муж не волновался. Все было в порядке. Неделю спустя, увидев в дверях Хавьера, она страшно запаниковала. Спрятав под прилавком телефон, Лидия написала Себастьяну: «Он здесь. Перезвоню».
В руках Хавьер держал какой-то сверток, и глаза его сияли ярче обычного. Всем своим видом он показывал, что очень ждет, когда покупатели разойдутся, но Лидия не спешила их отпускать, страшась оставаться с ним наедине. Когда последняя пара посетителей направилась к выходу, так ничего и не купив, Лидия крикнула им вслед: «Вам все понравилось?» Ответа она не услышала. Один из них, мужчина, просто кивнул, и, отворив дверь, оба удалились под тревожный звон колокольчика. Дрожащими руками Лидия помешала сахар в кофе Хавьера.
Сидя на своем табурете, мужчина широко улыбался.
– Кое-что для тебя. – С этими словами он положил бумажный сверток на прилавок и чуть придвинул его к Лидии.
Упаковка была неброской: простая коричневая бумага, никаких ленточек – однако от этого подарок, врученный в среду утром без всякого повода, не терял своей особой значимости. Как бы то ни было, Лидия распаковала его. Внутри оказалась деревянная матрешка, напоминавшая по форме арахисовую скорлупу, высотой примерно как рука Лидии от кисти до локтя, с едва заметным шовчиком посередине. Раскрашена она была по-праздничному: черные волосы, розовые щеки, желтый фартук, красные розы. Прощупав пальцами шовчик, Лидия открыла матрешку и увидела ее сестру-близняшку, только поменьше. Лидия раскрывала этих куколок снова и снова и всякий раз обнаруживала внутри уменьшенную копию предыдущей фигурки.
– Это русские матрешки, – сказала она.
– Да. – Хавьер наблюдал за ее реакцией. – Но на самом деле они – это я. Продолжай, ты не закончила.
Разняв очередную рассеченную фигурку – высотой с ее большой палец, – Лидия добралась до самой маленькой сестрицы. Ярко-бирюзовая и самая красивая, она была расписана наиболее искусно. Лидия зажала фигурку между пальцами и принялась разглядывать замысловатую серебряную филигрань.
– А это ты. – Хавьер ударил себя кулаком в грудь. – Muy dentro de mi.
Лидия заморгала, пытаясь остановить слезы, но они все равно предательски заблестели в уголках ее глаз. Мужчина истолковал их по-своему и улыбнулся еще шире:
– Тебе нравится?
– Очень. Спасибо!
Она шмыгнула носом и под пристальным взглядом Хавьера начала поспешно собирать матрешек обратно. Тот заметил, что Лидия не пытается соединять половинки аккуратно, чтобы нижняя часть соответствовала верхней, – знак, что что-то по-настоящему пошло наперекосяк.
– Что случилось, mi reina?
Покончив с матрешками, Лидия снова завернула их в коричневую бумагу и положила под прилавок рядом со своим мобильным. Разговор намечался не из легких, поэтому она решила обо всем сказать прямо.
– На прошлой неделе я узнала кое-что плохое, – начала Лидия.
Хавьер нахмурился и подался вперед, слушая.
– Про тебя, – добавила она.
Он откинулся на спинку стула и еще сильнее сдвинул брови. В воздухе надолго повисла тишина, которая затем внезапно оборвалась от звона дверного колокольчика: в магазин вошла дама средних лет. Пробивая для нее три блокнота, три дорогие ручки и поздравительную открытку, Лидия так и не смогла улыбнуться. Беспокойство Хавьера, словно темное заклятье, расползалось вокруг, трепетало у нее в груди. Мужчина сидел ссутулившись, спрятав ладони между сомкнутых колен. Когда покупательница удалилась, Лидия подошла к двери. Щелкнув замком, она перевернула табличку: «Сerrado».
Они сидели по разные стороны прилавка и изучали друг друга. Лидия пристально смотрела Хавьеру в глаза, и оба не отводили взгляда.
Наконец мужчина заговорил.
– Я думал, ты знаешь. – Голос его звучал натужно, хрипло.
По-прежнему глядя ему в глаза, Лидия помотала головой:
– Откуда мне было знать? И как?
Глаза Хавьера за линзами очков казались даже больше обычного. Когда он вновь заговорил, его губы дрожали:
– Мне кажется, почти все знают. Вот я и надеялся, что… что для тебя все это просто неважно. Потому что ты знаешь, что я за человек. Видишь, какой я на самом деле.
– Да, вижу, даже сейчас. Но, Хавьер, другая часть твоей личности, которая мне не известна… Просто в голове не укладывается. Она ведь тоже настоящая, да?
Он наконец отвел глаза. Потом заморгал, снял очки и протер стекла полой рубашки.
– Я люблю тебя, – сказал он.
– Я знаю.
– Нет, не знаешь.
Лидия сжала губы.
– Я влюблен в тебя. Влюблен.
Она лишь покачала головой.
– Лидия, ты мой единственный друг. Единственный человек, которому от меня не нужно ничего, кроме искренней радости общения.
– Неправда.
– Правда! Когда мы не вместе, я тоскую по тебе. Ты не представляешь, какое ты приносишь мне счастье. Только ты и Марта, больше у меня никого нет. Остальное – пыль. Я бы все это бросил, если бы мог.
– Так бросай! – Лидия хлопнула ладонью по прилавку. – Бросай!
Улыбнувшись, Хавьер печально взглянул на нее:
– Это не так устроено.
– Все устроено так, как ты велишь! Ты же хефе!
– Да. Но если я уйду, что будет дальше? Что случится с Акапулько, если я возьму и все брошу? Сколько невинных людей погибнет, пока они там будут бороться за мое место? – Он поставил локти на прилавок и в отчаянии ухватил себя за волосы. – Я ведь никогда не стремился к этой жизни. Все произошло само, по несчастному стечению обстоятельств.
Где-то на поверхности сознания Лидия чувствовала: так быть не может. Даже если это оказался лотерейный билет, Хавьер сам выбрал и купил его. Чтобы добиться такого положения, он наверняка совершил не одно злодеяние. Сколько их было? Какие? Какая-то смесь страха и печали помешала Лидии задать этот вопрос вслух. Она не решилась ставить под сомнение его оправдания.
– Так что вот. Я оказался тут. – Хавьер смотрел на нее с мольбой. – Бросить не получится, Лидия, увы. Но не это определяет меня как личность.
Лидия чувствовала, как возражения лихорадочно пульсируют у нее в голове. «Разумеется, именно это определяет тебя как личность», – не сказала она вслух. Сомкнув глаза, она почувствовала, как Хавьер взял ее за руку.
– Пожалуйста, попробуй меня понять, – сказал он.
Неделю назад, обнаружив фотографии Хавьера в папке у мужа, Лидия испытала мучительную боль. Так редко она ощущала с кем-либо настолько подлинную и глубокую связь. Одна только мысль об этой потере приносила Лидии чудовищное горе. Но вот теперь, в то время как Хавьер сидел перед ней, сжимая ее руки в своих, и все ее страхи подтвердились, стало ясно: перед ней – безжизненные останки былого чувства. Любовь, которую она испытывала к своему другу, уже начала улетучиваться. Она парила рядом, словно призрак, размытый и безжизненный, но уже не принадлежала Лидии. Ее привязанность погибла, вытекла, как вытекает кровь из трупа. Женщина сжала пальцы и почувствовала запах формалина. Хавьер с грустью пристально смотрел ей в глаза, и на стеклышках его очков она увидела брызги крови.
Назад: 7
Дальше: 9